Когда Черт в твоем Омуте — Дешевка (СИ) - "Grafonorojdennuy" - Страница 82

Недомолвки копились. Сны навевали тоску. Ты ходил, но не жил. Ты ел, но не чувствовал вкуса. Ты срывался в мои объятия, как в спасительный круг. Ты целовал меня, ища в поцелуях спасение. Но утешения не просил. Ты ходил гордец гордецом. Делал вид, что способен справиться.

Я помогал. Я не настаивал. Я ждал.

И дождался.

Ты пришел в тот вечер… умоляю… ты был очень странным, я не понимал, что с тобой… замолчи, замолчи… на вопросы ты не отвечал… Томми, родной мой… ты пошел на кухню, ты даже не посмотрел на меня… Господи, прошу… я не последовал за тобой, я ждал в спальне… не надо снова…

Ты вошел в комнату, шатаясь. Твои глаза были мутными. Но пахло от тебя не пивом, а кофе. А ещё — женскими духами и мокрым асфальтом. Ты вымок под дождем, что пошел под вечер. Ты сутулился, твои руки дрожали. Ты припадал на одну ногу — у тебя болело колено. Я не позвал тебя, и все-таки ты посмотрел в мои глаза. Ты смотрел долго — и я понял тогда, что именно ты хочешь там видеть. Я дал тебе это. Дал столько, сколько ты только мог взять. Ты хотел этого, а желания несчастной жертвы для меня — священны.

Ты помнишь, что сказал мне в следующий миг? Ты помнишь стон, что вырвался из твоей глотки? Ты помнишь, как кинулся ко мне на шею?

Ты помнишь, как горе поглотило тебя? Ты не нужен, не желанен, не любим.

Такая мука. Не передать словами. Прости, мой милый, я пыталась любить тебя, сильно, по-настоящему, но… Все безуспешно. Боюсь, все это было ошибкой. Чувств никогда не было. Я никогда не любила тебя на самом деле. Прости меня. Прощай… Нет! Нет! Тридцать лет! Тридцать лет, Элли! Нет! Не верю!..

Не верь, мой Аллег. Я с тобой. Я здесь. Разве не чувствуешь?..

Ты отдаешься людям до конца. Ты ищешь в них ответную отдачу. Ты веришь, что найдешь однажды — глупость. Но я спасу тебя и упрежу ее. Я здесь. Я — тот, кого ты любишь. Я — тот, кто тебе нужен. И я хочу тебя. Иди ко мне — и расскажи мне все. Я чувствую, как бьется твое сердце.

Мой риталин в твоей крови. Ты поседел, ослаб, хоть и не сильно. Стресс, старость, что-то с головой… Ты веришь в гибель. Что может быть слаще?

Всего один лишь взгляд. Глаза сверкают. Вот он — ответ. Вот она — поддержка. Мой милый мальчик. Мой лисенок. Слова — как целебный бальзам на израненную душу. Все хорошо, Аллег. Я здесь. Я люблю. Ты дорог мне. Не отпущу, не уйду, не оставлю… И все безмолвно.

Все надуманно. Тебя провели, несчастный. Тобой… тобой… тобой…

Я целовал тебя. Я гладил твою кожу. Я обнимал, я накрывал собой. Шептал все-все, что было нужно — и наслаждался. Упивался.

Боль. Она текла из твоего рта, из глаз, пронизывала разум. Каждое движение — ее тревожный трепет. Я сцеловывал ее. Боль. Она — предтече крови. Ещё чуть-чуть, ещё немного… и ты мой. Скажи мне все, а не молчи. И поцелуй — так будет легче. Мой Аллег. Мой. Мой, мой, мой… Ты весь дрожишь. Ты так открыт, так… сладок. Кричи и плачь. Зови и отвечай. Мой Аллег. Мой…

Ты помнишь, как я лежал там под тобой? Ты помнишь, как моя рука скользила по твоим белесым прядям? Конечно, помнишь. И бережешь — пример любви, искренней и бескорыстной.

Мой милый Аллег. Мой милый глупый Аллег.

Тобой воспользовались. Об твое чувство вытерли клыки. Ты был не нужен. Только Боль. Только ощущение власти над чужой жизнью.

Тогда я понял — хочу, как можно дольше. Хочу, чтоб каждый миг полнился тобой, твоим несчастьем, твоей печалью. Той самой мукой, бесконечной и живой. А под конец — спокойствием и тишиной, довольством и наслаждением. Пусть отойдет от тела жизнь, пусть смерть приблизится. И не получит не крупицы от Тебя — только оболочку. Душа твоя — моя. В крови твоей я найду выход. Ты должен стать моим триумфом — ты им станешь. Ты уйдешь — и проводы устрою я. Мой Аллег…

Жизнь просеяла меня сквозь дюжину душ, чтобы привести к тебе. Ты — мой лучший нектар смерти. Мой магнум опус. Я люблю тебя.

Люблю, люблю, люблю. Ты мой, и так будет навеки. Ты веришь, что Томми может заменить меня? Ты веришь, что спокойствие когда-нибудь придет? Ох, дурачок. Почти два года я с тобой — а впереди ещё десятки лет. И наша ночь. И та квартира, и тот дом. Тот вечер. Продай, сожги, попробуй уничтожить их, но помни — из головы они не выйдут никогда. Я покорил тебя. Я отобрал тебя у мира. Ты мой. Мой Аллег…

У смерти нет лица. Для меня она бессильна. Я — чудовище из древних легенд. Сын тени, внук темноты и правнук Тьмы. Я — Кровопийца, смертный Демон. Их. И твой. Вам было предначертано… А впрочем, не так важно. Похвальба не красит — пусть она хоть сотни тысяч раз правдива и справедлива.

Зачем мне секс с тобой? Ты хочешь? Пожалуйста. Меня пленяет близость твоего конца. Ты бесконечно мой. И сила, что плещется… точнее, плескалась некогда… в тебе, теперь бурлит и бродит в моих жилах. Ты мой до кончиков нервных окончаний. Ты мой — и этого не изменить никому. Я стал мужчиной, и все из-за тебя. Ты подарил мне мужество, открыл глаза, ты успокоил…

Ты выпит почти полностью. Ты почти сломлен. Ещё немного — и я все завершу. Я приду к тебе. Я буду рядом. Сны повторятся. Кошмары не исчезнут. Мои клыки — на твоем горле до конца. И в Омуте, в твоем маразматическом сознании, я — твой Черт и твой Владыка. Мое лицо навек…

— Так все, достаточно!

Телефон вырвали из его рук. Кто-то рядом говорил что-то высоким, дрожащим от переполнявших его эмоций голосом. Кто-то отвечал.

Это важно? Аллег так не думал.

Он долго сидел, глядя в одну точку. Вакуум. Никаких мыслей. Защита? От чего? От того, что внутри? Или от того, что снаружи?..

Его подняли за руки. Посветили в глаза. Чуть встряхнули. «Мистер Клайптон должен будет это объяснить», — как сквозь вату сказал первый, седой, высокий и очень злой. Черные глаза сверкали из-под кустистых бровей. Тот другой, что был моложе, ответил что-то неслышно. Они заговорили.

Глухо. Все было глухо. Сам мир — как через матовое стекло. Щит. Аллег глубоко вздохнул. Ему не хватало воздуха. Что же делать?..

Домой. Ему нужно домой. Как он сам не догадался? Домой…

«Посидите здесь, мистер Тэрренс», — сказал тот, что помоложе, усаживая его обратно в кресло. «Простите меня, мистер Тэрренс», — сказал тот, что постарше. За что? Это он должен извиняться…

Куртку — на плечи. Дверную ручку — тихо вниз. Лестница. Беззвучные шаги. Ключ — в коробку зажигания. Дорога. Дорога, дорога, дорога… Дзынь-дзынь. Дзынь-дзынь. Погоня. Не спрячешься с этими технологиями…

К Черту. Телефон — на беззвучное. Глаза — на дорогу. Тишина давила на уши. Мысли вроде бы есть, но при этом — нет. Одна лишь попытка задуматься — тяжелая головная боль. Смотри на дорогу, старик. Смотри, не думай.

Знакомый двор. Знакомый дом. До боли знакомая дверь. Бордовая…

Коридор. Темнота. Короткая мысль, как воспоминание — помнишь, как пришел к нему также, пьяный от страха, стыда и желания? Уколола — и сбежала. Живи в своем беспросветном вакууме, старик. Живи и радуйся.

Юркая тень. Одна, за ней вторая. Нежность шерсти, упругость кудрей. Два сапога пара — кошечка и песик. Сердце пропустило удар — и тут же успокоилось. Тише, разум, тише. Не просыпайся — спи крепко. Круг по квартире. Один, другой, третий… Попытка разбудить спящий ум — все тщетно. Телефон в руку — горячий. Дисплей по глазам ударил как следует — пятьдесят три пропущенных. Разных.

А. Плевать. К Черту.

Форточка нараспашку. Песика в ванну — надоел. Кошку за ним — сама захотела. Скулеж — ничего, потерпит. Круг по квартире. Попытка ухватить то, что скребется где-то под кромкой черепа. Да что ты будешь с ней делать?.. Не дается. Спит рассудок. Спят мысли. Воспоминания на засове.

Что же делать? Хочется думать. Что бы сделал Томми? Томми… Воспоминание, как молния в мозг — серо-зеленые глаза, густые лохмы, гибкое тело, высокий голос, непередаваемый запах, от которого… Голова идет кругом. Круг, ещё один круг, ещё один. Мысли не выстраиваются никак. Скулеж раздражает. Чего-то не хватает. Понять бы чего…

Может, вещей? Ящики стола. Ящики над столом. Мойка. Включить кран. Достать ножи. Осмотреть каждый — может, хоть один даст ответ. Нет. Даже с кровью. Только боль и алое. Ничего. Палец горит. Дурак ты старый. Дурак. Выкинуть ножи — все, какие нашел. Выключить кран. Ничего. Ну, душил. Ну, топил. Ну, окунал… А как от него можно было ещё правды добиться? Он же больной…