Когда Черт в твоем Омуте — Дешевка (СИ) - "Grafonorojdennuy" - Страница 75

Этой ночью ложились поздно — оба переволновались. Аллег, по крайней мере, уверен, что дело в этом. Весь вечер он молчал, а Томми, напротив, болтал без умолку. О всякой ерунде — спорт, любимые группы, старые фильмы, захотел с какого-то черта посмотреть «Дракулу», но передумал. Затискал Чуги и расчесал Минни. Аллега как будто не замечал — до самой спальни.

— Ты такой молодец, — горячо зашептал его мальчик, стоило им лечь в постель. — Ты просто умница. Я так тобой горжусь… Мой Аллег… Мой… Ал…

Он прижался к нему со спины, взмыленный и трепещущий, уткнулся носом в загривок, скользнул горячей чуть дрожащей рукой к груди. Жадно огладив, спустился к животу, а потом и ниже… Аллег едва успел ее перехватить. Его слегка потряхивало — и далеко не от возбуждения.

— Не надо, — шепнул он хрипло и слабо. И повторил настойчивее, когда Томми попытался вырвать ладонь: — Нет, Томми. Я не хочу.

— Хорошо, — после короткой паузы произнес его мальчик и, впившись жгучим поцелуем ему в затылок, отодвинулся. — Как скажешь, родной мой.

Он вскоре бессовестно засопел, а Аллег ещё долго не мог заснуть. Ему было жарко, его трясло, его подташнивало. Ему чудился сладковатый аромат дешевого алкоголя и резкий стальной запах только что пролитой крови.

«…Тот день изменил все. Изменил меня. Я впервые ощутил… это. Это сладкое, ни с чем несравнимое чувство. Близость чужой смерти. Ее почти осязаемое присутствие. Ее запах, стальной запах крови, гнилой дурман разлагающегося тела. Никто и не заподозрил, что странная автомобильная авария не случайна, что с ней связана какая-то третья сила. Впрочем, меня в то время волновало другое. Я жив, а Роберт мертв. Почему так? Как так вышло?..

Тогда я не знал — теперь знаю. Мне помог Льюис. Ему было уже где-то под пятьдесят. Старый дед по моим тогдашним меркам, но он все молодился и строил из себя мальчика-мальчика. Вот он-то как раз меня любил. Это была жадная, эгоистичная любовь. Он прятал меня ото всех, он не хотел, чтобы я общался с его подчиненными, хоть девочками, хоть мальчиками. Он знал, что слишком стар для меня — и все равно меня желал. С ним я жил, как у Христа за пазухой. У него были деньги, связи, дом, даже машина — уж получше той, что была у Роберта. Он был неплохим человеком… должно быть. Я об этом как-то никогда не думал. Мне было все равно.

После Роберта я опять оказался на распутье… а ещё с кучей мыслей в голове. Я не мог понять, что чувствую. Я все ещё отрицал свое предназначение. То, что мне удается лучше всего. То, в чем моя суть. Я уже любил тень, но темнота меня пугала. Пугала и кровь, являющаяся во снах. Но со временем это начало как-то само собой подтираться, забываться, я снова жил — и Льюис мне в этом помогал. Он был неплох для своих лет, действительно неплох. А ещё любил быть снизу. Просто млел, когда я брал его за руку и вел в спальню. Сходил с ума подо мной и бился в конвульсиях, когда я кончал в него. Меня это всегда поражало — и торкало. Задевало. Мне это нравилось, нравилось быть желанным. Впрочем, не так нравилось, как мысль, что этим я как никогда близко к смерти. Вновь. Он ведь так стар, его сердце такое слабое, кажется, что вот ещё чуть-чуть, ещё несколько движений — и он отдастся ей с криком, полным наслаждения. Она накинется на него, но я упрежу ее. Я заберу его последний стон, его последний жадный вдох, его последнее удовольствие.

Его я убил… Что? Фамилия?.. Честно, не помню. Как-то на К. Кэррол? Кэрон?.. Это так важно?.. Пф-ф-ф. Бред. Проще сказать, где я его оставил. Лес близ городка Мэрронуотрес. Штат Орегон. Его легко было заманить, ещё проще — убить. Он зародил во мне мысль, идею, которой я потом ещё не раз буду пользоваться. Он пил лекарства, легкие наркотические препараты. Одним из них… Да, был риталин. Я знал о нем и до этого, но только сейчас додумался пустить в ход. Ничего не стоило подлить ему в стакан чуть больше, чем обычно, а там уж… Глухой лес. Одинокая поляна. Один хорошо выверенный удар тяжелой лопаты — и все… Ну ладно-ладно. Почти все. Пришлось приложить ещё пару раз. До сих пор помню тот влажный липкий хруст, с каким лопата пробила кость, и тот чавкающий звук, когда она вошла в мозг. Помню его последний вдох — такой тонкий, такой… нежный. Как будто испуганный… Кричал? Ну вскрикнул разок, но я сделал все быстро. Он недолго мучился. А я… Я наконец-то хорошенько прочувствовал это.

Так хорошо. Это ощущение. Эта дрожь… Никакой оргазм с этим не сравнится. Это глубинное чувство. Оно… как холод по венам, как жидкий металл по нервам, как электричество у тебя в сердце. Я отдался ему, я впитал его всем существом и осознал — это не просто жажда смерти. Это…»

Поиски продлились недолго — хорошо обученные собаки весьма быстро нашли пожелтевший от времени скелет. Старого картежника и бывшего владельца оружейной лавки «Удачный выстрел» Льюиса Кармонта опознали по коронкам на зубах. У мужчины не было близких родственников, только дальний кузен, который к этому времени уже давно спился. Его никто не искал, его никто не помнил. Он ушел в безвестность, и никто не скорбел о нем, а цветы на его могилу положил совершенно незнакомый ему мужчина с другой части страны.

Аллег потом долго ещё смотрел на простой серый булыжник с простой блеклой надписью. Думал. А ночью улегся Томми на грудь, переборов иррациональное чувство тревоги — мальчишка в последнее время был сам на себя не похож. Впрочем, не в этот раз. К его великому счастью.

«Мой родной, — шептал Томми, ласково поглаживая его по голове. — Все хорошо. Все будет хорошо. Мой родной, мой родной…»

Наутро Аллег поговорил с ним. Сказал все как есть. Но попросить не посмел — только не под таким взглядом потемневших серо-зеленых глаз.

«…Нечто большее. Это моя сила. Моя способность. Я больше не боялся тьмы. Я забрал машину Льюиса и уехал. Я редко вспоминал о нем. Но он подарил мне осознание себя. Привел меня к самому себе, и за это я ему благодарен.

Двух следующих я помню плохо. Я встретил их на заправках — одного где-то на Севере, другого ближе к Западу. С одним я переспал в машине и там же задушил куском толстого провода. Другому я пообещал отсосать за пачку сигарет, и он пригласил меня «пропустить стаканчик» к себе. Я перерезал ему вену на бедре, когда мы отъехали дальше по шоссе. Чтобы он не закричал, я до этого сунул ему щепотку риталина, оставшуюся ещё от Льюиса, а после приложил бутылкой и скинул под мост. Что?.. А. Да. Таддеус. Это был Таддеус… Он был одним из тех, кого я почти не запомнил. Они ничего мне не дали. Они ничему меня не научили. Так, забивали время, не более. Эти вот, например, заполняли пустоту после Льюиса. Все же я был с ним почти полгода. Я привязался к его дому и к нему самому. Хотелось тепла. Пускай и такого, заправочного…»

Таддеус Маккарти имел любовницу в одном из небольших городков западного штата и двоих детей. Он бросил их, потому что не умел зарабатывать деньги и любил свободу. Сент-Джон после сказал, что он убил его и из-за этого тоже, но Аллегу, как и доброму большинству, в это слабо верилось. Томми заметил, что паренек мог сам себя убедить в этом. Не столько из-за того, чтобы обелить свой поступок, сколько из-за того, чтобы возвыситься, показать свою сложность, неоднозначность, заявить, что он — нечто большее, чем простой психопат. Мальчик начал было раздумывать на эту тему, но в скором времени бросил.

Его явно тоже не интересовал ни Таддеус, ни тот второй безымянный, что канул в лету.

«…Чарльз был интересным господином, хоть и не особо мне нравился. Он был похож на меня: такой же темноволосый и светлоглазый, такой же худой, со стороны могло показаться, что он мой отец. Однако любил он меня далеко не как сына. Впрочем, полноценным равноправным любовником я для него тоже не был. Скорее развлечением и нянькой в одном лице. Я умел ухаживать за старыми людьми — да и просто за слабыми или больными. Чарльз не был ни первым, ни вторым, ни третьим, но ему нравилось, когда над ним тряслись и заглядывали в рот.

Ему было под сорок, у него водились деньги, он был самодостаточен и самоуверен. Его отношение ко мне было пронизано этакой снисходительной ноткой — он все время как будто делал мне одолжение, делал вид, что это я желаю за ним ухаживать, а он всего лишь позволяет. Мне было плевать — я хотел снова нормально есть, спать и трахаться. Чарльз давал все это, скрывая, как я был ему нужен. Ему нравились моя покорность и умеренность. И молчаливость. Я был его любимой игрушкой. С ним я научился красиво внятно разговаривать. У него была большая библиотека, он давал мне почитать кое-что из собрания. Ему льстила мысль, что он, образованный интеллектуал, обучил меня, несчастного забитого неуча. Он был тем ещё высокомерным занудой.