Когда Черт в твоем Омуте — Дешевка (СИ) - "Grafonorojdennuy" - Страница 65

Аллег замер, не спуская с парня пристального взгляда. Джек наблюдает за нами, напомнил он себе. И несколько парней рядом с ним. Я в безопасности. Я в безопасности. Я в полной безопасности. Феликс тоже застыл, немного поуспокоившись. Бережно сжал его руку, тяжело дыша и улыбаясь.

— Что ты делаешь со мной? — прошептал он странным голосом — одновременно знакомым и неузнаваемым. — Я никогда… Никогда так не делал. Никто и никогда не заставил бы меня… Аллег. Мой Аллег.

Он прижался сухими растрескавшимися губами к его ладони. Аллег стиснул челюсти — на него нахлынул острый приступ тошноты. Даже запах парня ему казался сейчас неприятным. Он сам не мог сказать почему.

— Больше нет, — грубовато отрезал он, с некоторым трудом отобрав назад свою руку. — Ты забыл, что я теперь не один?

— Опять вопросы, — сморщился Феликс. — Вопросы, вопросы, вопросы. И зачем они вам? Зачем они тебе? Я думал, ты пришел повидать меня.

— Я пришел узнать, почему ты выбрал меня, — сказал Аллег, впервые ощутив превосходство над собеседником. — И сказать, что больше мы никогда не увидимся. Разве что только на суде. Я не собираюсь тебя спасать, Феликс.

— Ты безжалостен, Аллег, — с невыразимой печалью произнес парень, откинувшись на спинку стула. — Я отдался тебе целиком, а ты меня предал. Я был готов быть с тобой до конца, а ты меня бросил. Я…

— Чуть не убил меня, — резко перебил Аллег, раздув ноздри. — А я посмел воспротивиться. Вот ублюдок…

— Скорее дурак, — с ласковой улыбкой произнес Феликс. — Старый добрый драгоценный дурак.

— Тебе грозит пожизненное, и не одно, — заявил Аллег, решительно и бесстрашно — Томми бы им гордился. — Я рассказал все, что помню, Феликс. — Он сделал короткую паузу, собираясь с духом. — Я… назвал им твое имя.

Тишина, наступившая после этих слов, была невероятной. Серебристые глаза остекленели, веки дрогнули, раскрывшись шире. Феликс втянул ртом воздух.

— Это все он, — произнес парень наконец-то, до странности спокойно и ровно. Его лицо было нечитаемым. — Это все он, верно? Для него…

— Для него? — нахмурился Аллег.

И вздрогнул — Феликс рассмеялся, глухо и коротко. Насмешливо. Состроил все ту же сочувственную мину, слегка подпорченную едва заметным снисхождением, проскальзывающем в движениях, взгляде — словах:

— Ты делаешь это для него. Ты думаешь, он это оценит. — Феликс вздохнул. — Ничто не длится вечно. Влечение тоже имеет свой срок. Я бы любил тебя долго — до самого конца. Он же…

— Не смей, — грозно прорычал Аллег. — Томми любит меня, и ты не переубедишь меня в этом. Нет!

— Любит, — кивнул Феликс все так же снисходительно и сочувственно. — Любит сильно — и это страшнее всего. Ты не знаешь его до конца, Аллег. — Серебристые глаза вперились в его, проникновенные и всезнающие. — А он не знает до конца, на что подписывается. Не перебивай, прошу. Я объясню. Он не видит тебя дряхлым старцем, неспособным даже ложку держать, а ты его — безжалостным чудовищем, жаждущим крови и смерти. Вы смотрите только на то, что есть, не видя того, что будет. Твое тело изменится — ты потеряешь силу, перестанешь быть собой, станешь слабым, немощным, безвольным. Ты будешь видеть, как он становится старше, мужественнее, сильнее. Ты будешь держать его рядом — сам он не уйдет. Он любит тебя любым — по крайней мере, искренне в это верит. Ты станешь для него проклятьем — бременем. Слабостью и обузой. А он… он рано или поздно проявит себя. Если ты захочешь уйти, его горе обернется злостью, безжалостностью — ты больше никогда не сможешь заговорить с ним без страха. Если с тобой что-нибудь случится, он изменится — настолько, что другие близкие ему люди перестанут его узнавать. Я видел его там, на кухне. Ты знаешь, что он делал там со мной, Аллег? — Он не дождался ответа. — Он топил меня в мойке. В горячей горькой воде. Он заставлял своего дружка держать мою голову, пока я не начал задыхаться, пока силы почти не оставили меня. Я спасся чудом. Из-за этого я обезумел — не от того, что меня поймали, а от того, что меня пытались убить.

Его лицо вновь исказилось. По нему пошла рябь. Отстраненность, холодность, непроницаемость… Сент-Джон показался ему во всей своей красе — и склонил голову набок. Улыбнулся, мягко и ласково.

— Все это из-за тебя, Аллег, — произнес он. — Из-за того, что ты так хорош, светел, прекрасен. Сейчас. Но ты увянешь. Твой дух истомится. Этого не избежать. Это участь всех смертных. Теперь ты понимаешь, что я хотел сделать? Как я мог тебе помочь? — Он придал своему голосу возвышенности, проникновенности. — Твой пик достигнут — дальше лишь спад. Смерть. Жалкая никчемная смерть в старческом безумии. Я мог спасти тебя от этого. Мог подарить спокойный сон в последних отблесках силы. Но ты пошел по пути наименьшего сопротивления. Ты дал своим страстям, своим желаниям, своей слабой эгоистичной натуре взять верх и выбрал немощную агонию. Выбрал никчемный пяток-десяток лет счастья, что будут теперь, забыв про бесконечно медленные годы мучений и боли, что ждут после. Ты выбрал зыбкое подобие жизни, когда я предлагал настоящую достойную смерть. Ты погубил себя, — торжественно объявил он, прожигая Аллега горящим взором. — Ты погубил Томми. Ты погубил вас обоих.

Его рот исказился. Верхняя губа дрогнула, как у зверя в оскале. Глаза зажглись ярче прежнего. Сент-Джон ещё не закончил, о нет.

— И в этом своем пути, — проговорил он, тихо и загадочно, — ты никогда не будешь одинок. Я никогда не покину тебя. В какое бы глубокое подземелье меня ни заперли, какой невероятно долгий срок мне ни дали, я всегда буду рядом. Я буду навещать тебя время от времени. Да. Я буду являться в тени, приходить во снах, мерещиться в укромных уголках офиса, улицы, сада, дома… Я найду тебя. Ведь ты — мой. Ты отдался мне, уже давно — и целиком, без остатка. Ты будешь пытаться меня забыть, пытаться выкинуть из головы, не думать, что я где-то там, в тесной ледяной клетке, прожигаю свою красоту, молодость и жизнь. Ты будешь пытаться, несомненно, и Томми будет тебе в этом помогать. Впустую. В этом нет смысла. Я навек в твоем разуме, я навсегда в твоей душе. Я — часть твоей тьмы, часть твоего зла и боли.

Бледные сухие губы растянулись в широкой улыбке, обнажая весь ряд белоснежных зубов. Показывая клыки, длинные, крепкие, острые.

— Ты будешь помнить меня, никогда не забудешь. И однажды, в одну из безлунных ночей, полный страха, сомнений и мук, ты ко мне вернешься.

========== 22 глава. Из огня да в полымя, или как подписать договор с Чертом ==========

Комментарий к 22 глава. Из огня да в полымя, или как подписать договор с Чертом

Глава вышла объемная. Следующая, скорее всего, будет почти такой же. Крепитесь.

Он не помнил, как вышел из допросной. Не помнил, как вставал, как разворачивался спиной к этому… как открывал дверь. Последнее, что он помнил — лицо юноши, белое, живое, хищное. Оно стояло перед ним несколько мгновений, а уже в следующий миг он оказался в полумраке коридоров.

Джек придерживал его за локоть.

— …У нас есть штатный психотерапевт, — говорил лейтенант, давно уже говорил, наверное. — Если вы хотите…

— Нет, — прошептал он непослушными губами. — Нет. Домой. Я пойду домой.

Тонкие пальцы — такие похожие и непохожие на те, что он знал и любил, — сжались сильнее. Лейтенант склонил голову на бок, заглядывая ему в глаза. Тени полумрака плясали на его лице. Плясали на потолке, на полу, облизывали каждый угол. Я буду являться в тени…

— Уверены? Сэр, вы плохо выглядите…

— Я уверен. И… Лейтенант.

— Хм?

— Не говорите Томми. Богом вас молю, не говорите ему ничего.

— Сэр? Вы…

У него получилось выпрямиться, получилось вырвать руку из цепкого захвата. Даже улыбнуться получилось. Ему не поверили, конечно же, нет, но остановить никак не смогли. Только дали сопровождающего — мальчишку, который откуда-то его помнил и чья фигура расплывалась перед глазами.

— Я — Кап, сэр… Мы уже виделись, сэр, — лопотал он без конца. — Вы тогда тоже попали в передрягу, сэр… Не слушайте его, сэр! Он несет чушь! Это все, чтобы вас напугать! Не слушайте его, не верьте ему!..