Дети Левиафана (СИ) - Киров Никита - Страница 64

— Да. Лучше, чем раньше.

— Где взял?

— Подарок. Всё расскажу. Кстати, хорошо дрался.

— Не хотел тебя позорить, Виги, — нордер откинулся на диванчик. — Спасибо, что вытащил, брат. Но знаешь, что-то ты не торопился.

— Быстрее не получилось, Эйн.

Людвиг улыбался, но тревога только усиливалась. Неприятного разговора не избежать, а после него уйдёт эта дружеская атмосфера. Может даже навсегда.

— А мои вещи ты там не оставил?

— Забрал всё. Под сиденьем посмотри.

Эйнар наклонился. Людвиг похолодел. Не думал, что будет так быстро.

— Всё на месте. Ты же видел, на что он теперь топор способен, да? На две части!

— Да.

— О, даже кристаллит вернули! Хорошо, я уже думал, что потеряется. А где…

Нордер начал копаться в сумке.

— А, кантар же в твоей лежал, да? Виги?

Людвиг отвернулся, боясь встретиться с ним взглядом.

— Ты отдал капсулу?

— По-другому было нельзя.

Эйнар бросил сумку на пол, но ничего не сказал. За окном слышен топот запряжённых в карету коней и звяканье сбруи. Слишком гнетущая тишина.

— Слушай, я знаю, что поступил неправильно! — взорвался Людвиг. — Особенно после того, как отказал Анхелю. Я виноват в этом, знаю, но другого пути не видел. Это решение, где нет положительного исхода, но я принял его сам. Можешь ненавидеть меня за это, только ради Спасителя, не молчи ты так!

Эйнар усмехнулся.

— Помнишь, как в той песне? Человек, который продал мир?

— Угу.

— Это идиотский поступок, Виги.

— Я знаю.

— Так что такой идиот, как я, сделал бы точно так же.

Людвиг повернулся к нему.

— Мир и без нас стремится подохнуть, — продолжил нордер. — Так что если бы передо мной стоял вопрос, спасти мир или помочь другу… я бы сказал — пусть этот мир горит, всё равно он найдёт способ умереть.

— Ты что, свихнулся в тюрьме?

— Один человек говорил недавно, что в нашем безумном мире сойти с ума — значит очнуться. Может он и прав, но мне до него ещё далеко, — он разлёгся на диванчике и вытянул ноги. — В любом случае спасибо, что вытащил. Увидим гибель мира вместе. Всё же я думаю, что Близнецы лучший вариант, чем Маленький Левиафан, да?

— Нет. Может и хуже. Хотя, с другой стороны, её интересует только власть, а не исправление чужих ошибок.

— Тоже неплохо, — Эйнар зевнул. — Рассказывай. Кстати, а ты не мог сбежать из боя на такой карете? Путешествовали бы с комфортом с самого начала. Ох, как же я жопу тогда стёр на той кобыле.

— Я бы прокатился верхом, — Людвиг высунул лицо в окно под дующий ветер. — Было бы…

Пахнуло горелым. Карета проезжала мимо деревни, вернее мимо того, чтобы когда-то было деревней. Она сгорела достаточно давно, но запах гари ещё силён. От домов остались только обугленные развалины, а вокруг них торчали насаженные на колья обгорелые гниющие тела. За деревней виднелся лес, толстые чёрные палки, без листьев и веток, на обгорелой земле.

— Значит, едем в правильную сторону, — пробормотал Эйнар. — Нам ещё можно повернуть?

— Слишком далеко мы забрались, — ответил Людвиг.

Часть 10. Чернила из крови

Глава 10.1

Глазторн ничем бы не отличался от остальных городов Стурмкурста, если бы не чудом сохранившаяся древняя постройка в центре — огромная Стеклянная Башня. Казалось, что, кто-то отломил её верхнюю часть и теперь оттуда торчат железные прутья, но здание всё равно такое высокое, что его видно издалека. Городские стены, каменные, грубые, толстые и низкие, кажутся типичными для таких мест, но ворота другие, не деревянные и не решётчатые, а из целого куска стали, как в древних убежищах. Всё поле перед стенами перекопано траншеями.

Людвиг отвлёкся от созерцания города и поправил ремни дедушкиной кирасы. Перед отцом нужно выглядеть, как на параде.

— Мне идти с тобой? — спросил Эйнар.

— Подожди снаружи.

— Удачи, Виги, — он только занёс руку, чтобы похлопать по плечу, но остановился и хмыкнул. — Лучше не буду, вдруг и правда отрубят.

Когда-то Людвиг был в восторге, что оказался в походе и ради этого был готов мириться с неудобствами военного лагеря, всей этой теснотой, грязью и вонью. Но сейчас уже нет того радостного предвкушения, как перед первым боем. Зачем он вернулся?

Он шёл к большому красному шатру, вокруг которого развевались знамёнами с четырьмя ромбами, соединяющимися в один. Такой же герб изображён на покрытых позолотой доспехах телохранителей герцога. Правителей Эндлерейна всегда охраняли рыцари Огненной кавалерии, но отец им не доверял и набирал собственную стражу.

Два гвардейца в шлемах с роскошными плюмажами, стоявшие у входа, скрестили украшенные алебарды.

— Стоять!

— Мне нужно пройти, — Людвиг показал перстень с печаткой.

Один телохранитель осмотрел кольцо и зашёл внутрь. Через несколько минут, растянувшихся на целые часы, он вернулся.

— Вас ждут, — гвардеец откинул полог шатра.

Как же не хочется входить, но глупо разворачиваться в самом конце. Вот и настал момент, при мыслях о котором в течение этих недель у Людвига замирало сердце.

Люди, разглядывающие большую карту, обернулись. Высокий мужчина, небрежно сидящий на стуле — Томас, наследник отца. Он из красивых Лидси, поэтому никогда не отличался особыми дарованиями, но хотя бы научился выслушивать советников. Томас приподнял бровь и тепло улыбнулся.

Генерал Ной из умных Лидси. В свои тридцать он, благодаря неумеренному пьянству, выглядел на сорок пять, но в тактике и стратегии понимал, как никто другой. Ной вытаращился на Людвига, оборвав свою речь на полуслове.

Барон де ла Тристе жив, пожалуй, это чудо. Лорд-командор Стальной Гвардии и командующий Огненной кавалерии обзавёлся кучей новых шрамов взамен потерянного уха. Он кивнул. Рядом с ним стояли генерал Грайден из пехоты Леса, крепкий старик в полном латном доспехе, хороший друг дедушки, и генерал Макграт, возглавляющий конницу Ветра, изящный придворный в резной кирасе. Остальных Людвиг знал плохо.

Командующие расступились. Отец не изменился. Высокий лысый мужчина с глубокими морщинами у рта смотрел на сына, почти не моргая. Взгляд настолько ледяной, что доспех едва не покрывается инеем, а изо рта вот-вот пойдёт пар.

— Совет окончен, — не менее холодным голосом произнёс отец. — Всем спасибо.

Томас снисходительно похлопал брата по плечу, барон де ла Тристе кивнул на прощание. Всё ушли. Они с отцом наедине, во второй раз в жизни. В первый раз было, когда Людвиг сказал, что хочет служить в Огненной кавалерии. Тогда отец недоверчиво хмыкнул, но отнёсся к просьбе серьёзно и нанял учителя фехтования. А уже через месяц требовал результата.

Хотя нет, был ещё один случай. Людвиг рыбачил у маленького озера в дворцовом парке и попался отцу на глаза. Отец не рассердился, а показал, как правильно закидывать удочку. И даже не заругался, когда сын так ничего и не поймал.

— Тот бой должен был закончиться иначе, — герцог умел говорить громко и чётко, чтобы все его слышали, умел и произносить речи перед армией. Но в узком кругу он всегда говорил очень тихо. — Хвалённая Огненная кавалерия сбежала, а следом за ними остальная армия.

Он уселся за стол.

— Там погиб мой сын. Я долго оплакивал его, когда остался один. Но меня утешало, что он сложил голову в бою, как настоящий рыцарь. Я гордился им, — он медленно отпил из серебряного кубка. — Но у меня нет привилегии горевать, и я готовился к новым сражениям. И вот, мне приходит письмо от другого сына, что, оказывается, Людвиг не погиб в бою, он живой. Возвращается к тебе. Радуйся, отец.

Герцог взял в руки перо и посмотрел на лист бумаги перед собой.

— Сын не пал смертью храбрых, а сбежал. Забился в нору и жил в ней, как крыса. А потом, когда сполна прочувствовал жизнь дезертира и труса, решил вернуться. Радуйся. Твой сын жив.

— Я…

Отец швырнул в него кубок. Тяжёлая посудина со звоном отлетела от кирасы, залив лицо. На губах остался вкус дорогого вина.