Мера человек: Выбор (СИ) - Изотов Александр - Страница 59

Ещё через пару мгновений я перепрыгнул через вершину, перевалился, поскользил по песку…

Крики и стоны сотен зверей резко стали глухими, будто отрезало их. Здесь шумели только мои дыхание и топот ног.

Слишком много ног… Твою нулячью мать!

Мне пришлось уйти в сторону, но тут же опора подо мной будто ушла, лишая равновесия. Магия земли!

Но я сразу же хватаюсь за чужое намерение, и возвращаю атаку назад, прямо в разум противника.

— А-а-а!!! Дерьмо нулячье!

И мимо плеча пролетает клинок, срезав мне застёжку нагрудника. Ремень лопается, и резко становится неудобно бежать.

Я торможу, скидываю яйцо, перекатываюсь, аккуратно укладываю девчонку.

И в следующий миг едва успеваю заблокировать удар ногой. Тут же в лицо прилетает кулак, я отдёргиваю голову, пытаюсь отмахнуться мечом…

Но Хали уже в беспамятстве, а вместе с ней и улетучилась моя техника меча. Поэтому противник перехватывает мою ладонь, уводит на залом.

Я кое-как на автомате уворачиваюсь, умудряюсь не отдать клинок, но тут же новый удар по вооружённой руке… и меч улетает куда-то в сторону.

Передо мной, пританцовывая, как каратист, один из тех людей, в тёмных доспехах. На третьем персте много крови, но он целый. И очень злой.

— Падаль синяя, сейчас ты сдохнешь, — выдавил он, сплюнув от ненависти.

— Знаешь, сколько мне говорило об этом? — я щерюсь, набирая через землю энергию.

Ничего не ответив, противник снова бросается в атаку. Он быстр и точен.

В армейке и в учебке телохранителей я проходил необходимые курсы, в наши тела вколачивали до автоматизма некоторые приёмы. Но они все были рассчитаны на противников средней подготовки, и всё должно было решаться за секунды.

Этот же всю жизнь положил на обучение боевому искусству. И на каждый мой удар он имел до десяти вариантов ответов.

Я вроде бы почти достал его… Но тут же таранный контрудар скидывает меня на песок, покрывало сорвалось, и снова мои скудные пожитки разлетаются во все стороны.

Да, ну твою-то мать!

Песок в глазах, я на миг ничего не вижу. Пальцы погрузились в песок, и вдруг обхватили кинжал. Инфериор, ты подыграл мне?!

— Сдохни! — мою шею обвивает позади борцовский захват.

Из него не вырвешься, если только не вогнать противнику в колено кинжал на всю длину. Не по-борцовски, я знаю, но истошный крик врага заглушает муки моей совести.

Тут же развернувшись, я перехватываю его за голову. Он уже меняет положение тела для нового приёма, и я выкидываю из земли песочную пику. Она не острая, но мощно бьёт его в лицо, он не успевает защититься от родной ему магии.

Враг упал на спину, я подскакиваю, бью в лицо. Он перехватывает руку, но я уже посылаю намерение выпустить пику ему в затылок.

В этот раз он перехватывает мою магию…

И я резко раскрываю в песке щель. Его намерение углубить обратно пику и моя команда раскрыться земле дают двойной результат, и голова противника запрокидывается в широкую каверну.

От удивления он на миг теряет концентрацию, пытается не дать мне раскрыть щель. И я тут же схлопываю яму. Моё намерение и его.

Со всей силы, с какой только можно, даже Инфериор отчасти отвечает на этот зов.

Сила земли словно прессом сдавливает голову, слышен скрип сминаемого шлема. Тело подо мной дёрнулось пару раз, и затихло.

Вот оно, магическое айкидо: используй силу противника против него же самого. Кажется, так говорил какой-то тренер у нас.

Я откидываюсь на спину, пытаясь отдышаться. И тут же от боли в лопатке переворачиваюсь на бок. Пытаюсь дотянуться, изгибая до предела руку.

Стрела. Когда она попала в меня, я не знал. Судя по блеску окровавленного наконечника, зачарованная. Неужели дар паучихи не только на колючки распространяется?

Вот только лопатка пробита по-настоящему, хлещет кровь, и я вдруг понимаю, что теперь мне действительно плохо. Я попытался вскочить, но нога подвела, и меня заваливает набок.

Доползаю до Грезэ. Она цела, всё ещё без сознания.

Тут же чувствую зов.

Принцесса звала меня, и она умирала. Жёлтый приор соединил с ней свой разум, она сопротивлялась, сколько могла. Но принцесса шершней слишком долго была вдали от дома, сильно ослабела, и связь с Жёлтым приором иногда помогала подпитать ей силы.

Он позволял ей мысленно переместиться до Шмелиного Леса, чтобы поддерживать жизнь. Теперь же разрыв связи с Гильбертом надорвал её силы.

Чувствуя, что с каждым душевным порывом из маленького существа в яйце утекает жизнь, я в панике заметался по песку. Где?

Где фляжка?

Пролетел светлячок мне в грудь, на миг осветив вокруг тёмный песок. Сразу заметив торчащую пробку, я схватил её, и подскочил к белёсому шару. Замер в нерешительности.

А как её поить?

— Здравствуй, ноль, — послышалось со стороны.

О, сколько я уже не слышал этот голос. Моё отцовское сердце сжалось, когда Грезэ пошевелилась, и села на песке.

— То есть… — она вдруг испугалась, рассмотрев меня получше, и упала ничком, — Великий… мастер… простите.

Я подхватил её, прижал. Стал гладить по волосам, по спине.

— Запрещаю тебе звать меня великим мастером, — глухо сказал я.

Она дрожала всем телом, словно котёнок в руках, и я чувствовал, как она меня боится. Такого великого, огромного, невообразимо сильного. И намного выше по рангу.

Ведь Небо каждому определяет свою меру.

Растерянность охватила всё моё существо. Я запрокинул голову, глядя на звёзды. Что делать, Небо, а? Что говорить этой первушке?!

Готовый завыть от бессилия, я не сразу понял, что приближается опасность. Из-за дюн доносились звуки: хриплые крики и неразборчивые стоны становились всё громче. Меченые поднимались, разобравшись со всеми в войске приора.

Я попытался вскочить, но нога снова подвела.

— Великий… я… — девочка вроде как и пыталась что-то сказать, но боялась.

— Я всё тот же ноль, маленькая, — пытаясь, чтобы мой голос звучал как можно ласковее, ответил я.

Да уж, попробуй сказать ласковые слова в рупор.

Яйцо рядом снова дёрнулось. Принцесса пыталась удержаться на плаву, но её сознание угасало.

Девочка утёрла слёзы, а потом вдруг сказала:

— А Мушку не полили.

Я чуть округлил глаза, переспросив:

— Что? Какую мушку?

— Хозяин всегда поливал Мушку…

— Хозяин? — я перепросил с ненавистью, так меня бесило то, что Гильберт захватил её в рабство.

Но девчонка снова затряслась в слезах, не понимая, чем разозлила меня, и как вообще вести себя с новым великим господином.

Да чтоб тебя, я не знаю, что мне с ней делать. Столько пройти, чтобы понять, какая между нами пропасть. И это не просто какая-то там проблема отцов и детей.

Да ещё эта Мушка…

И тут меня осенило. Я протянул флягу, и выплеснул немного на белёсую скорлупу. Медовуха полилась обильным потоком, но до песка не докатилось ни капли: жидкость мигом впиталась.

Недолго думая, я опрокинул ещё, а потом вылил всё до конца.

Девчонка закричала, и мне тут же пришлось бросать флягу, чтобы вместе с Грезэ прыгать в сторону, при этом пытаясь пяткой оттолкнуть яйцо. В песок в этом месте воткнулось несколько стрел, и одна осталась в моей ноге.

Да, ну твою нулячью меру! Если б я был один, они бы уже давно были мертвы. Но прикрывать сразу двоих, это заранее проигрышный вариант.

Оттолкнутое мной яйцо весело покатилось с бархана вниз, в безлунную темноту.

Больше стрелы не сыпались. Я встал, наблюдая, как ко мне движется семь зверей.

Впереди шёл крупный зверь пятой ступени, бородатый, с топором наперевес. Перед моим мысленным взором его метка горела так ярко, что накрывала всполохами пространство вокруг.

— Частица, — хрипло бросил бородач.

Голос был тот самый, потусторонний. Словно говорил он, и в то же время звук шёл откуда-то ещё.

— Я так рад, что снова нашёл тебя, — зверь остановился, и размял плечи, — Неудобное тело. Поднёбные черви слишком слабы, ты не находишь?