Три пьесы для пуритан - Шоу Бернард Джордж - Страница 11

Шекспир, в свою очередь, подошел к созданию Генриха V и Юлия Цезаря с позиций своей, по сути дела, рыцарской концепции великого правителя-полководца. А в девятнадцатом веке появился немецкий историк Моммзен, который тоже избрал своим героем Цезаря и показал огромную разницу в масштабе личностей "совершенного рыцаря" Верцингеторикса и его великого победителя Юлия Цезаря. В Англии Карлейль, исполненный чисто крестьянского воодушевления, уловил характер того величия, которое ставит подлинного героя истории намного выше феодального preux chevalier [Доблестный рыцарь (франц.)], чья фанатичная личная честь, отвага и самопожертвование основаны на жажде смерти, возникающей вследствие неспособности выдержать бремя жизни, поскольку жизнь не обеспечивает им идеальных условий. По существу, это единственное открытие и составляет весь основной капитал Карлейля; его оказалось достаточно, чтобы обеспечить ему видное место среди признанных литераторов.

С течением времени, когда Моммзен стал стариком, а Карлейля нет уже в живых, явился я и показал известное теперь уже всем различие между двумя типами героизма в драме "Оружие и человек", столкнув в комедийном конфликте рыцарственного болгарина и моммзеновского швейцарского капитана. И тут зрители, которые в своем большинстве еще не читали Шекспира, не говоря уже о Моммзене или Карлейле, подняли такой вопль в защиту своего рыцарственного идеала, словно никто со средних веков не посягал на его состоятельность. Пусть бы они лучше поблагодарили меня за то, что я их просветил.

И пусть они разрешат мне показать им теперь Цезаря в столь же современном освещении и отнестись к Шекспиру с такой же свободой, с какой он отнесся к Гомеру. При этом я не претендую на то, чтобы выразить моммзеновский взгляд на Цезаря лучше, чем Шекспир выразил взгляд, который не был даже плутарховским. Скорее всего, подозреваю, этот взгляд восходил к традиции театральных завоевателей, которую утвердил Марло своим "Тамерланом", и к рыцарскому представлению о героизме, воплощенному в Генрихе V. Со своей стороны, могу признаться, что изобретательность, юмор и чувство сцены, на которые я оказался способен в "Приятных пьесах" и "Неприятных" и в этих "Трех пьесах для пуритан", находились во мне под спудом, пока я, наконец, не увидел старые факты в новом освещении. Я, по-моему, не способен в области драматургической техники делать что-то иначе, чем делали до меня мои предшественники.

Правда, вы найдете в моих пьесах наисовременнейшие технические улучшения. Так, действие у меня развивается без помощи немыслимых монологов и реплик в сторону. Чтобы входить на сцену и уходить с нее, моим героям не требуется четырех дверей там, где в настоящей жизни была бы одна. Но мои сюжеты - это старые сюжеты, и мои персонажи - это наши знакомые Арлекин и Коломбина, Клоун и Панталоне (обратите внимание на прыжок Арлекина в третьем акте "Цезаря и Клеопатры"). Мои сценические трюки, остроты, паузы, шутки, средства держать зрителей в напряжении или приводить их в трепет - были в моде, когда я был мальчишкой, и к тому времени они уже успели приесться моему дедушке. Молодежи, которая впервые знакомится с ними в моих пьесах, они, возможно, покажутся новаторскими, как нос Сирано кажется тем, кто никогда не видал нос Панча. В то же время в глазах старшего поколения мои неожиданные попытки заменить условную мораль и романтическую логику естественной историей могут столь сильно видоизменить бессмертных театральных марионеток с их неизбежными дилеммами, что какое-то время они останутся неузнанными.

Тем лучше для меня: возможно, что на ближайшие несколько лет бессмертие мне обеспечено. Однако стремительный бег времени скоро приведет публику к моей точке зрения, и тогда очередной Шекспир претворит мои скромные опыты в шедевры, венчающие их эпоху. К тому времени мои особенности, характерные для двадцатого века, не будут привлекать ничьего внимания, как нечто само собой разумеющееся, а искусственность восемнадцатого века, характерная для всех ирландских литераторов моего поколения, будет казаться глупой и старомодной.

Опасная это штука, когда тебя сразу же провозгласят оригинальным, как провозгласили меня мои немногие опрометчивые поклонники. Но то, что мир называет оригинальным, - всего лишь непривычный способ щекотать нервы. Мейербер показался парижанам страшно оригинальным, когда впервые обрушился на них. А сегодня он - ворона, последовавшая за плугом Бетховена. Я и сам ворона, идущая вслед за плугами многих.

Конечно, я кажусь невероятно умным тем, кто никогда не рыскал, голодный и любознательный, по полям философии, политики и искусства. Карл Маркс сказал, что Стюарт Милль кажется высотой потому, что кругом сплошная равнина. В наше время - время бесплатных школ, всеобщей грамотности, дешевых газет и, как следствие этого, растущего спроса на знаменитостей всякого рода - литературных, политических, военных и просто модных, о которых пишутся статьи, - подобного рода высота доступна любому человеку весьма скромных способностей. Репутации нынче дешевы. А даже если бы они и стоили дорого, ни один честолюбивый общественный деятель в мире не может надеяться на долговечную славу: ведь это значило бы надеяться на то, что наша культура никогда не поднимется выше уже достигнутого жалкого уровня. Мне ненавистна мысль о том, что слава Шекспира длится уже целых триста лет, хотя он двинулся не дальше священника Когелета, который умер за много столетий до него, или о том, что живший более двух тысячелетий назад Платон до сих пор еще недостижим для наших избирателей.

Мы должны торопиться. Мы должны покончить с репутациями: они - сорная трава, возрастающая на почве невежества. Обработайте эту почву, и репутации зацветут еще краше, но только как однолетки.

Если это предисловие поможет уничтожить мою репутацию, я сочту, что затраченный на его сочинение труд не пропал даром.

КОММЕНТАРИИ

Послесловие и примечания - А.А. Аникст

Три пьесы для пуритан

Сборник под названием "Три пьесы для пуритан" был опубликован в 1900 г. Предисловие содержит новую декларацию Бернарда Шоу о принципах его драматургии, а также дает комментарии к пьесам, входящим в данный цикл. Шоу продолжает борьбу против буржуазного коммерческого театра, потакавшего низменным вкусам мещанской публики. С положением театров в английской столице он был хорошо знаком, так как в течение трех лет (1895 - 1897) состоял театральным рецензентом еженедельника "Сэтердей Ревью".