Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 43

Кавинант едва слышал ее. Все в нем было сейчас подчинено одному: во что бы то ни стало добраться первым до центра танца. Чтобы бежать быстрее, он немного выпрямился, отклоняя голову в сторону всякий раз, когда дух вспыхивал рядом с уровнем его глаз.

Сделав последний рывок, он ворвался в пустую середину колеса.

И остановился. Теперь он был достаточно близко, чтобы видеть, что клин состоял из высоких, плотно прижатых друг к другу фигур, настолько черных, что никакой свет не мог отразиться или заблестеть на их коже. По мере того как беззащитные духи, вращаясь, оказывались рядом, нападающие проглатывали их.

Юр-вайлы приближались. Острием их клина служила одна фигура, по размерам превосходящая другие. Кавинант ясно различил ее очертания. Она была похожа на вейнхима, только выше и гораздо отвратительнее — длинное туловище, короткие конечности одинаковой длины, заостренные уши, высоко поставленные на голове, безглазое лицо, большую часть которого занимали огромные ноздри.

Его щелеобразный рот распахивался, словно капкан, всякий раз, когда поблизости пролетал дух. Из чудовищных ноздрей струилась слизь, стекавшая по бокам головы. Когда Кавинант оказался с ним лицом к лицу, нос юр-вайла сморщился, словно он унюхал новое развлечение, и он издал какой-то хриплый лай, означавший, видимо, команду для всех остальных. Весь клин тотчас подался вперед.

Этиаран догнала Кавинанта и крикнула ему прямо в ухо:

— Твоя рука! Посмотри на свою руку!

Кавинант рывком поднял вверх левую руку. На его кольце все еще находился дух — сияя белым огнем и танцуя, словно в забытьи.

В следующее мгновение главный юр-вайл ворвался в середину танца и остановился. Нападавшие столпились, тесно прижавшись друг к другу плечами, позади своего вожака. Черные, безобразные и жестокие, они дружно пускали слюни и пожирали беззащитных духов. Кавинант содрогнулся, словно его сердце рассыпалось в прах. Но Этиаран яростно крикнула:

— Нет! Надо бить их сейчас!

Дрожа, Кавинант сделал шаг вперед. Он не имел представления о том, что должен сделать.

Первый юр-вайл немедленно взмахнул длинным ножом с горящим кроваво-красным лезвием, от которого исходила остужающая сердце сила. Кавинант и Этиаран невольно отступили назад.

Юр-вайл поднял руку, приготовившись к схватке.

Повинуясь внезапному импульсу, Кавинант сунул белого, горящего чистым пламенем духа прямо в морду юр-вайла. С рычанием, в котором слышалась боль, существо отпрыгнуло назад. Внезапная интуиция овладела Кавинантом. Он быстро поднес конец своего посоха к горящему духу. Тотчас посох словно расцвел белым цветком яркого пламени, затмившего золото танца и бросившего вызов силе юр-вайлов. Их лидер снова отступил.

Но затем он вновь обрел прежнюю решимость. Прыгнув вперед, он сунул прямо в сердцевину белого пламени свой кроваво-красный клинок.

В центре танца столкнулись две силы. Клинок юр-вайла пылал подобно жаркой ненависти, а посох сиял так ослепительно, что Кавинант почти ничего не видел вокруг. Их столкновение вызвало фонтан искр, словно сам воздух загорелся в крови и грозных молниях.

Но юр-вайл был мастером своего учения. Его могущество заполнило чашу глубоким сыпучим звуком, похожим на треск огромного валуна под гигантским прессом. И огонь, зажженный Кавинантом, тотчас потух, словно затоптанный тяжелым каблуком.

Вырвавшаяся при этом сила швырнула его и Этиаран на землю. С торжествующим рычанием юр-вайлы приготовились к прыжку, который должен был стать последним для Этиаран и Кавинанта.

Кавинант увидел приближающийся красный клинок и съежился, ощутив на себе пелену смерти.

Но Этиаран успела вскочить на ноги с криком:

— Меленкурион! Меленкурион абафа!

По сравнению с мощью юр-вайлов голос ее звучал слабо, но встретила она их, твердо шагнув навстречу клинку предводителя. На мгновение она отвела его удар.

Затем сзади и с запада от нее раздался вторящий ей крик. Металлический голос, полный ярости, кричал:

— Меленкурион абафа! Банас милл банас ниморил кабаал!

Меленкурион абафа! Абафа Ниморам!

Этот голос стряхнул с Кавинанта оцепенение ужаса, и он, шатаясь, поднялся, чтобы прийти на помощь Этиаран. Но и вместе они не смогли дать отпор юр-вайлу; он снова швырнул их на землю и сразу же прыгнул на них. Однако на полпути его остановила какая-то огромная неуклюжая фигура, перепрыгнувшая через людей и схватившаяся с юр-вайлом. Мгновение между ними длилась яростная борьба. Затем пришелец выхватил у юр-вайла кроваво-красный клинок и вонзил его в сердце черного отродья.

Дружный рык вырвался из стаи юр-вайлов. Кавинант услышал какой-то шум, издаваемый множеством бегущих маленьких ног. Посмотрев вверх, он увидел, как в чашу устремился поток маленьких зверушек: кроликов, енотов, ласок, кротов, лис и несколько собак. С молчаливой решительностью они набросились на юр-вайлов. Духи тем временем понемногу рассеивались. Пока Этиаран и Кавинант с трудом поднимались с земли, из чаши вылетел последний огонек.

Но юр-вайлы остались, и их размеры делали атаку маленьких животных похожей на яростное раздражение. Во внезапно наступившей темноте стройные ряды этих существ начали размыкаться, словно свет прежде был для этого помехой, удерживая их в тесных рядах. Теперь они разъединились.

Дюжины клинков, кипящих, будто лава, засверкали в темноте и с ужасным единством принялись кромсать зверьков. Прежде чем Кавинант успел осознать все происходящее, неуклюжая фигура, спасшая их, повернулась и прошипела:

— Бегите! На север, к реке. Я освободил духов. А теперь мы должны выиграть время, чтобы дать вам бежать. Скорее!

— Нет! — задыхаясь, произнесла Этиаран. — Ты здесь один. Зверьков мало для такой битвы. Мы должны помочь вам в сражении.

— Нас все равно мало, даже если мы будем вместе! — крикнул неизвестный ей в ответ. — Разве вы забыли свою задачу? Вы должны добраться до Лордов! Должны! Друл должен заплатить за это осквернение! Бегите! У вас мало времени! — С криком «Меленкурион абафа!» он развернулся и прыгнул в гущу сражающихся, раскидывая юр-вайлов своими могучими кулаками.

Помедлив еще мгновение для того, чтобы поднять с земли посох Барадакаса, Этиаран бросилась на север. И Кавинант последовал за ней, мчась так, словно за его спиной сверкали клинки юр-вайлов. Света звезд было достаточно, чтобы различать дорогу. Они взбежали по склону, не оглядываясь, не заботясь о своих рюкзаках, оставшихся на месте битвы, — они боялись думать о чем-либо, кроме того, что им необходимо убежать как можно дальше. Оказавшись на краю чаши, они уже почти не слышали звуков битвы. И все же они бежали, не останавливаясь, до тех пор, пока их не догнал короткий вскрик, полный боли и уходящей силы.

При этом звуке Этиаран упала на колени и прижалась лбом к земле, не скрывая отчаянных слез:

— Он мертв! — стонала она. — Освободившийся мертв! Несчастная Страна! Все мои дороги ведут к беде, и разрушение постигает все мои начинания. Я с самого начала накликала на нас беду. Не будет теперь больше празднований, и в этом моя вина!

Подняв лицо к Кавинанту, она произнесла, рыдая:

— Возьми свой посох и ударь меня, Неверящий!

Кавинант тупо смотрел ей в глаза, заполненные болью. Он чувствовал какое-то оцепенение от боли, горя и нерастраченной ярости и не понимал, почему Этиаран так бичевала себя. Он нагнулся за посохом, потом взял Этиаран за руку и поднял с земли.

Оглушенный и опустошенный, он вел ее вперед, в ночь, до тех пор, пока она не выплакала свою боль и не смогла идти дальше сама. Кавинанту и самому захотелось поплакать, но за время своего долгого поединка с несчастьем быть прокаженным он забыл, как это делается, и теперь он мог лишь идти молча вперед. Когда Этиаран взяла себя в руки, он понял, что она винит его в чем-то. Однако в течение всей бессонной ночи, пока они шли на север, он ничего не мог с этим поделать.

Глава 11

Бездомные

Постепенно ночь стала задыхаться, словно кем-то придушенная, и бесцельно перешла в хмурый день — день, неуверенно вступавший на землю, словно не знающий, где кончается рваная пелена тьмы и где начинаются тлеющие угольки света. Низкие тучи, казалось, были переполнены горем — отяжелели и набухли от скопившейся скорби — и, тем не менее, они были бесплодны, не способны дать дождя, словно воздух испытывал слишком сильную жалость, чтобы заплакать. Сквозь этот рассвет неверной и тяжелой поступью двигались Этиаран и Кавинант, как осколки разбитой погребальной песни.