Проклятие лорда Фаула - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 39

— Идемте, Томас Кавинант, — сказала она. — Мы и так уже потеряли целый рассвет.

Кавинант мгновение пристально смотрел на нее. На ее лице лежала все сгущавшаяся тень усталости, и он понял, что большую часть ночи она провела в беседе с хиирами. Но при этом она, казалось, была удовлетворена состоявшейся беседой, и ее яркий взгляд был почти оптимистичен. Возможно, у нее появилась какая-то тень надежды.

Кавинант приветствовал все, что могло уменьшить ее враждебность по отношению к нему, и он бодро вскочил с койки, как бы разделив ее оптимизм. Несмотря на боль в руках, он чувствовал себя весьма освеженным, словно окружающая обстановка настволья своим гостеприимством и благотворным влиянием помогла ему отдохнуть. Проворно двигаясь, он умылся, вытер лицо пестрым полотенцем из листьев, проверил себя на предмет повреждений и привел в порядок одежду. На трехногом столике лежал батон. Отрезав от него ломоть себе на завтрак, Кавинант обнаружил, что тот представляет собой смесь из мелко перемолотого мяса и муки, запеченных вместе. Жуя, он подошел к одному из окон.

Этиаран присоединилась к нему, и вместе они устремили взгляд сквозь сплетение ветвей на север. Вдалеке они увидели реку, текущую почти точно на восток, а за ней до самого горизонта простирались холмы. Но эти северные холмы отделялись от тех, по которым путешественники шли от самого подкаменья Мифиль, не только и не столько этой рекой. Земля за рекой, казалось, была покрыта рябью, и в свете утреннего солнца почва словно бы струилась над нею, словно какая-то скрытая скала таранила поверхность Страны, обнаруживая себя для тех, кто мог ее увидеть. С возвышения, которое представляло собой настволье, Кавинант смотрел на эту картину и чувствовал, что видит нечто такое, что превосходит даже его новое восприятие.

— Это Анделейн, — произнесла Этиаран мягко, словно говорила о каком-то святом месте. — Хайербренд выбрал удачное место для своего жилища — вид отсюда прекрасный. Здесь река Мифиль течет на восток, прежде чем вновь повернуть на север, к Грейвин Френдор и Соулсиз. А за ней холмы Анделейна, богатство Страны. Ах, Кавинант, когда я смотрю на них, один их вид придает мне мужества. А Саронал указал мне путь, который, быть может, сделает осуществимой мою заветную мечту — если нам будет сопутствовать удача и хорошая скорость, мы, возможно, увидим то, что превратит мою глупость в мудрость. Мы должны идти. Вы готовы?

«Да, — подумал Кавинант, — но только не к тому, чтобы опять лазить по этому дереву».

Однако он кивнул Этиаран, которая подала ему рюкзак, и, когда она вышла из дома хайербренда на широкую ветвь, натянул лямки на плечи, стараясь не обращать внимания на боль в руках. Затем он взял посох, подаренный Барадакасом, и мысленно приготовился к головоломному спуску с настволья.

Ствол был всего лишь в трех или четырех шагах от крыльца дома, но двухсотфутовая высота словно заморозила Кавинанта, заставила его опасливо колебаться, чувствуя, как первые приступы головокружения подтачивают его решимость. Но, стоя в дверях дома хайербренда, он услышал звуки новых голосов и увидел детей, снующих в ветвях над его головой. Видимо, они играли в салочки и в пылу погони прыгали с ветки на ветку так беспечно, словно падение им абсолютно не грозило.

В следующее мгновение с ветви, находившейся почти в двадцати футах выше Кавинанта, прямо перед ним спрыгнули двое детей — мальчик и девочка. Девочка весело гналась за мальчиком, но тот ускользнул от ее протянутой руки и спрятался за Кавинанта. Из этого убежища он ликующе крикнул:

— Укрытие! Я укрыт!

Кавинант повторил, как во сне:

— Он укрыт.

Девочка засмеялась, сделала обманный бросок вперед и спрыгнула с ветви в погоне за кем-то другим. Мальчик немедленно рванулся к стволу и стал стремительно взбираться по лестнице наверх, откуда только что спрыгнул. Кавинант глубоко вздохнул, сжал для равновесия в руках посох и шагнул от двери. Неуклюже семеня, он изо всех сил заспешил к относительной безопасности ствола.

Достигнув ствола, он почувствовал себя лучше. Засунув посох за лямки рюкзака, он обеими руками ухватился за лестницу, и надежность прикосновения к ее ступеням вернула ему некоторую уверенность. К тому времени, когда он преодолел половину спуска, а его сердце уже колотилось не так неистово, он мог полагаться на себя уже в достаточной мере, чтобы оглядеться вокруг и осмотреть жилища и людей, мимо которых он спускался. Наконец он добрался до нижних ветвей и следом за Этиаран спустился по спиральной лестнице на землю. Там уже собрались хииры, чтобы попрощаться с гостями. Увидев Барадакаса, Кавинант взял в руки посох, чтобы показать, что он не забыл его, и в ответ на улыбку хайербренда тоже улыбнулся, хотя это получилось больше похожим на гримасу.

— Ну, что же, посланцы, — сказала Ллаура, выдержав паузу, — вы сказали нам, что судьба Страны на ваших плечах, и мы вам верим. Нам грустно, что мы не можем облегчить тяжесть вашей ноши, — но мы считаем, что в этом деле никто не может вас заменить. Ту небольшую помощь, которую возможно было оказать, мы оказали. И теперь нам остается лишь одно: защищать свои дома и молиться за вас. Ради блага всей Страны мы желаем вам хорошей скорости. А ради вас самих мы убедительно просим успеть вовремя к празднованию. Для каждого, кто увидит это торжество, предвидятся великие предзнаменования надежды.

Этиаран, супруга Трелла, отправляйся с миром и помни о своей клятве. Помни о пути, который указал тебе Саронал, и не сворачивай с него. Томас Кавинант Неверящий, чужеземец в Стране, будь правдив и искренен. В час тьмы вспомни о посохе хайербренда. А теперь — в путь. Ответная речь Этиаран была официальной, как если бы она выполняла какой-то ритуал.

— Мы уходим, сохранив в душе воспоминание о настволье Парящее как о доме помощи и надежды.

Она поклонилась, прикоснувшись ладонями ко лбу, и затем широко развела руки. Кавинант неуверенно последовал ее примеру. Хииры ответили тем же жестом прощания, означавшим открытость сердца, с церемониальной медлительностью. Затем Этиаран пошла на север, и Кавинант поплелся следом за ней, словно листок, влекомый потоком ее решимости.

Ни он, ни она ни разу не оглянулись назад. Покой и восстановление сил, подаренные им чудесным поселком на дереве, оживили их, вдохнули новую энергию, дали им импульс к движению вперед. И он, и она — хотя и по разным причинам — стремились к Анделейну и знали, что Джеханнум направлялся из настволья Парящее на восток, а не на север. Они спешили вперед через горы, растительность которых становилась все пышнее, и добрались до берегов реки Мифиль в начале полудня.

Они перешли ее вброд по широкой отмели. Прежде чем войти в воду, Этиаран сняла сандалии, и какой-то полуосознанный импульс заставил Кавинанта снять свои ботинки и носки и закатать брюки.

Ощутив в первый раз пьянящий аромат гор, он почувствовал, что ему это даже необходимо — перейти Мифиль босиком, что омовение водами этой реки нужно для более полного восприятия его плотью тонкой сущности Анделейна. И когда он ступил на северный берег, то обнаружил, что может почувствовать его жизненность через подошвы ног; теперь даже они способны были воспринимать здоровье Страны.

Ему так понравилось сильное ощущение гор под ногами, что снова надевать ботинки не хотелось; но он отказал себе в этом удовольствии, чтобы не отстать от Этиаран. Он последовал за ней по тропинке, которую указал Саронал, — самый быстрый и легкий путь через центр Анделейна, — шел и удивлялся перемене, произошедшей с землей, лишь только они перешли реку.

Он ясно ощущал эту перемену, но в чем конкретно она заключалась постичь, казалось, было невозможно. Деревья были здесь выше и толще, чем их земные сородичи; обильная и щедрая алианта покрывала порой целые горные склоны своей изумрудной зеленью; холмы и овраги заросли буйной ароматной травой, цветы так весело качались на ветру, словно всего лишь несколько мгновений назад появились из чрева земли; маленькие лесные зверушки — кролики, белки, барсуки и тому подобные — сновали вокруг, лишь изредка вспоминая о том, что им следует опасаться людей. Но перемена в его новом видении была поистине необыкновенна. Горы Анделейна несли в себе такое чистейшее ощущение здоровья, какое Кавинант не смог сравнить ни с чем, что он видел раньше. Аура гармонии была здесь настолько могущественна, что он начал жалеть о своей принадлежности к миру, где здоровье было неощутимо, неразличимо, заметно только как некий подтекст, задний фон. Некоторое время он размышлял о том, какое чувство испытает при возвращении назад, как перенесет свое пробуждение. Но вскоре красота Анделейна заставила его забыть все эти мысли. Это была опасная красота — не потому, что она была предательской или могла нанести вред, но потому, что могла обольстить или совратить. Очень скоро болезнь, необходимость постоянных самопроверок, отчаяние, гнев — все будет забыто, потеряно в потоке здоровья, струившегося вокруг Кавинанта без конца и края.