Легионер - Дакар Даниэль - Страница 13

Выстрел оказался не особенно удачным, пришлось ловить подранка в разлившемся по случаю зимних дождей озере. И ведь поймали же! Вымокли и перемазались с ног до головы, все трое, продрогли как последние цуцики, но результат был налицо.

Двух гусей, которых упромыслил Тим, Дитц торжественно вручил мальчишке с наказом отдать матери. Ему, что уж греха таить, хотелось продемонстрировать Стефанидесам, что обучение паренька сулит не только расходы в виде исправно поставляемой провизии, но и некоторый прибыток.

Тим укатил, сияющий как пряжка ремня парадного мундира.

А потом, уже ближе к ночи, с Конрадом связалась Беттина, и где-то на самом дне восторженной скороговорки — сын стал добытчиком! — отставной сержант услышал слезы.

Услышал, но промолчал.

А вот Бронислав Стефанидес, судя по всему, молчать не собирался. Уж звук двигателя его машины Конрад в силу постоянной практики давненько научился узнавать. Сейчас, заслышав далекий ещё рокот, он не сомневался, что в гости пожаловал отец Тима. И не ошибся.

Знакомый пикап легко одолел раскисший от дождя пологий подъём. Из его кузова торчала нога мясной туши, судя по размерам — бараньей. Или даже две ноги. Толком вытаращить глаза Конрад не успел: выскочивший из машины Бронислав решительно махнул рукой: "Что стоишь? Помогай!" и устремился к кузову.

— Слав, ты сдурел! — откровенно заявил сержант. Мринг он за год вполне освоил — некоторые понятия и определения Лана физически не могла высказать на интерлингве. Пришлось приспосабливаться. — Что ты творишь? Нам этого за месяц не съесть!

— Ничего, — пропыхтел Бронислав, извлекая примостившийся по соседству с действительно цельной тушей объемистый бочонок, — с Руди поделитесь. Верно я говорю, собакин?

Если судить по превратившемуся в размытый круг хвосту, с идеей делёжки пес был согласен целиком и полностью.

Дитц пожал плечами и принялся таскать в дом всё, что выгружал Стефанидес. Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Целый баран. Огромный ящик, забитый молочными флягами. Головка сыра, сметана, творог… домашний хлеб и какие-то печенюшки, не иначе — привет от Беттины… пакет с колбасами и сосисками… свежие и маринованные овощи… корзинки с тепличными ягодами, запредельно дорогими сейчас, в конце зимы… соседи что, ещё и грибы выращивают?! Ну, Бронислав!

— Конни, перестань, — отец Тима с немыслимым для вулга комфортом разместился на ограждении террасы, заняв горизонтальное положение на узком брусе. Нет, вы на него поглядите: мало того, что не падает, так ему ещё и удобно! — Во-первых, у тебя сегодня праздник, я прав? Рождество и всё такое…

— А во-вторых?

Знающий по опыту, что пытаться переспорить хоть мрина, хоть кота суть одно и то же, то есть занятие абсолютно бесперспективное, Конрад расположился в плетёном кресле и забросил в рот кубик мяты. Брикет он обнаружил утром, в висящем над плитой кривовато, но старательно вышитом чулке.

"Ты же не христианка?" — спросил он собирающуюся в школу дочку, делающую вид, что ничего особенного не происходит. "Нет. Но ты — христианин. Весёлого Рождества, па!", — невозмутимо ответила она и вдруг коротко прижалась к приёмному отцу и, привстав на цыпочки, потёрлась лбом о его плечо. Лана ластилась очень редко, тем ценнее был для Дитца каждый такой момент.

— Во-вторых… мы — фермеры. Выращивать еду для нас обычное дело. Добывать — совсем другой коленкор. Да, мы отстреливаем хищников и вредителей, но на моей памяти ни один Стефанидес не охотился ради пищи. Вчера Тим перешёл в совершенно новую категорию. Перешёл благодаря тебе. Видел бы ты, что творилось! Этих гусей готовы были с перьями сожрать, чуть не передрались: каждому казалось, что у соседа кусок больше!

Конрад неопределенно усмехнулся. Его (их) собственный гусь, старательно ощипанный, был обварен, натёрт солью и травами и дожидался своего часа в подвале. А эти, выходит, сразу слопали? Не приготовив толком? Ну-ну…

С другой же стороны — лестно, что уж там. И мальчишке на пользу. Признание семьи…

Сержант совсем уже собрался сказать что-нибудь, в равной степени легкомысленное и уместное, но Стефанидес вдруг дёрнул ухом (это свойственное мринам движение всегда завораживало Дитца) и насторожился.

— У тебя гости, Конрад.

— Н-да? — сам хозяин дома пока ничего не слышал, но на мринов по части засечь чужака положиться можно было без раздумий. Даже у Руди слух не такой острый, что уж говорить о пожилом вулге?

— Ну, или кто-то заблудился. Но вряд ли. Вполне целенаправленно движется. Хотя и новичок. Машина хорошая, а вот местности не знает.

Теперь и отставной легионер вычленил в шелесте дождя приближающийся гул. И чем-то таким родным вдруг повеяло от этого звука, что губы старого вояки сами собой начали расплываться в улыбке.

Кто бы ни заявился на участок Зверюги Дитца, передвигался этот "кто-то" на "Саламандре", тяжелой, но при этом вёрткой машине, используемой Легионом. Что, уже и до Лазарева добрались, черти? Нет, в Даркстоне вербовочный пункт был, причем уже несколько лет, как и ещё в паре городов. Однако, что эти ребята (а кстати, кто конкретно?) забыли в Округе Зель-Гар?! Ладно, вот сейчас всё и выясним…

Похожая на тень "Саламандра" вынырнула из пелены мороси, окутавшей вельд, и остановилась у подножия холма. Двигатель стих, камуфляжная раскраска побледнела, и машина стала нейтрально-серой там, где не была забрызгана грязью от проселочной дороги. Какое-то время ничего не происходило, потом открылась водительская дверца, и наружу выбрался человек. Не слишком высокий, крепко сбитый. Чернокожий. С такой же, как у Дитца стрижкой: полоса полудюймового ежика шириной в ладонь от лба к затылку, а весь остальной череп выбрит до глянца.

Выбрался, да так и стоял, прижимая левым локтем к боку продолговатую коробку, перевязанную красно-зеленой рождественской лентой.

— Ха! — громыхнул Дитц, минуты две назад покинувший кресло. Нижнюю ступеньку крыльца навес террасы не защищал, но вот теперь-то старшего сержанта дождь ни капельки не беспокоил. — Ха! Ты зачем в такую даль забрался?! Пейзажем любоваться? Или птичек считать? А ну, бегом марш!

И человек вдруг сорвался с места и почти мгновенно оказался рядом с крыльцом. Двигался он, как не преминул заметить Бронислав, так же, как в последнее время старался бегать Тим: легко, мягко, для вулга — практически беззвучно. Словно не касаясь земли, а стелясь над ней, как стелется туман. Добежал, развернул плечи, щёлкнул каблуками:

— Сэр, майор Рипли, сэр! Представляюсь по случаю…

— Да пошёл ты! — прохрипел Конрад и сграбастал нежданного гостя. Коробка, стукнувшая сержанта между лопаток, выразительно булькнула. — Выпендриваться он будет!

Самому себе Ловкач Рипли был обязан чином майора. Зверюге Дитцу — тем, что стал офицером. И ещё тем, что вообще дожил до поступления в офицерскую школу Галактического Легиона. Обязан как минимум дважды. Точнее, сам он насчитывал три случая, сержант в свое время со скрипом и оговорками соглашался на один, приходилось пользоваться средним арифметическим.

Сегодня майор Рипли приехал, чтобы снова стать должником. Серьезным должником. И, уж конечно, рассчитывал, что удастся поговорить с глазу на глаз.

Впрочем, чернявый зеленоглазый дядька с польским именем и греческой фамилией (Алайя!), представленный Дитцем как сосед, оказался мрином понимающим и откланялся очень быстро. Попросил хозяина дома "гнать Тима домой сразу, как появится!" и умчался.

Сержант и его гость остались вдвоём и теперь, уйдя с дождя под крышу, с удовольствием разглядывали друг друга. Первые приветствия остались позади, и бывшие сослуживцы не спешили начинать разговор: успеется ещё. Наконец Дитц хлопнул Рипли по плечу и добродушно буркнул: "Пошли в дом". Огромный пес, с заметной неохотой согласившийся считать майора "своим", показывал дорогу.