Сказка на ночь (СИ) - Ангелос Валерия - Страница 55

— Ну почему? — усмехается. — Я бы провел самую обычную беседу. Объяснил, что к чему. Я человек, который способен найти общий язык с кем угодно. При желании.

— От таких твоих слов еще страшнее.

— Юля, — выдает мягко, переплетает наши пальцы. — Разве ты не поняла, что тебе совсем не нужно меня бояться?

— Просто… будь нормальным. Хотя бы попытайся. До рождения ребенка. Конечно, я еще не весь персонал больницы видела, но у меня уже ощущение, что ты на них нагнал дикий страх. У бедных людей создалось впечатлений, что один неверный шаг — будет расстрел. Черт. О чем я? Это не впечатление, а суровая реальность. Рустам, пожалуйста, перестань. Сбавь обороты. Если действительно хочешь наладить наши отношения.

— Хорошо.

— Ты слишком легко согласился.

— Подозреваешь криминал? — в черных глазах отплясывают коварный бесы. — Я не рискну тебя расстраивать, Юля. И речь не только про сегодняшний день.

— Ох, — нервно улыбаюсь. — Есть шанс, ты удержишься от манипуляций? Любопытно, как долго этот период продлиться. Час? Два?

— Твои чувства не игрушка.

— Но ты играешь на них, — выпаливаю с горечью. — Виртуозно.

— Я всегда учитываю свои ошибки.

Молчу. Пока плохо представляю, что еще можно сказать. Конечно, тянет высказать многое, вот только фразы забиваются в горле, слова наружу не идут.

Ну зачем? Какой смысл?

Он не изменится. Никогда. Бесполезно просить. Сейчас создаст видимость, потом выдаст такой откат назад, что мало никому не покажется. Рустам… такой. Сильный. Властный. Манипулятор до мозга костей. Уверен, существует лишь его мнение. Один путь. Все.

— Я устала, — отворачиваюсь. — Хочу отдохнуть.

Горячие губы обжигают мою ладонь, вроде едва касаются, но при этом обдают кипятком, опаляют так, что дыхание вмиг сбивается, сердце стрекочет будто бешеное.

— Позволь мне задержаться, — говорит Рустам. — Побыть с вами.

Разве я могу отказать? Малыш общий. Наше дитя. Да и чувствую, ребенок сам тянется к отцу. Нет, я не замечаю ни толчков, ни пульсации, однако иначе не могу объяснить свою собственную реакцию. Жутко обижена. Не простила. А прогнать не выходит.

Ограничиваюсь неопределенным кивком.

Рустам придвигает стул, не разрывая наш контакт. Усаживается рядом.

В моей голове проносятся лихорадочные мысли. Жгучая обида разливается внутри. Но и тянет меня к этому мужчине. Тянет с неудержимой силой. Вычеркнуть не выйдет.

Да и разве он позволит? Отпустит?

Закрываю глаза, чтобы не разрыдаться. Совершенно безумные чувства одолевают меня, раздирают на части. Эмоции бурлят.

Что я могу ему сказать? Объяснить?

Он знал: я беременна. Знал и не отказался от своего дурацкого плана. Ничего не стал изменять. Делал, что хотел. Поступал, как считал нужным.

Но разве основная проблема в этом? Нет. Разлом гораздо глубже. Хуже. Безнадежнее. Рустаму наплевать на чужие чувства. Он уверен в своих решениях. Исключений не бывает.

Дьявол. Но если бы он был другим, разве сумел бы меня защитить? Получил бы хоть единственный шанс побороть орден? Уничтожил бы наших врагов? Выстоял бы в той чудовищной войне?

Мой разум опять начинает искать оправдание. Дурацкая скачка мыслей. И я полная дура, которая продолжит прощать даже самые ублюдские поступки. Да? Нет! Ни за что. Хватит с меня. Нужно сражаться. Хотя бы попытаться. Нужно высказать все, о чем думаю.

Слезы стекают по щекам. Не могу успокоиться. Однако это длится недолго.

— Юля, прости, — раздается шепот, хриплый, пробирающий до костей. — Юля, ты моя принцесса. Моя девочка. Женщина. Моя любимая. Ты мое сердце. Веришь? Даже такой подонок как я не умеет жить без сердца. Видишь?

Рустам говорит все это и собирает мои слезы губами, иссушает соленые реки поцелуями, проходятся нежно, убийственно ласково. Исцеляет, пробует стереть мои раны.

— Будут лучшие врачи, — продолжает муж. — Лучшее оборудование. Наш ребенок появится на свет крепким и здоровым. Клянусь. Все сделаю. Никакой угрозы.

Сдавленно всхлипываю. Вроде и желаю его оттолкнуть, однако ничего для этого не делаю. Лишь продолжаю молчать, сражаюсь с немой истерикой.

— Я никого не стану пугать, — обещает Рустам. — Не дам тебе ни единого повода для переживаний. Бояться не нужно. Я мир переверну, только бы вы были счастливы. Ты и наш ребенок. Вы — моя жизнь.

— Не надо, — бормочу глухо. — Не надо ничего переворачивать. Очень тебя прошу. И без того вокруг все взрывается, постоянно выходит из строя. Не нужно разрушений.

— Хорошо, — сгребает в объятья. — Как скажешь.

Я не вырываюсь. Не сбрасываю его руки. Прекращаю сдавленно всхлипывать. Выравниваю сбитое дыхание. Открываю глаза.

— Мне понадобится время, — роняю наконец. — Я не могу так просто взять и простить. Дело не в том, что ты провернул свою авантюру, прекрасно зная про мою беременность. Не в том, что постоянно играешь, дергаешь за нити, пускаешь по нужной дороге. Дело вообще в другом. Черт, да во всем понемногу. Например, сейчас мне кажется, тебе совсем наплевать на мои слова. Ты пропускаешь эти фразу мимо ушей. Опять. Поступаешь так, как тебе удобно, выгодно. Вот и все.

— Нет, — отрезает Рустам. — Мне не наплевать.

— Ты испугался, — закусываю губу, не удерживаюсь от нервной улыбки. — Ты понял, что я могу потерять ребенка, поэтому и…

— Тихо, — накрывает мой рот указательным пальцем. — Даже не произноси это. Ни вслух, ни в мыслях.

Я смотрю на него и не решаюсь спорить. Он прав, думать о подобном кошмаре нельзя. Достаточно нам проблем и трагедий в прошлом.

Я смотрю на него и понимаю: этот мужчина тоже умеет бояться. Впервые вижу его настолько мрачным и сосредоточенным, смуглая кожа резко бледнеет, так и не возвращает прежний оттенок, черты лица обозначаются гораздо четче.

— А это что? — вдруг сдвигаю брови, подаюсь вперед и медленно провожу пальцами по его виску. — Седые волосы?

Глазам не верю. Не помню, чтобы прежде замечала седину в иссиня-черных волосах. Никакого намека на седину не удается воскресить в памяти.

— Ерунда, — отмахивается Рустам.

— Нет, подожди, — сильнее хмурюсь, по другой щеке ладонью веду. — И здесь тоже, вот с этой стороны несколько седых волос. Раньше точно ничего такого не было.

— Думаешь, мне стоит подкраситься? — спрашивает насмешливо. — Или седина не портит?

— Рустам…

Начинаю и осекаюсь. Чувствую, сейчас снова расплачусь. Абсолютно не контролирую себя, полностью отдаюсь эмоциям.

Муж отстраняется, опускает голову на мои колени, трется щекой о бедра. Действую рефлекторно, наклоняю его упрямую макушку ладонью, взъерошиваю темные волосы. Кусаю губы до крови, чтобы протрезветь от странной смеси чувств.

Рустам как зверь ко мне ластится. Голодный. Дикий. Безумный. Жестокий. Но мой. Мой зверь. Я люблю его. Люблю одержимо. Бешено. До одури.

Глава 44

— Я обещал тебе кое-что рассказать, — говорит Рустам, чуть отстраняясь, и ловит мой взгляд в капкан своих горящих глаз. — Точнее показать. Забыла?

Теперь кажется, наш разговор происходил в другой жизни. Сто лет прошло, а может и больше. С трудом припоминаю обмен той парой фраз. Речь шла о том, как объясняется сложившаяся ситуация, почему вообще пришлось затевать весь этот кошмар с арестом, гибелью и похоронами. Впрочем, примерная картина уже выстроилась в моем сознании. Суть заключалась в том, чтобы наконец обставить проклятый орден, отнять у них отдел, который достаточно важен и готов переметнуться на сторону моего супруга. Вероятно, составили схему, разработали план действий и не нашли ничего лучше подобного вот спектакля. Хотя я с трудом понимала, чем именно поможет тюрьма и абсолютный крах репутации Рустама в глазах общественности. Люди же так просто не забудут всю эту жуткую историю с убийством Жаклин, побегом из тюрьмы, уничтожением стражей правопорядка. Выходит, нам придется скрываться до конца дней? Играть чужие роли? Или же эта участь падет исключительно на плечи моего мужа? Трудно вообразить дальнейшее развитие событий, но пока что ничем хорошим здесь и не пахло.