Новая реальность (СИ) - "shellina" - Страница 18

Раздался выстрел, и… Что? Выстрел? Я посмотрел на девушку, которая вытирала лоб дрожащей выпачканной в саже ладошкой, оставляя на белой коже черный след. Ведер больше не было, значит, можно было заняться тем делом, за которым я сюда приехал.

Из ворот слободы выскочили шесть гвардейцев в мундирах преображенского полка, один из которых угрожал заряженной фузеей шедшим прямо на них весьма решительно настроенным людям. Я почувствовал, что у меня глаз дергается. Все, достали.

— Всех офицеров Ушакову на правеж, всех рядовых пока запереть по казармам. Выяснить, что там произошло и через два часа ко мне с докладом, — процедил я, направляясь к привязанному неподалеку Цезарю. Хватит с меня преображенцев. Доигрались они, похоже, окончательно.

Ноги слушались плохо, руки дрожали, но я довольно бодро вскочил в седло, и тут увидел во все глаза смотрящую на меня девушку, до которой, похоже, только что дошло, с кем именно в паре она только что работала. Я не удержался и подмигнул ей, отчего ее личико вспыхнуло, и она прижала к ним руки. Как же ноги-то замерли, да и руки тоже, я же только заметил, что с трудом удерживаю поводья в окоченевших пальцах. Вот же придурок, надо же было варежки забыть. Я тронул пятками бока Цезаря. Домой и в горячую ванну. Мне только снова заболеть не хватало.

Глава 8

Митька категорически отказался готовить для меня горячую ванну, а затащил в жаркую хорошо протопленную баню, приговаривая при этом, что все эти ванны — это баловство, и ничто не заменит настоящей баньки с хорошим жаром и березовыми веничками, которые весь холод вмиг выбьют из любого, а вместе с холодом и нарождающуюся хворь. Перед походом в баню он стянул с меня сапоги, который явно не были предназначены для долгого пребывания на улице, особенно, когда там стоял, не собирающийся сдавать свои позиции мороз. В процессе снятия сапог он вполголоса матерился, пытаясь руками согреть мои ледяные стопы, которые сразу после того, как сапоги были сняты, потеряли малейшую чувствительность. Когда он растер ноги до такой степени, что я их хотя бы почувствовал и мог идти самостоятельно, Митька подхватил меня под руку и потащил в парную. Только там в клубах пара, сидя на полке, я понял, как сильно замерз. Сначала мне даже жарко не было, а потом, постепенно начало трясти такой крупной дрожью, что я сам сначала перепугался, но дрожь быстро прошла, и потянуло в сон так, что я едва держался, чтобы не уснуть, таращась в стену и пытаясь сосчитать из скольких бревен состоять она состоит. Да еще Митька грозно сопя очень выразительно повертел передо мной березовым веником, хорошо распаренным и готовым к тому, чтобы им отстегали меня как следует. Прекрасно понимая, что без этой экзекуции отсюда не выйду, я вздохнул и лег на полке, прикрыв глаза и прислушиваясь к ощущениям. Пропарив, Митька выгнал меня на улицу, прямо на мороз и заставил натереться колючим, обжигающим снегом. Ох как я орал при этом… А потом снова в парную, где просто сидел, наслаждаясь жаром, чувствуя, как вяло перекатываются расслабленные мысли в голове, напоминая мне огромные булыжники, которые вяло барахтались, пытаясь подняться на поверхность из моего внезапно опустевшего разума.

Я находился в парной уже с полчаса, когда дверь чуток приоткрылась, и в нее заглянул Репнин. Увидев меня, он кивнул головой, то ли в качестве приветствия, то ли из-за того, что нашел пропажу, и попытался скрыться, но я его остановил.

— Юра, раздевайся и иди сюда; я так понимаю, что все разузнал и по полочкам все разложил, а теперь еще доклада дожидаться? — он снова кивнул, соглашаясь. — Давай-давай, заодно согреешься, мы все замерзли как собаки.

— Только шибче, Юрий Никитич, — недовольно пробурчал Митька. — Весь жар выпустишь, и нечем будет тебе согреваться.

Вскоре рядом со мной на полке расположился Репнин, блаженно жмурясь, впитывая в себя целебный жар. Он очень быстро покрылся испариной, и с непередаваемым удовольствием, выхватив из шайки березовый веник, принялся сам себя им охаживать.

— Ну и что удалось выяснить? — Ушаков уехал, и официальные допросы офицеров откладывались, а знать мне нужно было сейчас, чтобы определить, что это было: дурацкое стечение обстоятельств или злонамеренный план.

— Драку затеял подпоручик Выхрицов. Он частенько наведывался в кабак в слободе, вместе с товарищами. Но в отличие от остальных, подпоручик был неравнодушен не только к немецкому пиву и самогону, но и к жене владельца кабака фрау Хельге, и, поговаривают, что интерес его был очень даже взаимным.

Митька плеснул кваса на каменку, и голова закружилась от запаха хлеба и сусла, и глаза сами собой закрылись. Мне не нужно дальше объяснять, что там произошло. Скорее всего во время нежного свидания зашел уже изрядно рогатый муж. Слово за слово, и началась драка, которую подхватили сидевшие в пивном зале. В какой-то момент все вышло из-под контроля и начался пожар.

— Жертвы есть? — я спрашивал, не открывая глаз. Репнин ответил не сразу. Его, видимо, тоже разморило, и он не сразу сообразил, что у него спрашивают.

— Нет. До смертоубийства не дошло, только бока друг другу намяли. А вот кабак и еще три дома сгорели дотла. Хорошо еще люди выскочить успели.

— Это плохо, — я дотянулся до ковша с холодной водой и плеснул ее себе на лицо, пытаясь хоть немного заставить размякшие мозги работать. — Значит, указ подготовь. О выделение помощи пострадавшим: не деньгами, а вещичками на первое время, пока не обживутся, — я задумался, а сколько каждой семье нужно вещей? — С Черкасским вместе покумекайте, сколько можно чего выделить, после мне на ознакомление и, ежели утвержу, то на подпись.

— Слушаюсь, государь, Петр Алексеевич, — ресурс откуда брать?

— Из конфискованного и частично из хозяйства полка, что накуролесил. Что там с преображенцами?

— Полк по казармам заперт, охраняется почитай всеми семеновцами. Офицеры в казематах у Ушакова маются, так же, как и те шестеро, что в слободе были. Подпоручик Выхрицов отдельно заперт.

— Ну и хорошо, пущай посидят. У тебя еще есть, что сказать? — пот начал понемногу щипать кожу на лице, что означало, что вылезать уже понемногу нужно. Вечер уже, поужинать и спать пораньше завалиться, чтобы поутру с цинцем встретиться на свежую голову.

— Письмо от Бестужева прибыло, — Репнин замолчал ненадолго, видимо, обдумывая, как известия преподнести. Обдумав, продолжил. — Вот только почти все, что пишет, дел франков больше касаемо, нежели англичан.

— Вот как? — я даже слегка один глаз приоткрыл, чтобы посмотреть на Репнина, который сосредоточенно разглядывал стену бани. — И как там франки поживают?

— Эм, — Репнин снова запнулся, затем, глубоко вздохнув, начал говорить. — Начнем, пожалуй, с уполномоченного посла. Людовик пятнадцатый решил, что лучше всего на эту роль вместо Маньяна, — о, точно, вот как того придурка звали, которого я пнул под зад из страны, — Жаокена Тротти, маркиза де ля Шетарди, — вот это номер. Я открыл оба глаза. Шетарди? А меня, кажется, начали уважать. Ну, или не меня, а того, кого подозревают в правление страной через малолетнего императора, который сам по себе никому на хрен не нужен. — Шетарди этот, проездом заедет в Пруссию в Штеттин дабы предложить союз дофина Людовика Фердинанда и Софии Августы Фредерики Ангальт-Цербской. — Ну а что вполне себе интересно будет понаблюдать, кого у франков задушат шелковым шарфиком, чтобы малышка Фике начала править. Правда, Франция — не Россия, размах не тот, негде будет развернуться, но ничего, она быстро найдет применение своей бурной энергии. Лично я поставил бы и на Людовика пятнадцатого, и на дофина. Потому что сына она убивать не будет — это точно, тем более, что без малолетнего ребенка мужского пола хрен ей, а не французский престол, франки у себя что-то с законами намудрили, и править там может только мужчина, женщина максимум, на что может рассчитывать, это стать регентом, но, думаю, что София Августа придумает, что делать, чтобы стать полноправной королевой.