Странник (СИ) - Верт Александр "фантаст" - Страница 30

С самого начала, планируя эту поездку, Антракс имел большие планы на Наресмеру. В этом городе он был всего один раз, но считал его прекраснейшим городом долины. На континенте, по мнению Антракса, он уступал по красоте лишь его родному Эшхарату.

Половину прошлой ночи Антракс потратил на составление плана. Он рассчитывал провести время с женой, показать ей город, сводить на праздничное представление, даже морально смирился с необходимостью станцевать с ней хоть раз.

Нервно скалясь, он спрятал руки в карманы и еще больше разозлился, найдя там серебряное колечко. Это была откровенная безделица – маленькое серебряное кольцо, похожее на переплетенную лиану. Оно должно было понравиться Лилайне, а теперь он не хотел ей его дарить и вообще считал глупыми подарки без повода.

«Нашел причину: ей понравится!» – ругал он себя, меняя кольцо на бутылку рома.

Раз уж он был не в себе, хотелось быть вне себя окончательно, ибо относительная ясность ума с сумбуром эмоций окончательно сводила с ума.

Антракс был пьян не впервые. Еще до пожара он успел ощутить неприятный осадок опьянения.

– Тебе плохо, ты живешь с мамой! – заявил тогда шестилетний Мэдин.

Антракс посмотрел на старшего брата, отвлекаясь от книги. Впрочем, об их старшинстве можно было рассуждать очень долго. Сын наложницы был всего на пару месяцев старше сына королевы, а тогда Антракс, будучи выше брата и куда серьезнее, смотрел на него с явным недовольством.

Последнее время они считались друзьями, хотя эта дружба была скорее волей их отца, вбитая в обоих розгами. Антракс был готов терпеть шумного брата, если того требовал сам король Эеншард, которого мальчик искренне уважал.

– Ну, моя мать никогда не позволила бы мне творить все то, что я в итоге вытворяю. Готов поспорить на что угодно, что ты никогда не пил вина, не то что рома.

Антракс, вспоминая это, невольно улыбнулся и сделал большой глоток из бутылки. Сложно было понять, зачем он тогда соврал и заявил, что все он пил, еще и спровоцировал брата на распитие алкоголя. Ему тогда хотелось в очередной раз убедиться, что он лучше Мэдина. Говорили, что после бутылки крепкого эштарского вина, которую они разделили на двоих, Антракс был действительно вменяемей брата, но самого Антракса это едва ли удовлетворяло. Чувство собственной беспомощности и откровенного тумана в голове тогда не понравилось ему куда сильнее острой боли в животе и страшной рвоты, которыми все это закончилось.

– Пили? – спросил тогда их отец строго, словно ожидал от мальчишек нелепой в данной ситуации лжи.

Мэдин тогда только кивнул, а Антракс, прикрыв глаза, сказал:

– Пили.

– И как? Довольны ощущениями? – совершенно серьезно спросил Эеншард, посмеиваясь.

– Нет, – почти со стоном ответил Мэдин. – Я вообще больше пить не буду.

Антракс таких глупостей не обещал, а в итоге в отличие от брата, действительно, почти не пил.

Теперь же было даже смешно от того, что его выбила из равновесия откровенная глупость, но ничего с собой он сделать не мог, вспоминая причину, по которой старался не пить, при этом невольно ускоряя шаг.

Тогда, после пожара, после смерти матери, он долго лежал в бреду. Спасший его Фу-Диен потом признавал, что считал эштарского принца обреченным и ввязался в это только из-за состояния короля, сидевшего у постели Антракса. Эштарцу было тогда всего семь лет, прошло больше двух десятилетий, а он еще помнил частично то время. Помнил жар, страшную боль, метания в постели и тошноту, а потом все тело начинало еще и чесаться. В комнате стоял зловонный дух, а его поили какой-то дрянью, от которой его болезненно рвало горькой черной массой. Тогда он не понимал, что происходит, зато теперь он точно знал, что его тело было тогда смертельно отравлено мертвой тканью его собственного организма. Он не видел черных струпов на своем теле, но он видел их на других, поэтому знал, что это такое.

Не хотелось рисковать, поэтому он всегда следил за собственной пищей и время от времени пил отвары, чтобы спасать свои собственные давно «обиженные» почки. Лилайна как-то спрашивала у него, что именно он пьет, а он отмахнулся, сказав, что просто поддерживает себя в тонусе. Только однажды рассказал ей, что, видишь ли, немного не здоров.

Ему вдруг стало смешно от собственной глупости, и он снова отхлебнул рома, решая, чем бы себя занять. Почему-то в этот момент ему показалось неплохой идеей сыграть в кости с какими-то верзилами у одного из трактиров. Они были так же пьяны, как и он сам, потому это оказалось забавным.

– А ты женат? – спросил у него кто-то.

– Ага, – отозвался он.

Ему уже успели налить какого-то пенистого пойла, и он выпил, не разбираясь, что это было.

– Дура? – спросил другой.

– Не-е-е-ет, – совершенно серьезно ответил Антракс, качая головой. – Это я дурак.

Ему действительно казалось именно так, особенно потому, что он уже не мог остановиться. Осознание глупости всего происходящего вспыхивало в сознании, но ничего не могло изменить. Все вокруг словно летело с горы в какую-то бездну одним большим снежным комом.

Он не заметил, как проиграл ботинки, те самые, что казались ему удачей. Того, кто их выиграл, видимо не смущало, что сделаны они были на ноги разной длины. Уровень опьянения не позволил это осознать.

Когда же Антракс проиграл и рубашку, ему стало откровенно смешно, но, не чувствуя никакого дискомфорта, он снял ее и швырнул в победителя, выливая остатки хорошего рома в кубок с каким-то дрянным пойлом. Заметил ли кто-то шрамы на его спине, он не знал, зато чья-то рука поймала золотой медальон целителя на его груди. Антракс не помнил, когда успел его надеть, но это его разозлило. Ударив неизвестного по руке, он заявил:

– На это я играть не буду!

Собственный голос его почти напугал, потому что язык у него заплетался, и реальность кренилась куда-то вбок.

Выругавшись, он встал. Кто-то умудрился спросить, правда ли он врач, но, не желая отвечать и позорить умения своего наставника, Антракс откровенно послал спрашивающего, посоветовав ему побеседовать с дворовой собакой.

Опустошив залпом кубок, содержимое которого едва ли можно было считать безопасным, он понял две вещи. Во-первых, ему пора остановиться, если он действительно не хочет убить себя прямо сегодня. Во-вторых, он умрет прямо сейчас, если не поссыт в ближайшей подворотне. Никаких иных решений для возникшей физиологической потребности он не нашел. Они просто не посетили его одурманенную голову, словно в нем всегда жил тот самый варвар, коим считают каждого эштарца.

Он помнил, как свернул в подворотню, а как оказался на площади – уже не помнил.

Главная площадь Нересмеры была шумной и людной, а главное, красивой. Это Антракс отметил даже теперь. Ему нравился ее светлый камень и система фонтанов, наверно, потому что белый камень в блеске воды напоминал королевский дворец в Эшхарате.

Вздохнув, эштарец сел на низкий каменный парапет фонтана, уперся локтями в колени и посмотрел на свои босые ноги. Он был пьян так, что пришел сюда, не ощущая своей собственной хромоты.

Брызги воды долетали до обнаженной спины, а он смотрел на собственные босые ноги и думал, что он откровенно слаб и безумен.

«Что я делаю здесь?» – спрашивал он себя, и дело было не в площади столицы Манра, не в его нынешнем состоянии, а во всей его жизни целиком.

Он сидел и понимал, что не хотел быть королем Рейна, не хотел возиться с фермерами и полями, не хотел создавать флот с нуля.

Ему вдруг представилась другая реальность – та, от которой он отказался, и она показалась ему прекрасной. Он – Антракс Эйен Клен Дерва – первый министр Эштара, правая рука короля Эеншарда Седьмого. Отец подпустил бы его к правлению так близко, как не подпустил бы никого и никогда. Мужчины совета презирали бы его хромоту. Женщины считали бы уродом, который был когда-то красивым мальчиком…

Какая-то туманная фраза, нечеткой тенью скользнув по сознанию, заставила плюнуть на белый камень под ногами, словно это он пытался его обидеть.