Первое дерево - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 37

В какой-то момент на неё нахлынуло тоскливое ощущение безысходности, уже испытанное ею, когда её насильно привели в Ревелстоун. Здесь, как и там, ею управляли и диктовали, что ей делать и что думать. Только здесь принуждение было закамуфлировано сладкими речами и пышностью чудесных образов. Линден казалось, что её всё время пытаются запихнуть в поваленный гроб. Но если элохимы не собираются отпустить её, то самой ей уже никогда не выбраться из Элемеснедена.

Нет, конечно же, здесь не Ревелстоун, и элохимы вовсе не похожи на Опустошителей, и в улыбке Дафин нет и намёка на лживость, и глаза её зеленеют, как первые весенние листочки. Все элохимы, которых они встречали по пути, тут же обретали человеческий образ и, почтительно поприветствовав Линден Солнцемудрую, словно облечённую какой-то высшей властью, присоединялись к процессии и в молчании, нарушаемом для неё только осточертевшими колокольчиками, шествовали к месту элохимпира. Облачённые в мантии и туники из органди и шёлков, они торжественно шли позади Линден, словно чествуя её как самую почётную гостью. И вновь она невольно стала поддаваться очарованию клачана, столь прекрасного и столь незаслуженно обиженного её подозрениями.

Но стоило ей оглянуться, чтобы посмотреть, как выглядит клачан без самосозидания элохимов, она увидела позади лишь бесцветную равнину под небом цвета лунного камня. Так, значит, сам по себе Элемеснеден стерилен и безжизнен, словно лунный кратер. Лишь одна деталь оживляла этот мрачный пейзаж — в центре клачана находилось широкое кольцо из засохших вязов. Их уродливые обнажённые сучья вздымались в опалесцирующий воздух, словно штыки мёртвых часовых, несущих свою жуткую службу с незапамятных веков. Даже на расстоянии Линден чувствовала их древнюю, трухлявую сердцевину, лишённые побегов и почек ветви, мрачное одиночество на грани жизни и смерти. Но понять, почему элохимы не терпят рядом с собой живых деревьев, ей так и не удалось. А спрашивать не хотелось.

Подойдя поближе под эскортом Дафин, Рассвета и остальных элохимов, Линден увидела, что деревья окружали высокий голый курган, от которого во все стороны расходилось яркое сияние. Возможно, он и был источником света, озарявшего весь Элемеснеден. А возможно, словно драгоценный камень, концентрировал в себе рассеянное мерцание перламутровых небес. Он-то и являлся центром клачана, и именно его охраняли мёртвые вязы, в молчаливом протесте воздевшие ветви ввысь. Пройдя между ними, Линден ощутила, что вступает в зону прозрения.

Со всех сторон стекались элохимы, мерцая, струясь, на ходу принимая человеческий облик, воплощая в себе все самое прекрасное, что есть на Земле; их очарование было столь велико, что у Линден на секунду перехватило горло и на глаза навернулись слёзы. Она не понимала, почему этот дивный народ вызывает в ней такое сложное, смешанное чувство ненависти и восхищения, и чувствовала, что окончательно запуталась и уже не в силах отличить правду ото лжи. Но одно она знала твёрдо: никогда и нигде ей уже не встретить людей столь обворожительно красивых.

Наконец с разных сторон к кольцу вязов стали подходить члены Поиска. Хоннинскрю вышагивал с гордо поднятой головой и сияющим лицом, словно одно из самых драгоценных воспоминаний его жизни не только не разочаровало его, но добавило новых, удивительных впечатлений. С другой стороны спешил Красавчик, который, заметив Первую, разразился такой нежной тирадой, полной любви и внимания к жене, что слезы Линден, до сих пор сдерживаемые ресницами, хлынули потоком.

Но не все Великаны разделяли восторги своего капитана. Первая держалась строго и замкнуто, хотя по осанке чувствовалось, что во время испытания она одержала какую-то победу. Зато лицо Мечтателя было искажено болью, словно он осознал некую опасность, о которой из-за своей немоты не способен предупредить друзей, отчего страдал вдвойне.

Встревоженная выражением его глаз, Линден быстро обследовала внутренним зрением кольцо, вязов и всю местность вокруг, разыскивая Ковенанта. Несколько бесконечно длинных секунд она не могла обнаружить и намёка на его присутствие, но вот, к её великому облегчению, наконец, и он показался на склоне светящегося кургана.

Линден сразу же ощутила волну нечеловеческого напряжения, сковывавшего каждый его мускул, каждый его нерв. Очевидно, испытание элохимов далось ему дорогой ценой. Глядя на него, такого измученного и раздражённого, Линден всё-таки почувствовала громадное облегчение: она была больше не одна в этом непостижимо чужом мире.

Он подошёл к ней деревянным шагом, и глаза его смотрели холодно, словно были сделаны из слюды. За ним следовал Чант с чрезвычайно самодовольной улыбкой. Линден почувствовала, как минутная умиротворённость улетучивается и гнев, бурлящий в Ковенанте, начинает овладевать и ею. С огромным трудом она удержалась, чтобы не крикнуть прямо в сияющую рожу Чанта: «Да что вы с ним сделали?!» Но в этот момент Томас спросил её:

— С тобой всё в порядке?

Линден машинально кивнула, больше занятая мыслями о нём, чем о себе. «Что с тобой сделал этот элохим?» Как ей хотелось положить руки на эти ссутулившиеся плечи! Но она до сих пор не могла себя перебороть. Она просто не умела! Она ничего не умела и никогда не знала, как помочь ему. И всё же надо найти какой-то способ предупредить его о том, что она узнала. Стараясь, чтобы слова для постороннего слушателя прозвучали абсолютно невинно, но в то же время, чтобы Ковенант её понял, она тщательно составила фразу в уме и только потом повторила её вслух:

— Думаю, я должна тебе это сказать. Кайл как всегда безупречен.

— У меня создалось такое же впечатление, — мрачно согласился он. С первой же секунды знакомства с элохимами он постоянно пребывал на грани срыва, и теперь в его голосе слышалось клокотание просыпающегося вулкана. — Чант пытался уговорить меня отдать кольцо ему.

Линден была потрясена: значит, пока она мило беседовала с Дафин, её друзей испытывали гораздо более жестоко.

— И он мне много чего рассказал, — продолжал Ковенант, храбрясь изо всех сил, но Линден видела, что он подавлен разговором с элохимом. — Этот народ считает себя центром Земли. Если послушать его, то все самые важные события берут своё начало именно здесь. Весь остальной мир — лишь тень, отражение Элемеснедена. А Фоул и Солнечный Яд — всего лишь симптомы того, что и здесь не все ладно. Но Чант не утруждал себя перечислением истинных, на его взгляд, причин. Только сказал что-то очень туманное о тени, которая ложится на сердце Земли. Поэтому ему понадобилось моё кольцо. Ему, видишь ли, нужна дикая магия, чтобы уничтожить первопричину болезни на месте.

Линден хотела перебить его и сказать, что этому лукавому элохиму не нужно никаких колец, потому что он сам — Земная Сила, но она не была уверена, что время для этого пришло.

— А когда я сказал «нет», он спокойненько ответил, что как-нибудь обойдётся. А что до меня — то я все равно проиграю, так что меня можно просто не брать в расчёт. — Ковенант выплёвывал каждое слово с таким отвращением, словно ощущал на языке вкус напитавшей его желчи. — И что бы со мной ни случилось, всё будет — на руку.

Линден сочувственно прикусила губу и в доказательство того, что даже слишком хорошо его понимает, тихо сказала:

— Теперь ты испытал то, что я испытываю ежеминутно всю свою жизнь.

Но её попытка достичь взаимопонимания, очевидно, была истолкована как-то иначе: брови Ковенанта сдвинулись, и взгляд вонзился, как заноза, в самое сердце.

— Нашла время!

Великаны между тем тоже подошли к ним. Если они и слышали разговор, то по их лицам не было понятно, как они к нему относятся. Но, похоже, их молчаливое присутствие за спиной воодушевило Ковенанта, и он набросился на Линден с удвоенной яростью, даже не замечая, как больно ранит её каждым словом:

— При чём здесь вообще ты? Это от меня все только и ждут неверного шага!

— Но не я же! — огрызнулась она с не меньшей злостью, уже не думая, бередит она его раны или нет. — Я имела в виду совсем другое!