Первое дерево - Дональдсон Стивен Ридер - Страница 2

При всех своих опасности, проказе, отраве, угрызениях совести и ярости Ковенант был жизнеутверждающим символом, гарантией того, что Страна будет спасена. И его позиция была настолько сильна, что Презирающий ничего не мог с ним поделать. А сама Линден могла ли хоть что-то? На что она потратила свою жизнь? На бесконечное бегство от прошлого. Все так нелегко давшиеся успехи на поприще изучения медицины, все её самоотверженные порывы в борьбе со смертью — ведь они были порочны в самом корне: болезненное отрицание страшного наследства родителей затмевало все благородные стремления. Она сравнивала себя со Страной — истерзанной произволом Верных и Солнечным Ядом; Страной, где правят законы жестокости, а не любви.

На примере Ковенанта она познала себя. Даже тогда, когда она ещё не понимала, что в нём так притягательно, её влекло к нему чисто инстинктивно. А теперь она окончательно поняла, что хочет стать похожей на него. Она хочет стать опасной для тех сил, что распоряжаются людьми, как игрушками.

Сейчас, по дороге, она изучала его лицо, мрачное и одновременно светлое от предчувствий, стараясь до мелочей запечатлеть в памяти этот измождённый лик пророка, с жёсткой линией рта и спутанной, всклокоченной бородой.

Как и Ковенант, Линден пристально смотрела в конец улицы Великанов. И хотя она провела в обществе Хоннинскрю, Морского Мечтателя, Красавчика и Первой в Поиске лишь несколько дней, она успела понять, почему в голосе Ковенанта, когда он говорил о Великанах, с которыми когда-либо был знаком, звучали боль и любовь одновременно. Но у неё к тому же были собственные предчувствия и причины нетерпеливо ускорять шаги.

Почти сразу же после того, как пробудился её дар видения, он стал источником боли и тревог. Первое острое осознание пришло к ней, когда убили Нассиса. И с тех пор каждый шаг её страшит, словно она идёт, балансируя над пропастью, в которой затаились Опустошители; идёт по лезвию между жизнью и смертью, и пути этому не видно конца. Постоянные атаки реального Зла — моральные и физические, — которое она никогда не сможет одолеть, и так истерзали её, заставив страдать от тщетности своих попыток и мучиться от неуверенности в себе. А тут ещё она попала в лапы Верных, в полную власть Гиббона. Его пророчество и омерзительная сила, которой он осквернил душу Линден, проникла во все самые потаённые уголки её сердца и мозга и наполнила её отвращением к себе, граничащим с самоотрицанием. Тогда-то она и поклялась, что ничто в мире не заставит её снова использовать свой неожиданный дар.

Но не смогла сдержать клятвы. И если на одной чаше весов лежала её уязвлённая душа, то на другой — острейшая необходимость в её уникальной помощи. Та же самая сверхчувствительность, которая так пугала её, давала ей возможность сращивать сломанные кости и исцелять от яда Рысаков. Эта способность глубоко затронула её инстинкт медика, восстанавливая личность, которую она чуть было не утратила, попав из привычного мира в этот.

А потом они пришли в Прибрежье, где Солнечный Яд не имел силы. И вот там-то, где весь воздух словно дышал здоровьем, среди тихой природы и цветов, будто сохранивших свежесть с первого дня творения, в обществе Великанов (особенно Красавчика, чей искрящийся юмор рассеивал любую тьму, накопившуюся в душе), испытав на себе целебную силу «глотка алмазов», Линден вновь ощутила почву под ногами. Там она причастилась истинной любви к миру, там остро прочувствовала дар, который принёс Ковенант Мёртвым. И именно там нутром поняла, что её видение можно в равной мере использовать как во зло, так и во благо, и что у неё есть возможность попытаться изменить участь, предуготовленную ей Презирающим.

Ведь старик, чью жизнь она спасла у Небесной фермы, сказал ей тогда: «Будь честной. Есть ещё в мире любовь!» В первый раз за последнее время эти слова, выплыв в памяти, не вызвали в Линден былого страха и стыда.

Она с трудом поспевала за Ковенантом, стремительно спускавшимся по лестнице Великанов. Казалось, он ничего и никого не замечает. Зато она замечала. Ясное утро. Пустынные длинные улицы Коеркри, все в инее соли. Неотвратимая опасность, струящаяся от чёрной фигуры Вейна. И харучаи за спиной. Присущее им хладнокровие оставило их: обычно столь бесстрастные, они горели желанием скорее достичь неизвестной земли вместе с Ковенантом и Великанами. Линден запечатлевала в памяти каждую деталь, словно они составляли основу той, новой жизни, о которой она так мечтала.

Однако, когда они, наконец, спустились к залитой солнцем пристани, где их встречали Первая, Мечтатель и Красавчик, а также Кир и Хигром, взгляд Линден словно магнитом снова притянула к себе подходящая к причалу «Звёздная Гемма».

Корабль Великанов потряс её до глубины души. Он вздымался ввысь, вырисовываясь на фоне неба, насколько хватало взгляда. Капитан Гримманд Хоннинскрю выкрикивал команды с мостика, а экипаж суетился на палубе, сворачивая паруса. И вот уже спускается якорь. Мастерство всего экипажа и искусство, с которым корабль был построен, словно отрицали физические законы, заставляя массивную глыбу гранита, из которого он был сделан, легко скользить по волнам. На первый взгляд, его массивные, монолитные (без единого шва) борта и величавые мачты казались громоздкими, палубы — бескрайними, каменные реи — тяжеловатыми, а нос — грубоватым. Но когда, наконец, чувства Линден пришли в порядок, она вспомнила, что корабль построен для Великанов и им он в самый раз. Фигуры матросов, сновавших по палубе, гармонировали с этим вздымавшимся из воды каменным чудом — застывшим в граните языком пламени, рвущимся к небу.

Этот камень поразил Линден. Инстинктивно она задавала себе вопрос о материале, из которого был построен корабль Великанов, так как была твёрдо уверена, что гранит слишком хрупок, чтобы противостоять океанским штормам. Но, внимательно приглядевшись, она поняла свою ошибку. Гранит был пронизан тонкими костяными прокладками, раскрашенными под камень. Линден ощутила их энергетику.

И вся команда «Геммы» словно излучала особую энергию. Да, они были Великанами, но на своём корабле представляли собой нечто большее. Они были частью огромного здорового организма, чей смех, полный жизни, делал и их сильнее и радостнее. И это живое, хохочущее существо — конгломерат камня, парусов и команды, «Звёздная Гемма» — было кораблём, который выходил на битву с океаном только потому, что ни одно другое испытание не способно принести ему столько радости.

Три его мачты, вздымавшиеся достаточно высоко, чтобы нести на себе по три паруса, словно три кедра, возвышались над мостиком, на котором в небрежной позе стоял Хоннинскрю. Он не обращал ни малейшего внимания на раскачивающие корабль высокие волны, словно был рождён на палубе сразу капитаном, с солью в лохматой бороде и мудростью в бездонных глазах. В ответ на окрик Красавчика он гаркнул так, что его услышал весь Коеркри, заставив Печаль отозваться впервые за несколько столетий. И тут глаза Линден внезапно наполнились слезами, словно она до сих пор никогда не испытывала истинной радости.

Но уже через секунду она справилась с собой и, сморгнув слезинки, взглянула на Ковенанта. Лицо его было неестественно напряжено; но его чувства были ей понятны даже сквозь эту исковерканную маску. Он думал о поисках Первого Дерева и видел сейчас лишь способ достижения своей цели. А, кроме того, он видел Великанов, прямых потомков Идущего-За-Пеной, которого он так любил. Линден не нужно было объяснять то смешение чувств, тот комплекс надежды и страха, от которого его улыбка была больше похожа на оскал. Гордость от его прошлой победы над Лордом Фоулом была сметена хохотом Идущего-За-Пеной. За эту победу была заплачена страшная цена — жизнь друга. И теперь он смотрел на Великанов со «Звёздной Геммы», терзаясь старой печалью: а вдруг и им он готовит судьбу Идущего-За-Пеной?

Линден все это понимала. Его упорство, как и её упрямство, ковались в одной кузнице потерь и угрызений совести. И она понимала, сколь хрупки их с Ковенантом надежды.