Будет больно (СИ) - Еленина Юлия - Страница 24

— Все в порядке, Верочка.

Верочка, блядь? Верочка?

Не оборачиваюсь. На плечо мне опускается тяжелая рука, и Вадим сжимает так, что я морщусь и едва сдерживаю стон боли. Какого черта он творит? Давит еще сильнее — я почти сгибаюсь и пытаюсь вырваться.

Верочка смотрит удивленно, но уже без испуга. А еще с интересом, правда, не ко мне.

— Это моя любимая мамочка, — говорит Вадим язвительно, чтобы успокоить девушку, но от меня не ускользает сарказм.

— Но вам все равно нельзя здесь находиться, — качает головой Верочка, нахмурившись.

Девушку я могу понять. На мамочку я даже в таком виде вряд ли тяну.

— Мы тихонько.

Вадим снова до боли сжимает мое плечо, я через силу благодарно улыбаюсь Верочке.

Опять собирается меня в чем-то обвинить? Судя по всему, так и есть. Хочу повернуться, но рука на плече не дает — только ведет. Мы отходим от стойки регистрации и двигаемся в сторону лестницы.

С моих волос все еще капает дождевая вода, но Вадима это не беспокоит. Между первым и вторым этажом он резко разворачивает меня и припечатывает к стене. Больно в затылке. До головокружения и тошноты.

Я едва не сползаю на пол, но теперь переместившаяся на горло рука не дает. На лестничном пролете прямо над нами горит лампочка, и я вижу в черных глазах затягивающую бездну ненависти, в которой захлебываюсь.

— Вадим, — еле выдавливаю, обхватывая ладонями его запястье.

— Ты, сука, как это провернула? — даже голос пронизывает меня тысячами иголок ненависти.

— Что? — хриплю, не понимая, что вообще происходит.

— Фото! — рявкает Вадим, хотя обещал Верочке, что мы тихонько.

— Какие?

— С Ямайки.

— Не понимаю…

Я могу дышать. Наконец-то. Но начинаю падать и в поисках опоры хватаюсь машинально за плечи Вадима. Он тоже инстинктивно меня обнимает, а я поднимаю голову. Наши лица оказываются слишком близко, и мне невыносимо, что мысли мои сейчас совсем не о Мише.

— Лиза, скажи, что это не ты, — просит Вадим уже другим голосом.

С обреченностью, с исступлением, с надеждой… Я не знаю, что он хочет от меня услышать, но знаю, что ни в чем не виновата. Почти ни в чем… По крайней мере ни о каких фото мне не известно.

— Это не я, — утыкаюсь лбом в его плечо.

А ведь я скучала. Не сразу это поняла, не хотела об этом думать, но факт налицо. Осознание так резко врывается в мою голову, что я снова почти теряю сознание. Пол из-под ног уходит, тело не слушается.

Всего слишком много. Эмоций, событий, недосыпа, напряжения. Это меня ломает.

И я теряю сознание…

Отмахиваюсь от запаха нашатыря, приходя в себя. Я лежу на чем-то жестком, голова раскалывается, влажная одежда неприятно липнет к телу.

Открыв глаза, вижу Вадима. Мы с ним вдвоем в какой-то то ли палате, то ли комнате. И именно он сует мне под нос нашатырь.

— Убери, меня тошнит от его запаха, — прошу едва слышно. — Лучше воды дай.

В дорогих клиниках все включено. Почти как в пятизвездочном отеле. Вадим идет к холодильнику, похожему на мини-бар и, достав бутылку, протягивает мне.

Жадно глотаю воду, вспоминая, что произошло. Какие, черт возьми, фото? Да еще и с Ямайки!

— Вадим, что с Мишей? — спрашиваю, садясь на кушетке.

Медленно… Невыносимо медленно тянутся секунды. Я жду, слыша удары сердца в голове. Я жду, не думая ни о чем хорошем. Только знаю, что мой муж жив — больше ничего нет.

А Вадим вдруг усмехается, как будто я спросила что-то… Глупое?

— Лиза, знаешь, все очень символично.

— Не понимаю… Это инфаркт?

Я вообще ни черта не понимаю сегодня. И ответы пока мне может дать только Вадим.

— По-своему инфаркт. Но не совсем. Синдром разбитого сердца.

Читала, кажется, о подобном. Болезнь из головы, в прямом смысле разбивающая сердце.

Глава 28 Вадим

Я ей верю, как ни странно. Наверное, впервые, но верю.

И понимаю, что желания размазать ее по стене больше нет. Сидит передо мной такая потерянная, со спутанными мокрыми волосами, вздрагивает. Она действительно ничего не знает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Лиза обнимает себя за плечи, смотрит в пол и, кажется, вот-вот заплачет. Никак не комментирует мои слова, и тогда я спрашиваю:

— Кто еще знал, что ты на Ямайке?

— Фил, — выдыхает она, и ответ меня совсем не удивляет.

Достаю из заднего кармана джинсов телефон отца и открываю фото. Протягиваю смартфон Лизе, но она не берет его в руки. Просто смотрит на экран, а потом поднимает на меня глаза и тихо спрашивает:

— Что это?

— Это мы, как видишь. Отправлено из московской гостиницы, судя по ip-адресу.

— Зачем это Филу? Нет, он не мог… — неуверенно качает Лиза головой. — И как бы он мог найти нас на Ямайке?

— Интернет хорошая штука. Можно связаться с кем угодно в любой точке мира. И перевести деньги тоже.

На последние слова слишком странная реакция. Тяжелый выдох почти со стоном, на плечи Лизы как будто бетонная плита опустилась. Как все обернулось…

А я ведь предполагал, что нам еще аукнется. Все тайное становится явным. Истина в четырех словах.

— Что мы будем делать? — Лиза смотрит на меня с мольбой.

— Я попробую быть убедительным, доказывая, что это Фотошоп и происки каких-нибудь конкурентов. И даже найду свидетеля, который скажет, что два дня я провел с ним. С билетами тоже проблем не возникнет.

— Мы заврались в край.

— Кто бы говорил, — усмехаюсь, убирая телефон. — Надеюсь, это единственная фотография. В принципе, на пляже мы и были всего один раз. А теперь скажи, нахрена это все надо твоему братцу? — не забываю добавить сарказма в голос на последнем слове.

— Может, это не он? — и столько надежды в голосе.

— А кто еще?

— Не знаю. Вадим, но… Фил, он…

— Еще скажи, что золотой человек, — резко перебиваю. — И если с отцом… В общем, пусть твой братец мне лучше на глаза не попадается.

Вопросов без ответов остается еще много, но мне, честно говоря, сейчас просто не до этого. Сказываются вторые сутки без сна.

— Лиза, — устало прошу. — Поезжай-ка ты домой, завтра поговорим.

Почти с истерикой мотает головой из стороны в сторону и отвечает:

— Я останусь здесь.

— Мне Верочка выделила только одну кушетку.

— Верочка… — эхом повторяет Лиза и спрашивает: — Ты уже и ее на эту самую кушетку затащил?

Поднимаю в удивлении брови.

— А тебе какое дело?

— Значит, затащил, — утвердительно говорит и кивает. — Не думаю, что ты бы упустил возможность.

Вот сейчас опять хочется взять Лизу за плечи и хорошенько встряхнуть. Она действительно думает, что я готов отыметь любую встречную девчонку? Бред. И хоть Верочка вроде бы сама была не против, но условия не те. Не могу я трахать администратора клиники, где сейчас сражается за жизнь мой отец. Все-таки Лиза была не права — я не похотливое животное.

— Ты серьезно хочешь сейчас поговорить об этом? — она неопределенно в ответ пожимает плечами, а я задаю следующий вопрос: — Тебе не кажется, что сейчас не самое лучшее время для твоей ревности?

Она даже не отрицает. Поднимается с кушетки и, подойдя, утыкается лбом мне в плечо.

Это еще что за нежности? Я понимаю, что общее горе объединяет, но, боюсь, это не наш случай.

— Спасибо, — тихо говорит, и ее дыхание обжигает кожу даже через ткань футболки.

— За что? — спрашиваю, машинально обнимая Лизу за талию.

— Ты мог сделать все по-другому. И избавиться от меня раз и навсегда.

— И сказать отцу, что я спал с его женой? Нет, не хочу быть причиной очередного инфаркта, инсульта или еще чего. Так что делаю я это не ради тебя, а ради него.

Я понимаю, что говорю довольно резко, но Лиза будто пропускает мимо ушей мою интонацию. Приподнимается на цыпочки и целует меня в щеку. От ее губ словно током шарахнуло, хотя в этом легком прикосновении не было ничего интимного. Простая благодарность, которая мне нахрен не сдалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})