Трудное счастье короля Артанаэша Первого (СИ) - Сдобберг Дина - Страница 23

– Вот видишь, как все просто! – раздался голос Эллохара. – Просто девушки решили тебя защитить! О тебе же заботились. Тебе теперь вообще нужно решить только одну проблему – где размещать королевский двор со всеми его родовитыми аристократами.

– А зачем его где-то дополнительно размещать? И во дворце вроде места хватало. – Осмелилась подать голос Неемия.

– Ого! А вы что, предусмотрели возможность отключения вашего артефакта, талантливые вы наши? Или может, он у вас срабатывает на моменте перехода умысла в действие? – очень ласково улыбался Эллохар.

– Н-нет...– запнувшись, ответила Мия, еще не понимая, что они натворили.

– Приведу простой пример. Сразу, для наглядности. – От разочарования и усталости в голосе Гаэр-аша Неемии стало неуютно. – Как вы думаете, сколько из тех аристократов, лордов, магов, что постоянно находятся при дворе, смогут теперь попасть на территорию дворца? Сколько из них начинают каждое утро с пожелания мне медленной и мучительной смерти, но при этом выполняют свою работу и никогда не преступят клятвы данной при присяге? И как, например, объяснить теперь тому же лорду Дастелу, почему он вдруг не может пройти на территорию дворца? А самое главное, весь этот клубок был на виду. Теперь же реальные заговорщики забьются по тайным норам, и, пытаясь добраться до меня, будут устраивать вот такие ловушки, вроде переноса в Ардамский лес, раз уж здесь все об этом знают, например, в Некросе! Только не факт, что вместе со мной, а то и вместо меня, в нее не угодит кто-то из адептов!

– Давайте еще обвиним Риаллин и Неемию в создании опасности для адептов Некроса! – возмутился Норт.

– Это всего лишь одно из возможных последствий их действий. – Усмехнулся Эллохар. – А вот Неемию в неумении держать язык за зубами обвинили действительно зря. При слиянии источников, сливается и сознание, поэтому часть воспоминаний становится общей, как минимум, наиболее важные. Так что радуйся, Ардамский лес, важное воспоминание.

– Я буду радоваться, если оно не станет последним. – Ответил Гаэр-аш, открывая проход в Некрос.

Первыми в него вошли Норт и Риа, но если сама Риа оказалась в комнате беспрепятственно, то вот Норта шибануло защитой и отбросило.

– И чтобы это значило? – задумчиво протянул Эллохар.

– На комнате стоит защита, вроде той, что теперь на дворце. – Смутившись, пояснила Неемия.– А у меня тоже теперь некоторые воспоминания... Общие.

– И что же это за воспоминания? – нехорошо прищурился ректор.

– Нет! Неемия, я запрещаю тебе! Это мое личное дело! – казалось, что Риа побледнела еще больше.

– Хорошо. Ваше право! – сделав над собой заметное усилие, отступился ректор.

Неемия исчезла в синем пламени перехода, а за ее спиной, словно клинки, скрестились взгляды Норта Дастела и Артана Гаэр-аша. Последний усмехнулся и открыл переход второй раз, уже перед своим кабинетом в Некросе.

В комнате в королевском дворце остались только три темных лорда и супруга одного из них.

– Откуда взялась эта брошь? – спросил Тьер, как только стих шум пламени.

– Понятия не имею. Сколько себя помню, она была. Причем именно ей из всего комплекта королевских регалий, дядя всегда отдавал предпочтение. – Объяснял Гаэр-аш. – С этой брошью он почти не расставался. Иногда, правда, еще в моем детстве, когда он был мною особенно доволен, оставлял ее на моей подушке. Чтобы я, по его словам, привыкал, к атрибутам королевской власти. Но на портретах других членов семьи ее не было. Дядя говорил, что она была незаслуженно забыта в сокровищнице.

– Может она и была в сокровищнице, и возможно действительно относится к королевскому комплекту, точнее скажет ювелир или артефактор. – Начал Тьер. – Но судя по всему, основная задача этой броши, это скрывать то, что внутри. Да так скрывать, что даже сильный маг не почувствует. Если бы не чистая случайность с этим артефактом защиты, что изобрели твои подопечные, мы вероятно никогда бы и не узнали об этом.

Тьер показал на камень, укрепленный внутри броши на крепких держателях-лапках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Мы уже однажды видели такие камни... – тихо сказала Дея Тьер.

– Тюрьма для души. – Закончил сам Тьер.

– Тюрьма для души? Но чью душу мог бы заточить дядя и держать при себе? Скорее всего, он и сам не знал о секрете этой броши. – Гаэр-аш отстегнул брошь от камзола и внимательно рассматривал обломки, раньше представлявшие из себя камень кабошон.

– Мы можем это проверить. И узнать. – Предложил серьезный, каким был в редкие моменты, Эллохар.

Каменный зал освещался факелами, чье пламя согревало это достаточно прохладное помещение. Защитные руны покрывали не только пол и стены, но и потолок, и поддерживающие своды колонны. В центре была расчерчена удерживающая пентаграмма, посреди нее, на каменном постаменте или алтаре, без всяких знаков и украшений лежал вытащенный из обломков броши черный бриллиант.

За границами пентаграммы стояли сосредоточенные в напряженном ожидании лорды. Тонкие, почти прозрачные струйки дыма начали отделяться от граней матово поблескивающего камня. Словно длинные лианы неизвестного растения, эти струйки уплотнялись, увеличивались, тянулись вверх, складываясь в женский силуэт. Чем плотнее становился этот туманный образ, тем ярче и четче проступали черты.

Хорошо узнаваемые для тех, кто был в портретной галерее королевского дворца. Особенно для того, кто мальчиком мог простаивать часами, вглядываясь в это лицо, и в эту фигуру...

Для кого-то она была дочерью лучшего целителя, по крайней мере, четвертого королевства, лорда Веридана. Для кого-то женой младшего брата короля, погибшего то ли во время нападения заговорщиков, то ли его смерть была делом рук отступников. Для кого-то дочерью. А для Артана Гаэр-аша, она была матерью, исчезнувшей в ночь нападения на его отца, почти сразу после его рождения.

Той, которую он сначала мечтал найти, а потом вычеркнул из своей жизни и памяти, считая все это время, что она от него отказалась. Сейчас он собственными глазами видел, почему душа его матери не откликалась ни на один, даже самый сложный и опасный ритуал призыва.

Эллохар и Тьер переглянулись, и молча покинули ритуальный зал, оставив Гаэр-аша наедине с матерью. Точнее с ее душой.

Тот даже и не заметил, что друзья ушли, пытаясь разглядеть мельчайшие черточки облика матери. Простое домашнее платье, одно единственное кольцо на длинных и изящных пальцах. Темные волосы, заплетенные в толстую, длинную косу. Мягкая улыбка и светящийся теплом взгляд серо-синих глаз.

С каждой секундой этой тишины между душой матери и уже взрослым мужчиной, рушились стены, возведенные им в собственном сердце. Из самых дальних закутков памяти появлялись воспоминания о детских снах, в которых мать садилась на край его кровати и перебирала волосы или гладила по щеке, утирая слезы от детских обид. Сны, которые он так мечтал сделать реальностью, и которые почти стер из своей памяти, когда решил, что от него отказались, как от ненужного груза, вычеркнули из своей жизни. А оказывается...

Сейчас он старательно вспоминал, в те ночи, когда в его сны приходила мама, была ли рядом с ним брошь?

– Артан. – Она ничего не просила, не спрашивала, а просто с гордостью любовалась им.

– Я, мама. – Наверное, впервые в своей взрослой жизни лорд Гаэр-аш чувствовал себя таким растерянным и совершенно не знающим, что ему делать.

Сложно, когда то, во что ты верил всю свою жизнь, вдруг рушится и исчезает. Гаэр-аш не мог определиться в том бушующем океане чувств, что захлестывал его собственную душу штормовыми волнами, какое именно чувство сильнее. Радость, что ошибался, светлая грусть, или гнев на того, кто посмел заточить эту душу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Тишину этого уединения нарушил шум закрывающейся двери. Тьер и Эллохар вернулись, и своим возвращением напомнили о том, что необходимо задать очень важные вопросы.

– Позволите ли вы задать вам несколько вопросов? – начал Тьер, не надеясь на Гаэр-аша.

Душа леди кивнула, продолжая улыбаться. Ректор машинально отметил, что все линии пентаграммы горят ровно, а значит, призрак не пытается вырваться и не сопротивляется призыву.