Повесть о храбром зайце (СИ) - Цевль Акс - Страница 52

Заяц: Я не смотрю на тебя сверху вниз, но, тала-тала, работать ты не умеешь. Может и стараешься, но…

Муфлон: Тинджи! Стоп, стоп, стоп! Это откуда такой учительский тон вдруг взялся в твоей глотке?! Я ж тебя предупредил — не смотри на меня сверху вниз! БЭ! Не смотри!

«Личные комплексы у тебя что ли?! Все на тебя смотрят сверху вниз! Держу пари, и самка твоя тебя выше! Ты ж муфлон, а муфлон — это судьба!»

Заяц: Ты не поверишь, но я сам дозорный. Был по крайней мере.

Муфлон: «Был»! Бэ! Что ж, на пенсию вышел?! Что так рано?

Заяц: Власть в стране поменялась. Распустили все органы, включая половые. «Уволили», если кратко.

Муфлон: А где ж ты был, когда власть менялась?

Заяц: Я боролся, как мог. («… но ты вряд ли поймёшь. Съезжай уже с этой темы.»)

Муфлон: Значит плохо боролся! Надо было лучше бороться!

Заяц: Значит плохо боролся. Надо было лучше. Спасибо за совет. Пусть и запоздалый.

Муфлон: Служил, я так понимаю, ты не лучше. Бэээ!

Заяц: Может и не лучше, но дольше. Дольше, чем ты.

«И «дольше» — это не синоним «выше», муфлон! «Дольше!» Дольше! Всего навсего дольше!»

Муфлон: Ну и? И как твоё «дольше» возвышает тебя надо мной, а, талалай?!

«О Бог лесной! Ещё один параноик в дозоре!»

Заяц: Да не… Я просто хочу сказать, что… ты делаешь ошибки! Ты неправильно ведёшь допрос! Ты косячишь!

Муфлон: Где же я косячу?!

Заяц: А где косячат?! Здесь и косячишь! На рабочем месте своём косячишь! Ты ж допрашивать меня должен! А ты что делаешь?

Муфлон: А я что делаю?! Бээээ!

Заяц: А ты мне всю свою теорию сам выкладываешь! На тарелочку, к чайку! Кто так делает? Или ты в своей теории этой настолько уверен, что думаешь и вариантов других быть не может? Нужно наводящие вопросы задавать! Так, что я б сам выкаблучивался! А ты… (Заяц вздохнул, сдаваясь без боя.) А ты, я теперь вижу, никакой допрос вести и не собирался. Да?! Просто засадить меня решил? Или что у вас там за это причитается? Сразу казнь? На плаху?

Муфлон: Если наркота обнаружится, то и… то и на плаху, талалай.

Заяц: Да у тебя тут пограничники наркоманы, а ты и не видишь! В доле?! Может тебе и женьшень мой передали на обмен? Штука-то хорошая, редкая! Что же ты? Обворовать меня решил таким вот способом?! На судьбу-то мою тебе плевать! Тебе на всех плевать! Скольких ты загубил своими «теориями»? Я ж насмотрелся на вашего брата, хоть здесь, хоть там… такие вот дозорные как гады из под камня выползают при любых царях! Всё у вас с комплексов детских начинается. Боль-то надо как-то заглушать! А на это ж деньги нужны! Вот вы и сходите с ума, начинаете выдумывать ни как народ свой защищать от мерзости, а как систематично обирать его, ничего взамен не давая! Ты же должен доказать им всем, что нет тебя главней и выше! Ты ж для этого живёшь! Ну так давай! Я понимаю — сам такой же! Был. Давай! Доказывай! Крови моей хочешь? На, пей! (Заяц поднял лапу — на это тут же отреагировал ибекс, фыркнул, сделал шаг вперёд.)

Муфлон: Молчать! Бээээ! Разорался тут! Лапу опусти! Лапу опусти! И молчать! Молчать! БЭ! БЭ! БЭ!

«Да пожалуйста! Да на здоровье! Я всё сказал. Мог и короче даже.»

Муфлон: Думай про меня, что хочешь, вангбадан! Скоро, со дня на день! Приедет товарищ из шэхуэйбу и заберёт тебя с собой — туда, где ты узнаешь, что такое «хорошо». Посмотришь вот! Посмотришь как у нас дела делаются, заносчивый ты лаовай (как все вы)! А пока бэ… Шэнъян (обратился к ибексу)! Выводи! Пусть посидит пока у нас, пусть остынет к приезду обезьяны.

Ибекс подошёл к зайцу, приказал подняться и убрать лапы за спину. Заяц так и сделал. Поднялся, развернулся. Уставился в потолок в ожидании. Ибекс перевязал лапы зайца какой-то скрученной тряпкой с иголками навроде тех, что выпадали с дикобраза; повернул на выход. «Что это?! Прямо режет — не пошевелить! Жжёт как в масле раскалённом!»

Заяц: Лапы не отвалятся от таких наручников?

Муфлон: Если дрыгаться не будешь, то может и не отвалятся, бе-хэ-хэ-хэ-хэ! Тут недалеко, талалай! Веди его, Шэнъян! Пусть комаров там жизни учит! Нарисуются такие вот на головы наши! И как всегда свысока, как всегда они свысока.…

Заяц не дослушал, что именно свысока — ибекс закрыл дверь, а муфлон продолжил свою речь в одиночестве. «Надо полагать, он любит сам с собой повозмущаться. О как несёт-то его! Распаляется! Прямо как наши.» Идя по коридору, заяц заметил коробку со своим новым именем — «Талалай». «Наверное там лук мой и стрелы. Женшень, я так понимаю, ушёл в другие места. Ну, что и следовало ожидать.»

Вышли во внутренный двор. Травка жёлтая, бордюр высокий, решётка мелкая-мелкая — «зиндан».

Примечание:

Ибекс, как и большинство горцев, говорит почти исключительно на горском, а заяц отвечает ему на ломаной комбинации горского с островитянским, разбавляя вдобавок имперско-приморским жаргоном и грязным уличным матом (понятным во всём мире). Надо сказать, и ибекс старается не отставать — матерится как портовая островитянская якудза. Записывать такие диалоги «в чистом их виде» я не могу, поэтому от сих и до конца записываться они будут в уже переведённом виде.

Ибекс: Тебе повезло, красный. Раньше заключённый себе яму сам копал. А теперь, как видишь, все удобства, бээээ! Полезай!

Заяц: А «наручники»?

Ибекс: «Наручники?!» А! Ты садись — я сниму.

Решётка зиндана открывалась наверх, с неё свисали верёвки с узелками. Заяц сел перед ямой — так, как было указано. Ибекс распутал «наручники» с иголками и пнул зайца копытом в спину. Заяц успел ухватиться за решётку, но получил ещё один удар по шее, ещё один по голове (от этого последнего удара чуть не слетела шапочка с рогами, пошла кровь). После ибекс буквально запихал зайца в яму, накрыл решёткой, закрыл штырём.

Ибекс: Ну, красный? Как номер?! Нравится, бээээ?!

Заяц пролетел метра 3–4 (может и больше), упал в грязную лужу. Видимость минимальная, «но всё же лучше, чем в чёрной камере с дикобразом». «Наверно 5 на 5… на 5. Эти рогатые любят свою точность. Дотошные.».

Ибекс: Ты, красный, отсюда не выйдешь — даже не думай! Не мечтай, бэ! Сам виноват. Ненужно было про пограничников говорить. Молись Богам Горным, чтобы он забыл про это!

Заяц: Это ты молись! Наркоман!

Ибекс: Я не наркоман бэ! Мой брат, этот ербайву — наркоман. Я только так… работаю.

Заяц: Знаю я как вы работаете! Знаю как вы малолеток калечите! Всю жизнь вас таких давил и давить буду! Так, что это ты — молись своим Богам! Ты молись, пока не поздно! Я ж отсюда выйду! Я обязательно отсюда выйду!

Ибекс: Нет. Не выйдешь. Завтра что-нибудь случится. Что-нибудь… непредсказуемое. И ты умрёшь. Это знаешь тут… часто бывает. Проклятое место. Проклятое, бээээ-хэ-хэ!

«Вон оно как! Что-нибудь непредсказуемое! Завтра!»

Ибекс плюнул в яму, побил копытом об решётку, ушёл. Заяц снял шапочку с рогами, вытер кровь — она стекала в глаз и ниже по щеке. Огляделся. «Стены вроде как из камня — какие-то очень уж гладкие. А пола нет совсем. Лапы тонут в земле под лужей. И откуда она взялась? Сколько дождя сюда может накапать?!» Заяц посмотрел вверх — почти ничего не увидел через решётку, такой мелкой она была. Только маленькие «дырочки неба». Голубое небо, серое небо, «скоро ночь». «И опять погружение в чернь…»

Заяц крикнул, и странным образом крик его рассеялся как туман. Крикнул ещё раз — «тоже самое». Как буд-то что-то прижимало крик его к земле. Подобный эффект заяц наблюдал в одной пещере в приморье — «давно это было… в детстве наверно». «Да, то время было моим детством. …»

«Проклятое место. «Проклятое место», он сказал. Проклятое место… Понятно. Будет имитировать несчастный случай по каким-нибудь естественным причинам. Что же он выдумает? Отравит? Да нет! Кормить меня здесь уже не будут. А жаль. Я б поел. Э-эх! Ещё час-другой, я и жуков жрать буду с аппетитом. На рынках они это дело любят. Туристы аж деньги дают за гадость эту. Чуть-чуть я до рынка не добрался, а так хотелось! Уже предвкушал как торговаться буду! Наконец продал бы этот чёртов женьшень! Были бы деньги, хороший номер, ужин, может быть даже «продажная любовь» (а почему нет?) — всё бы позволил себе! Буд-то из ада вышел, и на всё один день имею! А тут… из одного котла в другой. Там посидел, тут посиди! Сколько так ещё я вынесу?! Мне не нравится, когда меня дерьмом запихивают в яму. Я этого не заслужил! Это я себя пылью могу назвать — я могу, а ты — наркоманский вытрах — ты перед этой пылью будешь кланяться. Вопрос только в том — как? Как я это сделаю?»