Билет: «Земля – Нордейл» - Мелан Вероника - Страница 5

Водитель молчал – самый знаковый момент моей жизни, когда за окном сплошная серость. Когда мы сами в «ничто».

– Возьми меня за руку, – попросила тихо.

Тишина.

У него был странный взгляд с примесью теплого цинизма. Взгляд очень уверенного в себе человека, и еще уверенного в том, что сбоев у системы его жизни не бывает.

Но они бывают.

– Хочешь умереть?

– Я не умру. – Да, наверное, будет неприятно, но я с детства отличалась чрезвычайной «проводимостью» для человека, могла терпеть малые токи. – Возьми.

Раскрыла лежащую на своем колене ладонь.

Прежде чем сделать это, он долго думал. И, в конце концов, протянул, накрыл своими пальцами мои.

Меня прошило разрядом, и совсем не слабым. Треск через каждую клетку тела – это неприятно, сразу затошнило, замутило, но я задвинула ненужные побочные эффекты прочь. Ощутила другое – связь между нами. Ту самую, которой так же, как и мне, не важны «мелкие» различия – строения, формы и формулы. Убедилась в главном: с ним хочу быть где угодно, до конца. Да, наверное, мне всегда будет хотеться падать перед ним на колени: представитель чужой расы давил своим фоном и отношением так, что лицом сразу в пол, но… И это самое НО разрушало все преграды.

Он убрал руку до того, как у меня начало меркнуть сознание. Смотрел долго, и я впервые уловила во взгляде напротив что-то новое. Тень удивления. Попытку приложить некую абсурдную теорию на мир из давно ужившихся между собой убеждений. Инакомыслие. Пусть пока еще чрезвычайно слабое, но уже забившуюся в шестеренки песчинку. И если он, привыкший к отсутствию эмоций, сможет ее перемолоть, то я – никогда.

– Ты везешь в другой мир свою женщину. – Я совершенно некстати рассмеялась; туман за окнами, отозвавшись, колыхнулся.

– Сумасшедшая. Человеческая. Девчонка.

Прозвучало ровно. Цинично. Холодно. И совсем чуть-чуть тепло.

Руки на руль, взгляд на дорогу; машина снова тронулась.

Мне было плевать на то, что он не верил. Я была счастлива оттого, что в нас верила я.

Наверное, мы ехали всю ночь, так мне казалось. Невозможно определить время, когда нет ни неба, ни солнца. Шок от прикосновения (жаль, я пока слабовата, но это изменится) повлиял на уставший разум пагубно – я уснула.

Проснулась тогда, когда седан уже стоял в туманном лесу моей родной планеты. Не знаю, как я узнала, почувствовала – это Земля. Другой запах, другой воздух, другая атмосфера, после Уровней отличия налицо.

И встрепенулась. Мало времени, очень мало времени, чтобы сказать главное…

– Не стирай мне память, – попросила сразу. Наверное, у него приказ, ведь так было бы правильно, так нужно сделать.

– Выходи из машины, – прозвучало ровно.

А выходить нельзя, ведь он просто уедет, я не успею…

– Я вернусь, – я смотрела на мужчину, в котором успела увидеть собственное отражение, жгуче, остро, – найду дорогу обратно.

– Тебя осудят за это.

Мне все равно.

«Ты стоишь этого. Стоишь всего!»

Он смотрел в ответ тяжело, чуть устало. Как будто много о чем-то думал, как будто так и не нашел способ, которым вирус мог бы сломать систему.

– Выходи из машины.

Я не могла не подчиниться. Но отрывалась с кусками души от того, к кому прикипела, припеклась. Готова была рычать от беспомощности. И испытала чудовищное облегчение, когда он вышел тоже. Подошел ближе, близко.

«Сотрет память!» – я уперлась спиной в ствол дерева. Стоящий в нескольких миллиметрах от тебя Комиссионер – это само по себе пытка, слишком сильное давление на психику, тело, эмоции.

– Я буду тебя помнить, – заявила уверенно, – даже если сделаешь это.

Но он просто смотрел. Не мог удалить у себя в голове странные новые засечки с идеально гладких до того орбит привычного хода мыслей.

И никуда моя уверенность в «нас» не делась, она окрепла, когда я окончательно потонула в отражающих туманный лес зрачках.

Я изнемогала от отчаяния, предчувствуя расставание. И мне до отчаяния сильно нужно было знать одну вещь:

– Выпьешь со мной кофе, когда я вернусь?

Он слышал душой, я была в этом уверена. Не тем, что делало его Комиссионером, не привычными взглядами «инопланетянина», не панцирем, в который был укутан.

Наверное, так Галилео Галилей надеялся оказаться правым в своих теориях, как мужчина, который вдруг наклонился близко к моему лицу, желал знать, возможно ли невозможное. Горячее дыхание, запах лосьона и кожи, шорох серебристой одежды, искры в воздухе от сближения. Он коснулся моих губ лишь мимолетно, совсем чуть-чуть, запечатлел себя, вдохнул меня куда-то в центр своего ядра. А может, просто прощался с «дурочкой», возомнившей невесть что.

Во мне же после этого касания-поцелуя навсегда образовалась новая нейронная сеть, в каждой клетке тела. Стрелка-указатель, клеймо и заодно прочный под ногами плот.

«Мы. Теперь у меня есть мы».

– Будешь меня ждать? Когда я вернусь?

Тот, кто мне внутри уже принадлежал всецело, просто отошел. Не стал стирать память, но обронил:

– Попробуй.

«Попробуй. Вернуться».

Это «попробуй» означало многое: что инакомыслие все же зацепилось в нем, что механизм, до того работавший без сбоев, допустил маленькую ошибку, способную перерасти в настоящий эксплоит. Это слово означало надежду и шанс.

Я стояла там, где не хотела быть. В неизвестной мне местности, в смешанном лесу, видимо, очень рано утром, а человек, привезший меня сюда, уходил. Вернулся к машине, открыл дверцу – я силилась запомнить абрис его спины, затылка, плеч, вынужденно прощалась, – что-то взял в салоне, вернулся.

Протянул сверток из серебристой ткани.

– Возьми. Пригодится.

Протянутое я взяла на автомате.

– Скажешь, как тебя зовут?

Я хотела быть с ним. С ним же вернуться в автомобиль, сесть в салон и укатить обратно на Уровни. Но рок, подавший мне самый лучший подарок в жизни в виде желанной встречи, отобрал и возможность выбирать.

– Я для тебя – исполнитель приговора.

«Какие имена?»

Кажется, в нем впервые мелькнуло что-то теплое. Мелькнуло, как лучик солнца на поверхности волны – был или нет, не поймешь.

И человек в форме снова отправился к машине. На этот раз, чтобы уехать, я это знала.

– Как тебя зовут?

Мне очень хотелось это знать, хотелось смаковать его имя ночами, гладить его своими мыслями.

И нет, Комиссионер ничего не сказал, но прошелестело в воздухе: «Возвращайся». Никто не услышал этого слова, только я, только мое воображение.

– Я Инга, – крикнула я вслед. И неважно, что мой спутник уже слышал мое полное имя в Суде. – И я научу тебя смеяться.

Взгляд поверх крыши машины до того, как сесть внутрь. И в этом взгляде та самая песчинка, грозящая нарушить ход вековых часов. Или перемолоться жерновами привычной системы.

Он уехал. Я осталась.

Мы разделились.

Мы встретимся снова.

Я та еще оторва, я найду выход, всегда находила. У меня не самый лучший характер, но он пробивной, и я всегда мечтала о человеке, рядом с которым меня сплющит от беспомощности, нежности и обожания. Этой ночью я его нашла.

Жаль, что ни куртки, ни теплых штанов; утром в этом чертовом лесу было холодно.

С сожалением глядя на то место, где недавно стояла машина и где не осталось даже следов от шин – она успела исчезнуть во время моего моргания? – я огляделась вокруг.

Ни карты, ни имени населенного пункта, ни направления. Ни даже названия страны.

Очередная переделка.

Глава 4

(Charlotte Cardin – Sad Girl)

Нужно было двигать, искать направление, выбираться, а я продолжала сидеть на первом попавшемся мшистом бревне. Меня двоило: тело находилось на Земле, душа на Уровнях. И только что уехал тот, с кем больше всего хотелось остаться. Дыра в сердце, и оно же, сердце, наполнено вдохновением, которого я не испытывала никогда – мне все по плечу. Вот только между нами не просто километры земных дорог, но и, похоже, тысячи световых лет. Дальше некуда. Нужно выживать в ставшем непривычным привычном мире, но вместо этого меня до сих пор пробивало током – слабым уже для физической оболочки, но невероятно мощным для сознания. Мурашило с прикосновения в машине, после с касания губ, приплющивало до земли, возносило до небес. Он, безымянный человек (не человек даже), напитал меня собой, как солевой раствор батарейку. Казалось, теперь я могу сутками сидеть здесь, вспоминая, пропитываясь, погружаясь в ощущения, оставленные мне Комиссионером.