Море Осколков: Полкороля. Полмира. Полвойны - Аберкромби Джо - Страница 37

– Такого, чтоб думал, как ты, наверняка нет на всем белом свете!

– Испугался?

От смеха у старого разбойника едва не треснули ребра:

– Когда ты с нами? Ты, на хрен, прав – мне страшно!

– А говорил, в тровенландцах горит огонь…

– А ты говорил, гетландцы сильны дисциплиной.

– Да сколько можно, только не это опять! – выругался Ярви, вставая. Сейчас на него нахлынул гнев – не пылающая и безрассудная ярость отца, а расчетливая, терпеливая материнская злоба, холодная, как зима, которая вымораживает изнутри весь страх.

– Если придется сражаться, – сказал он, – нам нужна площадка поудобнее этого берега.

– И на каком же поле мы покроем себя ратной славой, о государь? – спросила Сумаэль, ехидно поджав губы.

Ярви замигал, осматривая лес. Где же им встать?

– Вон там? – Анкран указал на каменистый обрыв над рекой. Против солнца разобрать было трудно, но, прищурившись, Ярви заметил что-то похожее на развалины, венчавшие вершину утеса.

– Что это было за место? – спросил Джойд, ступая под арку – при звуке его голоса с разбитых стен сорвались птицы и, хлопоча крыльями, взмыли в небо.

– Это строили эльфы, – ответил Ярви.

– Боженьки, – пробормотал Ральф, вкривь осеняя себя отгоняющим зло знаком.

– Не беспокойся. – Сумаэль беззаботно раскидала ногой кучу прелых листьев. – Сейчас-то эльфам откуда тут взяться?

– Их нет уже тысячи и тысячи лет. – Ярви провел ладонью по стене. Сделанной не из кирпича и раствора, но гладкой, твердой, без единого стыка. Скорее отлитой, чем возведенной. С ее искрошившегося верха торчали металлические прутья, беспорядочно, как шевелюра недоумка. – Со дней Сокрушения Божия.

Перед ними лежал большой чертог, с горделивыми колоннами по обеим сторонам, со сводчатыми проходами в боковые комнаты – справа и слева. Но колонны давным-давно покосились, стены паутиной заволок мертвенный вьюнок. Фрагмент дальней стены целиком исчез – его взяла себе река, жадно ревущая далеко внизу. Крыша обрушилась за века, и сверху над пришедшими белело небо да высилась полураздробленная, увитая плющом башня.

– Мне здесь нравится, – сказал Ничто, меряя шагами щебнистую почву, с верхним слоем из опалых листьев, гнили и птичьего помета.

– Ты ж вовсю рвался остаться на пляже, – заметил Ральф.

– Было дело, но здесь местечко покрепче.

– Было бы, если б стояли ворота.

– Ворота лишь оттягивают неизбежное. – Ничто сложил большой и указательный пальцы в колечко и посмотрел сквозь него ярким глазом на пустой проем входа. – Погоня заявится к нам себе на погибель. Их ждет воронка, где их число не сыграет никакой роли. Это значит – мы еще можем выиграть!

– Выходит, твой предыдущий план предрекал нам верную смерть? – спросил Ярви.

Ничто ухмыльнулся.

– Единственное, что в жизни верно, – так это смерть.

– Молодец, умеешь укрепить боевой дух, – буркнула под нос Сумаэль.

– Нас превосходят четверо к одному, половина из нас – не бойцы! – Анкран обреченно закатил глаза. – Я не могу позволить себе здесь подохнуть. Моя семья…

– Веруй, кладовщик! – Ничто одной рукой сграбастал за шею Анкрана, а другой – Ярви, и с поразительной силой притянул их друг к другу. – Если не в себя, так в других. Теперь мы – твоя семья!

Если уж на то пошло, то прозвучало это еще фальшивей, чем те же слова Шадикширрам на борту «Южного Ветра». Анкран смотрел на Ярви, и Ярви оставалось только вылупиться в ответ.

– А еще отсюда не выйти наружу – и это здорово! Человек упорнее бьется, когда знает, что бежать некуда. – Ничто стиснул их на прощание, затем запрыгнул на основание сломленной колонны, обнаженным клинком показывая на вход. – Здесь встану я и здесь приму на себя главный удар. По крайней мере, псов по реке они не отправят. Ральф, ты с луком залезешь на башню.

Ральф долго приглядывался к ветхой, крошащейся башне, затем к лицам друзей, и наконец его поросшие сединою щеки испустили тяжкий вздох.

– Да, скажу я вам, печально вспоминать смерть поэта, но я-то воин, и мне на роду написано уйти до срока.

Ничто захохотал, разнося непривычное, рваное эхо.

– А я скажу, что мы с тобой оба зажились дольше, чем нам положено! Вместе мы бросили вызов снегу и голоду, жаре и жажде. Вместе мы и выйдем на бой. Здесь! Сейчас!

Невозможно поверить, что этот мужчина, прямой, высокий, со сталью в руке, откинутые волосы вьются по ветру и ярко горят глаза, был тем жалким оборванцем, через которого Ярви переступал, поднимаясь на «Южный Ветер». Теперь он и в самом деле казался королевским чемпионом: его окружал дух беспрекословного повелевания, а также сумасшедшей уверенности, от которой даже у Ярви чуточку прибавилось смелости.

– Джойд, бери щит, – сказал Ничто, – Сумаэль, ты – свой тесак. Прикрывайте нас слева. Там наша слабая сторона. Не давайте меня окружить. Держите их там, где мы с моим мечом посмотрим им прямо в глаза. Анкран, ты и Ярви стерегите правую сторону. Эта лопата сойдет за дубье – если ей приголубить, то можно убить любого. Дай Ярви нож, раз уж у него только одна рука. Пускай рука и одна, зато в его жилах течет королевская кровь!..

– Лишь бы вся она оттуда не вытекла, – пробубнил под нос Ярви.

– Значит, мы с тобой. – Анкран протянул нож. Грубая самоделка, без излишества, вроде крестовины, деревянную рукоять обернули кожаной лентой, на спинке позеленел металл – но режущий край вполне острый.

– Мы с тобой, – произнес Ярви, принимая и крепко сжимая оружие. Когда он, провоняв нечистотами невольничьей ямы Вульсгарда, впервые увидел хранителя припасов, то ни за что бы не поверил, что придет день, и он встанет с ним в бою, как соплечник. И оказалось, что, вопреки страху, Ярви этой честью гордится.

– По-моему, подведя славный кровавый итог, наше путешествие заслужит добрую песню. – Ничто, растопырив пальцы, вытянул свободную руку к проему, сквозь который, несомненно, вскоре выскочат Шадикширрам и ее баньи, горя жаждой убивать. – Отряд спутников-храбрецов, верная свита, помогает законному королю Гетланда взойти на отнятый трон! Последняя схватка средь руин старин эльфийских! Сами знаете, в хорошей песне не все герои доживают до конца.

– Сучий дьявол, – прошептала Сумаэль. Поигрывая тесаком, она то сжимала, то расслабляла желваки на скулах.

– Из пекла преисподней, – прошептал Ярви, – тебя сможет вывести только дьявол.

Последняя схватка

Голос Ральфа расколол тишину.

– Идут! – И кишки Ярви словно провалились в задницу.

– Сколько? – бодро спросил Ничто.

Чуть погодя:

– Где-то с двадцать.

– О боги, – запричитал Анкран, закусывая губу.

До сего момента теплилась надежда, что они повернут назад или потонут в реке, но, как обычно происходило с надеждами Ярви, эта засохла и плода не принесла.

– Чем больше их численность, тем больше нам достанется славы! – вскричал Ничто. Чем хуже они попадали, тем сильнее он цвел. В этот миг было можно высказать многое о бесславном выживании, только увы – выбор-то уже сделан. Если он вообще когда-нибудь у них был, этот выбор.

Конец бегству, конец уловкам.

Ярви уже успел проговорить про себя не меньше дюжины молитв, всякому богу, высокому ли, малому, который мог бы помочь им хотя б чуточек. И все равно он закрыл глаза и произнес еще одну. Пускай к нему прикоснулся Отче Мир, но эту, последнюю, он обратил одной лишь Матери Войне. Молитву сберечь его друзей, его одновесельников, его семью. Ибо каждый из них, на свой лад, стоил спасения.

А еще ниспослать врагам красный день. Ибо ни для кого нет тайны: Матерь Война предпочитает молитвы с кровью.

– Сражайся или умри, – прошелестел Анкран и протянул Ярви руку, и тот дал свою, пусть и ту, бесполезную. Они взглянули друг на друга, он и тот, кого поначалу он ненавидел, строил козни, смотрел, как бьют, а потом бок о бок с ним продирался через безлюдные пустоши и стал искренне понимать.