Курс начинающего волшебника - Долохов Владимир Афанасьевич - Страница 4

Перейдем к временным границам. Баба Дуся увлеклась поздним телесериалом и, в результате, оказалась в конце очереди за компенсацией. Деньги выплатили только первой десятке, а бабу Дусю увезли на «Скорой помощи».

Следовательно, ни пространственные, ни временные границы нас не охраняют. Очевидно, что любая граница, которую мы ставим, не является надежным препятствием для катастроф, катаклизмов, неприятностей. Нам только кажется, что мы защищены. Нас не оберегает неведение, страусовая привычка «прятать голову в песок», делать вид, что мы абсолютно защищены.

Когда мы привыкаем к установившемуся режиму, он защищает нас временно а стало быть, не защищает в принципе. Мы идем в лес по грибы, а попадается ядовитый гриб; мы выходим в солнечную погоду, а промокаем под ливнем. Как можно жить в этом мире, люди добрые? Невероятно! Если мы подумаем, где находимся и чем пытаемся себя защитить, то нужно прямо сейчас всем харакири сделать! Любые границы, которые мы создаем, нас не защищают, а, наоборот, губят и ведут рано или поздно к гибели.

Пространственные границы — мои личные вещи, моя комната, мой дом, моя улица, моя страна, моя планета, моя солнечная система, моя галактика. Временные границы — мой рабочий день, мой месяц отдыха, мой учебный год, моя юность, моя зрелость, моя жизнь. Еще есть внутренние границы — мои планы, мои идеи, мои переживания, мои мечты, мои привычки, мои страхи, мои болезни, мое здоровье. Все это границы, отличающие меня от других людей. А где же нахожусь Я?

В мозгу, в душе, в центре вселенной, в физическом теле, внутри своего сознания? Любое слово выделяет, отграничивает какой-то объект. И если я называю что-то, то, тем самым, ставлю границу между этим объектом и тем, что этим объектом не является.

Вспомним нашего друга, товарища и брата Кощея Бессмертного. Куда он спрятал свою жизнь? В иглу, иглу в яичко, яичко в утку, утку в зайца, зайца в шкатулку, шкатулка подвешена на дереве, дерево находится на острове в море-океане. Он окружил собственное Я такими границами, что, казалось, достичь его было невозможно. Но именно потому, что к любой границе есть ключик, известные персонажи добрались до его жизни.

Что останется, если убрать, сбросить все границы? Представим, что мы раскрываем все оболочки, как матрешки, и доходим до последней. Что внутри нее? Пустота. Но эта пустота является основой всей жизни. Оболочки, в которые мы себя одели, случайны, эфемерны и взаимозаменяемы. Но то, что находится внутри — нетленно и неприкосновенно. Все мои внешние и внутренние обозначения — это только упаковки моего вечного, глубинного, беспредельного Я.

Подытожить приведенные рассуждения можно классическим высказыванием.

Есть нечто бесформенное, прежде неба и земли существующее, беззвучное, бескачественное, ни от чего независящее, неизменное, всепроникающее, неизбывное. Его можно назвать матерью всего, что существует под небом. Истинного имени его мы не знаем.

Это определение, принадлежащее классику даосизма Лао-Цзы, достаточно наглядно и убедительно, хотя оно и состоит из слов. Мы не можем назвать то, что неназываемо. Мы не можем употребить ни одно понятие, ни одно определение, тем самым не поставив очередную границу.

Упаковки, оболочки легко обнаруживаются, а то, что находится внутри них, выскальзывает как мыло. Едва мы попытаемся это обозначить, оно тотчас улетучивается. Нельзя познать то, что непознаваемо. Возможный выход — это отделаться безобидной шуткой.

Поэтому назовем это СИМОРОН. Безобидно. И ничего не значит, ничего не определяет. Вы можете назвать его Петя Рыбкин, или матрос Васькин, или Моськин кот, зная прекрасно, что это все ярлыки, за которыми не стоит ничего. Ибо мои внешние и внутренние обозначения — это границы, это оболочки, это упаковки того Симорона, о котором мы сейчас говорили. В дальнейшем мы иногда будем называть Симорон — Степанычем, подчеркивая наш шутливый, игровой подход. Ну как можно поклоняться какому-то Степанычу?!

ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПРАВ

Теперь мы можем ответить на вопрос об утере природных прав. Они теряются в самозащите, в утверждении своих оболочек, начиная от самой дальней и заканчивая самой ближней. Как только я говорю, что это — мое, а то — чужое, то немедленно возникает оболочка. Закрывается глубинное Я, которому и принадлежит все. Отсюда напрашивается простой вывод — для восстановления своих прав достаточно освободиться от системы упаковок.

Упаковки, оболочки, любые законы, любые правила, все, придуманное человеком, — это просто попытка обозначить как-то границы. И они работают в пределах тех игр, которые я признаю действующими. Но за пределами этих игр они не работают. И тогда находится Ньютон, устанавливающий законы. Затем Эйнштейн развивает идеи Ньютона, а вслед за Эйнштейном кто-нибудь уточнит идеи Эйнштейна. И так границы раздвигаются все время, и этот процесс бесконечен.

Разбив клювом дверцу, птица вылетела из клетки, думая, что освободилась. Она не видит, что находится вместе с прежней клеткой в клетке большего размера, а та в следующей клетке, и так до бесконечности. Аналогично, мы, постигая те или иные законы, натыкаемся клювом на очередную дверцу, которую надо открыть. Смысл нашего освобождения не в том, чтобы дверцы снимать, а в том, чтобы заглянуть туда, где создаются все дверцы и все клетки. Тогда и дверцами заниматься не надо будет, тогда окажется, что мы изначально свободны, но не умеем этой свободой пользоваться. Если мы заглянем в себя, то найдем там Симорон, найдем могущественную искорку творения, которая создала нас и все остальное. Чем отличается мой персональный Симорон от вашего? Есть ли у него индивидуальные черты?

Когда-то до революции был вертеп. Кукловод выходил на площадь, в одной руке у него была кукла Петрушка, а в другой — жандарм или царь. Они выясняли отношения. Но, в принципе, их отношения были отношениями кукол. Кукловод — Симорон, куклы — упаковки, матрешки. Я добрался до серединки, до своего истинного Я (Симорона), одного Я на всех. Это Я неизмеримо глубже, чем то, что мы называем личностью, которая состоит из физического тела, ощущений, эмоций, мыслей, прошлого опыта. Это Я разлито по личностям, сосудам, упаковкам. Каждый объект в мире — тот же Симорон, запечатанный в другие сосуды, в другие матрешки.

Есть одна старая притча. Слепые наткнулись на слона. Один взялся за хобот и решил, что это змея, другой прислонился к боку и подумал, что это стена, третий прислонился к ноге и принял ее за колонну. Каждый из них отстаивал собственную позицию. Предположим, что каждый отстаивал бы ее до конца и собрал бы единомышленников. Образовались бы государство хоботистов, нация ножистов. Они пошли бы друг на друга войной и уничтожали бы друг друга. Примерно так, как в путешествии Гулливера лилипуты дрались с соседями по поводу того, что одни разбивали яйцо с острой стороны, а другие с тупой, и столетиями проливали кровь на этой почве. Все наши сражения — битвы этих слепых. Но, к сожалению, в подобных сражениях мы теряем всю жизнь. Когда я отстаиваю свои принципы, я сражаюсь с собой.