Открой глаза, Фемида! - Островская Екатерина - Страница 4

– Достаточно лишь его признания в том, что он вор в законе. А вор, как все знают, должен сидеть в тюрьме.

Сперанский кивнул, задумался и еще раз кивнул.

– Я в тебе не ошибся, – произнес он, – ты всё правильно понимаешь… А тебе вместо напутствия скажу, что фамилия этого негодяя – Качанов. В преступном мире известен как Каро Седой. Это не тайна, но тебе я скажу то, чего почти никто не знает. Четверть века назад именно этого гада подозревали в организации покушения на моего друга… Короче, на твоего отца, Володя. Так что для тебя это не акт мести, ни в коем случае. Это будет торжество справедливости… Я хотел тебя с самого начала на это дело поставить. И видишь, как вышло. Потом посоветовался с кем надо, сказал, что тебя поставлю, тем более тебя нужно поднимать… Две недели мы это обсуждали… Ну вот тебя и назначили. А ты оправдаешь доверие, ведь так?

Теперь уже кивнул Высоков. Про то, что к убийству отца причастен Каро Седой, он не знал, да и откуда бы. Кто бы ему – десятилетнему – сказал. И потом не стали говорить, потому что возникли бы вопросы: почему этот человек на свободе?

– Тогда он ушел от ответственности, – словно прочитав его мысли, начал объяснять Сперанский. – Он понес наказание за другое преступление, за которое ему светило пожизненное, но в наших рядах отыскался ренегат, который… Ты понял, о ком я говорю… Дал ему всего двенадцать, а потом срок вообще сократили… Отсидел всего-то семь годков… Вот если бы тогда его обвинили в убийстве Васи, то сейчас ты бы не мог председательствовать на процессе: защита потребовала бы твоего отвода на законном основании – дескать, конфликт интересов. А сейчас никто и не подумает этого сделать.

– Я все понял, – негромко, но очень уверенно произнес Высоков, – не подведу.

– Ну, вот и славненько, – сказал Николай Степанович, поднимаясь, – пойду к себе. Договорюсь с племянницей, чтобы они с дочкой на выходные приезжали, ну и ты, само собой, подскакивай. У меня домик в Комарово, у тебя – в Сестрорецке: ехать-то всего ничего.

Оставшись один, Владимир Васильевич уже не смог думать ни о чем другом, кроме как о порученном ему деле. Процесс как процесс – ничего сложного, но зато у него будет возможность поквитаться с убийцей своего отца, хотя какие могут быть счеты между судьей и подсудимым: ведь преступник противопоставил себя закону, который Высоков будет представлять во время заседания.

И еще он понял, что тот самый судья-ренегат не кто иной, как Олег Ильич Колодин – лучший друг его отца.

Глава четвертая

Он подъехал к ресторану на четверть часа раньше назначенного срока и сразу увидел ее. Настя стояла у входа и ежилась от вечерней свежести, смотрела на него, виновато улыбалась, словно именно она – причина этого внезапно наступившего похолодания.

– Что же вы внутрь не зашли? – спросил Владимир Васильевич, давя в себе желание обнять ее и согреть. – Столик заказан на мою фамилию.

– Неудобно как-то, – ответила она.

– Неудобно спать на потолке: одеяло на пол падает, – пошутил Высоков и понял, как это пошло звучит.

Их проводили к столику, на котором стоял подсвечник с тремя свечами. Услужливый официант тут же зажег их.

– Я есть не хочу, – предупредила девушка.

Владимир Васильевич не стал ее уговаривать, заказал бутылку сухого вина и закуски к нему. После чего приступил к делу:

– На прежнюю работу вы возвращаться не желаете? Хотите просто, чтобы вам выплатили все положенное?

Настя кивнула.

– Теперь по поводу домогательств. Заявление у вас примут, только вряд ли что-то удастся сделать, потому что убедительных подтверждений ваших слов нет. И свидетелей, судя по всему, не будет.

Она снова кивнула.

– Что хоть за предприятие, на котором вы трудились?

– Они занимаются размещением рекламы на улицах и в средствах массовой информации. Коллектив молодой. Я туда и пришла, потому что мне сказали, что это сплоченный коллектив молодых талантливых единомышленников. Там действительно все молодые, особенно девушки. Начальник в первый же день приказал мне носить юбки покороче, чтобы не быть белой вороной. Они проводят вместе выходные, ездят за город… – Настя оглянулась и перешла на шепот. – Потом девочки мне сказали, что все вместе ходят в баню, которую Артем Викторович – это начальник – снимает на вечер и целую ночь. Мне предложили тоже ходить, но я сказала, что пока не готова. Потом начальник сам предлагал мне… Я отказывалась, он уже чуть ли не приказывал… А потом пригласил меня в ресторан, чтобы в спокойной, как он сказал, обстановке поговорить о моей дальнейшей карьере в их фирме… Дальше вы видели сами.

– Как у них с финансовой дисциплиной?

– Я не знаю… Я к бухгалтерии никакого отношения не имела. Но за первый месяц мне выдали зарплату в конверте, и в ведомости я не расписывалась. А за второй вообще не заплатил. А еще я знаю, что Артем Викторович хранит в сейфе оружие.

– Откуда знаете?

– Я стояла в коридоре, а он зашел в офис, увидел меня и говорит: «Пойдем!» Зашли в кабинет, он сразу достал из-за пояса пистолет, положил на стол, а потом открыл сейф и спрашивает меня: «Видела такой прежде? Это «беретка».

– «Беретта», – поправил Высоков, – не сказал, откуда он у него?

– Сказал, что по случаю купил и что дома у него почти десяток стволов… А этот пистолет он купил, чтобы и на работе был на всякий случай. Он якобы коллекционирует пистолеты.

Владимир Васильевич достал из кармана записную книжку и протянул ее девушке.

– Напишите название фирмы, адрес офиса, фамилию директора и номер его телефона.

Пока она писала, Высоков оглядел полупустой зал, на небольшую эстраду в этот момент начали выходить музыканты. Показался официант с подносом. Он поставил на стол бутылку с вином и тарелочки с сырным ассорти, оливками и тарталетками с икрой.

– Ой, – растерялась девушка, – я не хочу есть вовсе…

– Цветы у вас есть? – обратился Владимир Васильевич к официанту. – Поставьте букет на наш столик.

– О делах поговорили, – продолжил он, глядя, как официант разливает вино по бокалам, – теперь расскажите коротко о себе, а то получается, что я ужинаю с прекрасной незнакомкой.

Рука официанта при этих словах дрогнула, но он не пролил ни капли.

– Простите, – произнес молодой человек, – а цветы я сейчас принесу.

Он быстро удалился, а Настя нагнулась над столом, улыбаясь, заговорщицки шепнула Высокову:

– У него было такое лицо, как будто он не сомневался, что вы начнете прямо сейчас читать стихи.

– Какие стихи? – не понял Владимир Васильевич.

– Стихи Блока. Медленно пройдя меж пьяными, всегда без спутников, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна…

– Ну да, – согласился Высоков, поднимая свой бокал, – такое тоже случается в жизни, правда не со всеми. Давайте выпьем за случай, который нас свел… то есть познакомил…

– И за хороших людей, – улыбнулась девушка.

– То есть за нас, – согласился он, – но это уже следующий тост.

Настя улыбалась так ослепительно, что у Высокова сжималось сердце, когда он смотрел на нее. Вероятно, она что-то видела в его глазах и от его взгляда смущалась и улыбалась еще прекраснее. Они разговаривали, увлеченные друг другом, потом танцевали… Свечи на столе догорали, вечер таял, благоухали алые розы в стеклянной вазе, сквозь плотные шторы пробивались полоски лимонного света уличных фонарей.

Девушка взглянула на часы и вздохнула:

– Ровно через пятнадцать минут карета превратится в тыкву.

– Как? – не поверил Владимир Васильевич. – Уже полночь? Не может быть, ведь только что пришли! Ну что делать?

Он не стал упрашивать ее остаться еще, подозвал официанта, мельком взглянул на счет и рассчитался. Официант вынул из вазы букет роз, стряхнул воду со стеблей, протер их бумажной салфеткой, а потом завернул в тканевую.

– Будем рады видеть вас еще. Вы ведь у нас первый раз.

– Второй, – одновременно, не сговариваясь, произнесли Высоков и Настя.