Четыре после полуночи - Кинг Стивен - Страница 15

Губы Водолазки беззвучно шевелились.

Если бы Алберт изучал Новый Завет, он бы понял, что почувствовал Саул, этот самый яростный преследователь первых христиан, когда он прозрел на дороге в Дамаск. Алберт воззрился на Роберта Дженкинса сверкающими глазами, последние остатки сна как ветром сдуло.

Разумеется, когда подумаешь об этом… когда кто-нибудь, вроде мистера Дженкинса, сохранившего способность ясно мыслить, в поношенном пиджаке или без оного, разобъяснит тебе, что к чему, открывается очевидная истина: по-другому и быть не может. Почти все пассажиры и команда самолета «Боинг‐767» авиакомпании «Американская гордость», вылетевшего рейсом 29, исчезли между пустыней Мохаве и Великим водоразделом[8]… но среди оставшихся на борту (о чудо! чудо!) оказался еще один пилот «Американской гордости», обученный управляться именно с этой моделью самолета.

Дженкинс пристально посмотрел на Алберта, потом улыбнулся. Впрочем, глаза у писателя были грустные.

– Любопытная версия, не правда ли?

– Мы должны арестовать его, как только приземлимся! – с жаром воскликнул Алберт. – Вы, я, мистер Гаффни и этот англичанин. Он, видать, парень крепкий. Только… а если англичанин тоже в деле? Может, он телохранитель капитана Энгла. На случай, если кто-то вроде вас раскроет их замыслы.

Дженкинс уже хотел ответить, но Алберт продолжил, не дав ему вымолвить ни слова:

– Нам придется брать их обоих. Уж не знаю как. – Он сухо улыбнулся мистеру Дженкинсу: улыбкой Туза Косснера, холодной и безжалостной, улыбкой человека, который выхватывает револьвер быстрее молнии и знает об этом. – Я, возможно, не самый умный человек, мистер Дженкинс, но я не хочу быть чьей-то лабораторной крысой.

– Но, знаешь ли, кажется, эта версия не выдерживает проверки жизнью, – вставил Дженкинс.

Алберт мигнул.

– Не понял.

– Версия, которую я только что изложил тебе. Она нереальна.

– Но… вы сказали…

– Я сказал, «если бы речь шла только о самолете, я мог бы предложить убедительную версию». И предложил. И очень неплохую. Если из нее сделать книгу, мой литературный агент наверняка бы ее продал. К сожалению, самолетом дело не ограничивается. Денвер, к примеру, мог бы быть под нами, но все огни потушены, и его, похоже, нет. Я прикинул, какие города мы должны пролетать, и могу доложить тебе, что Денвером дело не ограничивается. Нет ни Омахи, ни Де-Мойна. Внизу темно, друг мой. Я не могу различить ни одного огонька. Ни ферм, ни элеваторов, ни развилок автострад. Обычно они хорошо видны даже с высоты шести миль. Земля обесточена. Можно поверить, что есть некое государственное агентство, которое может накачать нас наркотиками, чтобы потом понаблюдать за нашей реакцией. Но я и представить себе не могу, что какая-то Контора убедила всех и каждого, кто находится под нами, погасить свет, дабы усилить иллюзию нашего одиночества.

– А может… это ловкий трюк? – предположил Алберт. – Может, мы на земле и все, что мы видим в иллюминаторы, – кинопроекция. Я смотрел такой фильм.

Дженкинс печально покачал головой:

– Я уверен, что фильм был очень интересный, но в реальной жизни ничего не выйдет. Если только наше гипотетическое тайное агентство не научилось создавать гигантские трехмерные проекции, в чем я сильно сомневаюсь. Случившееся не ограничивается пространством самолета, Алберт, а потому дедуктивный метод для разгадки не годится.

– Но пилот! – воскликнул Алберт. – Он ведь оказался в нужном месте и в нужное время!

– Ты бейсбольный болельщик, Алберт?

– Что? Нет. Я, конечно, иногда смотрю «Ловкачей» по телевизору, но не более того.

– Тогда позволь познакомить тебя с самыми удивительными статистическими данными, зафиксированными знатоками этой игры, обожающими статистику. В 1957 году Тед Уильямс добежал до базы при шестнадцати подачах подряд. В течение шести игр. В 1941 году Джо Димаджо удачно подавал в пятидесяти шести играх подряд, но вероятность того, что он умножит свои достижения, бледнеет в сравнении с тем, чего добился Уильямс. Она равна одной двухмиллиардной. Бейсбольные фэны говорят, что повторить подвиг Уильямса невозможно. С этим я не согласен. Но готов поставить последний цент на то, что в ближайшую тысячу лет, если на Земле будут по-прежнему играть в бейсбол, рекорд Уильямса устоит.

– И что все это значит?

– Это значит, что присутствие капитана Энгла на борту самолета – случайность, точно такая же, как и уникальная серия подач Уильямса. Учитывая обстоятельства, счастливая для нас случайность. Если бы в жизни, как в детективном романе, не было случайностей и не происходило невероятных событий, пожалуй, на Земле было бы тише и скучнее. Но я убедился, что в реальности совпадение – скорее правило, чем исключение.

– Тогда что же произошло? – прошептал Алберт.

Дженкинс тяжело вздохнул:

– Боюсь, спрашивать об этом надо не меня. Жаль, что среди нас нет Ларри Нивена или Джона Варли.

– А кто это?

– Писатели-фантасты, – ответил Дженкинс.

– Полагаю, вы не читаете научную фантастику? – неожиданно спросил Ник Хопуэлл.

Брайан повернулся к нему. После того как Брайан взял управление самолетом на себя, Ник почти два часа просидел в кресле штурмана, наблюдая за безрезультатными попытками Брайана связаться с землей.

– В детстве только ее и читал. А вы?

Ник улыбнулся:

– До восемнадцати лет я истово верил, что Святая Троица состоит из Роберта Хайнлайна, Джона Кристофера и Джона Уиндема. Я вот сижу и перебираю в голове их романы, дружище. И думаю о такой фантастике, как свертывание времени, свертывание пространства, вторжение инопланетян.

Брайан кивнул. На душе у него полегчало. Приятно сознавать, что не тебя одного посещают безумные мысли.

– У нас нет возможности узнать, что же происходит внизу, не так ли?

– Нет, – подтвердил Брайан.

Над Иллинойсом облака плотной пеленой закрыли темную землю. Брайан не сомневался, что все еще летит над сушей: Рокки ему это гарантировали, но за что-либо еще он поручиться не мог. Да и что он мог знать, если служба безопасности полетов вышла из игры. А облака могли тянуться до самого Бангора. Брайан рассмотрел несколько вариантов, в том числе и самый неприятный: выныривают они из облаков, а все следы человеческой цивилизации исчезли, в том числе и аэропорт, на посадочную полосу которого он намеревался приземлиться. И что ему тогда делать с этой серебристой птичкой?

– Я всегда находил, что ожидание – самая трудная участь.

«Участь чего?» – Брайан был озадачен, но вслух спрашивать не стал.

– А если снизиться до пяти тысяч футов? – неожиданно предложил Ник. – Посмотреть, что к чему? Может, вид маленьких городков и широких автострад успокоит нас.

Брайан уже думал об этом. Обсосал эту идею со всех сторон.

– Хотелось бы, конечно, но не могу.

– Почему?

– Пассажиры – по-прежнему моя первейшая ответственность, Ник. Они, возможно, запаникуют, даже если я заранее все объясню. И особенно меня смущает тот горластый тип, которому вы выкрутили нос и которого ждут не дождутся в Пру.

– С ним я разберусь. И с другими, кто будет дергаться.

– Я уверен, что разберетесь, но все-таки считаю, незачем пугать их без нужды. А что творится внизу, мы выясним. Не можем же мы вечно оставаться на этой высоте.

– Это точно, дружище, – сухо согласился Ник.

– Я бы снизился, если бы знал, что на высоте четырех или пяти тысяч футов мы выйдем из облаков, но без СУП и радиоконтакта с другими самолетами я не уверен, что нам это удастся. Я даже не знаю, какая внизу погода, и просто представить себе не могу, что нас там может ждать. Смейтесь надо мной, если хотите, но…

– Я не смеюсь, дружище. Более того, мне совсем не до смеха. Уверяю вас.

– Допустим, мы прошли сквозь дыру во времени, как в фантастическом романе. Вдруг мы выйдем из облаков и увидим стадо бронтозавров, щиплющих травку на пастбище фермера Джона, а в следующее мгновение нас разорвет циклон или поджарят молнии?