Битва за Родину (СИ) - Шу Алекс - Страница 5

— Все прошло идеально, — хвастается товарищ, — они там сидели и дрожали. Выйти боялись. Прыгать со второго этажа — тоже. Мальцы же совсем. Меня чуть не задушили в объятьях. Пришлось орать, чтобы отпустили и быстро накинули на себя покрывала. А дальше — все проще. Спальня же совсем рядом с лестницей находилась. Обожглись два ребенка, не без этого. Одного пришлось на себе тащить, совсем расклеился. Но в целом, все живы и относительно здоровы.

Отстраненно слушаю Мальцева. Меня начинает беспокоить другое. Каждой клеточкой тела я чувствую чей-то пристальный злобный взгляд, пронизывающий меня насквозь. Краем глаза замечаю: в лесополосе, отделенной от детдома дорогой, шевельнулась неясная серая тень.

«Бидон гнида, точно он. Наблюдает сволочь за делом своих рук. Ну ничего мразь, здесь я тебя и закопаю», — эта мысль обжигает сознание, наполняя разум холодной яростью. Глубоко выдыхаю, входя в боевой транс, и резко срываюсь с места, благо трасса сейчас пустынна.

— Леха, ты куда? — обескуражено кричит мне вслед Мальцев.

— Сережа стой на месте, сам разберусь, — я ускоряюсь, видя, как серая тень разворачивается и резво улепетывает вглубь леса.

— Фиг тебе, — слышу в ответ. Сзади раздается глухой стук ботинок по асфальту. Серега бежит следом.

Уже различаю знакомые очертания фигуры Бидона. Он несется из-за всех сил, спотыкается об ветки и корни, падает, вскакивает, и опять мчится на заплетающихся ногах. С каждой секундой расстояние между нами сокращается. Наконец ублюдок выбегает на небольшую полянку, залитую бледным лунным светом, и разворачивается, останавливаясь. В его руке тускло блестит широкое лезвие кухонного ножа. Гудыма торжествующе ухмыляется, демонстрируя полусгнившие черные зубы. Обостренное восприятие помогает мне заметить даже темные капли и потеки на его оружии.

— Щенков и этот детдом сраный я спалил. Осталось тебя зарезать и все мои долги уплачены, — шипит он, — как я мечтал, воткнуть тебе перо в живот, вспороть кишки, чтобы они вывалились у тебя из живота и волочились за тобой склизкой серой кучей, а тут ты сам прибежал, — злорадно шипит он, выставив вперед нож, — сегодня точно мой день. Сбываются все мечты.

— Ошибаешься, — еле разжимаю сцепленные зубы, так и хочется втоптать эту сволочь в пыль, прямо сейчас, — Не говори гоп, пока не перепрыгнешь. И вообще мечты у тебя мразь, такие же, как и ты сам: грязные, мерзкие и вонючие.

Мальцев резко тормозит рядом, и лицо малолетнего маньяка искажается в гримасе ненависти.

— Это еще что за черт? — Сережа, моментально восстановив дыхание, с удивлением и каким-то брезгливым презрением разглядывает Бидона.

— Работаем парой, — шепчу ему, — по команде «бой».

Мальцев еле заметно кивает.

Самые опасные хладнокровные противники. Они не допускают ошибок. Попробую вывести подонка из себя, чтобы занервничал.

— Кстати, Сергей познакомься, — громко говорю товарищу, — это и есть тот малолетний дебил, гнида и маньяк, который поджег детдом, убил малыша и воспитателя. Вот теперь думает, что и нас завалит.

На лице неандертальца мелькает испуг.

— Гасим урода? — Серега внимательно контролирует все движения Бидона.

— Конечно, гасим, — моя рука нащупывает в кармане горку мелочи и выныривает наружу, — Бой!

— Нна, — нога Мальцева с силой бьет по рыхлой куче земли. На Бидона летят комья и пыль, почти одновременно, через какую-то долю секунды он получает в лицо горсть монет.

Серега летит налево, а я — направо, обтекая растерявшегося на мгновение убийцу с двух сторон. Бидон инстинктивно выставляет нож перед собой, другой рукой хватаясь за запорошенные грязью глаза.

Мальцев моментально смыкает свою здоровенную лапищу на запястье с ножом, наносит расслабляющий удар по голени, и резко лупит предплечьем отморозка о ствол дерева, заставляя его уронить оружие. Нож, сверкнув сталью, улетает метра на три. Одновременно с другой стороны, я коротко бью урода по ребрам, хватаю его за шиворот и подсекаю ногу. Еле слышный хруст наполняет мое сердце злобным торжеством.

«Одно ребро точно сломал, а может и пару» — мелькает злорадная мысль, когда мы с Серегой укладываем отморозка на живот.

— Подержи его пока, — просит Мальцев, подпирая коленом тело стонущего Бидона. Я послушно фиксирую завернутые за спину запястья Гудымы, пока здоровяк вытаскивает из брюк ремень.

Серега деловито связывает руки отморозка и пару раз дергает, проверяя крепость узла.

Неандерталец матерится и обещает расправиться с нами. Фонтан его кровожадных фантазий прерывает поднявшийся Мальцев, деловито всадивший ногой в лицо отморозка.

Толик выплевывает два окровавленных зуба и замолкает. Сергей хочет поднять лежащий в отдалении нож, но я его останавливаю.

— Серый не трогай, это улика. Там на лезвии кровь и на рукояти опечатки этой мрази должны быть. Лучше иди ментов позови.

— А ты как? Справишься пока сам? — здоровяк обеспокоенно смотрит на меня.

— А что тут справляться? — усмехаюсь, — Клиент успокоен, запакован и готов встретиться с нашей доблестной милицией. Можно было бы еще его бантиком перевязать как торжественный презент нашим правоохранительным органам. Скажешь, всю правду. Заметили, что кто-то спрятался в лесу у дороги, и смотрел на пожар, подошли к нему, а он бежать. Мы за ним, а эта сволочь достала нож и попыталась нас зарезать. Все, иди Сережа, не теряй времени. А я тут с ним пока посижу. Ничего со мной не случится….

18 октября. Среда. Раннее утро

Рассвет робко алеет на горизонте, разгоняя ночную тьму первыми лучами утреннего солнца. В окне «копейки» открывается фантастическое по красоте зрелище: темно-зеркальная гладь речки, пролетающей мимо, уже подсвечена нежным розоватым сиянием наступающего дня. Белоснежный песок на крутом бережке и черные стволы угрюмых деревьев, тронутые алым заревом восходящего солнца, проносятся мимо, запечатлеваясь в сознании яркой картинкой-вспышкой.

«Жаль, что я не художник, такую красоту, стоило перенести на холст», — с сожалением отвожу взгляд от окна машины.

Свернувшись клубочком и разметав золотистую волну волос на моем плече, дремлет малявка. Дыхание ребенка, сладко сопящего на руках, теплой невесомой волной обдает грудь.

Маша напоминает маленького ангела, каким-то чудом спустившегося с небес, и доверчиво прикорнувшего на мужском плече.

Во сне ребенок забавно шевелит губками и дергает носиком, а потом, поелозив, устраивается на руках поудобнее. Я невольно улыбаюсь.

«Умаялась бедняга».

Дергает ладонь с налившимися желтыми пузырями ожога, горит обожженная нога, каждое движение отзывается болью, но это терпимая боль. На неё можно не обращать внимание. Почти.

Мои мысли возвращаются к событиям прошедшей ночи. Прибежавшие милиционеры упаковали злобно сопящего и плюющегося кровью с разбитых губ Гудыму в машину. В метрах пятидесяти от него, медики деловито укладывали в «Скорую» стонущего деда-сторожа с кровавой кляксой на перебинтованной голове.

Потом лейтенант, только что приехавший на уазике, устроил мне, а потом и Мальцеву короткий допрос. С гаишниками он, в суматохе пока еще не общался, поэтому «лишних» и особенно неудобных вопросов не задавал. Начал с меня. Сереге, по просьбе лейтенанта, пришлось дожидаться своей очереди метрах в десяти от нас.

Что произошло? Увидел тень в лесополосе, через дорогу от детдома. Заинтересовало. Решил посмотреть, кто это там прячется. Побежал к нему. Смотрю, это пацан, в руке что-то блестящее, похоже на нож. Увидел меня, развернулся и стал убегать. Я за ним. Серега за мной. Догнали. А это Гудыма с окровавленным ножом. Орал, что детдом поджег и меня зарежет.

Кто-то подтвердить может? Конечно, вот Сергей за мной бежал. Можете у него потом уточнить. Да и нож вон, недалеко валялся с потеками крови. Его ваши сотрудники подобрали, думаю, там и опечатки пальцев остались.

Что было дальше? А дальше, мы видим, парень в неадеквате, нож выставил, готовиться напасть. Пришлось действовать на опережение.