Битва за Родину (СИ) - Шу Алекс - Страница 36

Добрынина поворачивается к Ильиной:

— Ты эти песни слышала?

— Да, наверное, — неуверенно отвечает толстая.

— Так да, или, наверное? — уточняет блондинка.

— Наверное, да, — бормочет растерянная Ильина.

— Аха-ха-ха, — прорвало наконец коменданта. Он ржёт как ненормальный, раскачиваясь в упоении на кресле, и стуча в экстазе ладонями по столешнице. Доронина смотрит на него, слушает заразительный громкий смех. Губы главной комсомолки разъезжаются в широкой ухмылке. Она кривится, корчится, пытаясь сохранить серьезный вид, но тщетно. Сначала Алина Викторовна тихо хихикает, не в силах остановиться, а потом хохочет, откидываясь на стул и тряся в экстазе ногами. И наши успокоившиеся девчонки прыскают и присоединяются к общему веселью.

Одна лишь толстая стоит красная как перезрелый помидор, не понимая причину смеха.

— Вот видите, — назидательно поднимаю палец вверх, — Комсорг Ильина проявила политическую близорукость и безграмотность, не узнав знаменитую песню чилийских коммунистов. Такие недалекие и, чего уж греха таить, глуповатые люди, не должны занимать высокую должность в ВЛКСМ. Они своей тупостью и идиотизмом позорят комсомол. Предлагаю убрать её с должности комсорга.

— Так, мы всё поняли, — ещё подхихикивающая Добрынина, аккуратно вытирает подушечками пальцев выступающие слезы.

— Вы можете идти. К вам вопросов нет.

— А с товарищем Ильиной, — блондинка бросает свирепый взгляд на побледневшую и съежившуюся пухлую, — мы сами разберемся.

27 октября 1978 года. Пятница

Утро началось как обычно. Звонок будильника, гигиенические процедуры в ванной, жареная картошка с сосиской и бутерброд с маслом. Сегодня мне нужно прийти на час раньше. Ольга Александровна, наш классный руководитель, поручила Саше Залесскому провести политинформацию, и тот строго-настрого предупредил одноклассников, чтобы не опаздывали и явились на «нулевой» урок в кабинет математики. Сориться с классным комсоргом не хотелось. Залесский был нормальным парнем, и с ним всегда можно было договориться. Поэтому пришлось вставать на час раньше, и в темпе одеваться, после быстрого завтрака.

— Сынок, куда ты убегаешь так рано? — интересуется мама, наблюдая, как я надеваю ботинки.

— Политинформация у нас сегодня, на нулевом уроке ма, — отвечаю родительнице.

— Настя, ты, кстати, меня дождись, на работу не убегай, — просит вышедший из гостиной батя, — я сейчас оденусь, в гараж сходим, и на машине тебя до НИИ подброшу. Минут десять-пятнадцать подожди.

— С удовольствием, — улыбается мама, — мне уже надоело в общественном транспорте толкаться годами. Ты машину купил, а мы на ней почти не ездим.

— Вот и проедемся как раз, — подмигивает родительнице батя, — а потом я тебя ещё и с работы заберу.

— Договорились, — мамуля расцветает от счастья.

— Всем пока, я побежал, — снимаю куртку с вешалки в коридоре, подхватываю портфель и открываю дверь.

— Куртку застегни, на улице прохладно, простудишься, — летит в спину мамин голос. Бегу вниз, перепрыгивая через бетонные ступеньки. Распахиваю дверь подъезда, и выскакиваю на улицу.

Недалеко от подъезда стоит желтая «Волга» с шашечками. За стеклом бесформенным тюфяком расплылась по сиденью фигура таксиста. Она кажется мне смутно знакомой.

«Уже параноиком стал, постоянно знакомые мерещатся» — мысленно ругаю себя. Сзади обнаруживается такой же полный бородатый дед в серой телогрейке и кепке, надвинутой на глаза. Он искоса смотрит на меня, а потом продолжает что-то перекладывать в багажнике. Неприятно кольнуло в груди. Старик, вроде самый обычный, почему же мне не по себе?

Что же меня насторожило? Мысли лихорадочно мечутся, пытаясь найти причину тревоги. Иду к школе, желтые листья громко хрустят под ногами, но успокоиться не могу. Мимо меня пробегают ранние школьники: веселая малышня, обгоняют пяти— и семиклассники. А я восстанавливаю в голове увиденную картинку, пытаясь вспомнить каждую деталь.

Что мне показалось подозрительным? Глаза! Точно. Они были не старческими, внимательными и цепкими. Глаза зрелого, но полного сил мужика, а не дряхлого деда. Что ещё? Странная схожесть фигур водителя машины и деда, оба полные и коренастые. Сразу вспоминаю свои похождения в Семеновке. Неужели? Меня бросило в пот. Петренко и этот прапорщик? Очень похоже!

Так, а если мысленно с деда убрать бороду, снять кепку и бесформенную телогрейку? Точно Петренко, мать его! Вычислил меня? Как?! Так спокойно. Вспоминаем встречу в деталях. Фальшивый «старик» скользнул по мне взглядом, и сразу потерял интерес. Значит, что? Не узнал, или узнал, но я его не интересую. Черт, он батю караулит тварь. Решил, что папа его обнес. А предки собираются выходить через несколько минут. Мля!!!

Резко разворачиваюсь у самого входа в школу. Бегу со всех ног домой, расталкивая в стороны, идущих за мной школьников. Мне что-то кричат вслед, но я ничего не слышу. В голове тревожным набатом звенит мысль «Только бы успеть, только бы не опоздать»!

27–29 октября 1978 год

Легкие работают как меха, закачивая воздух, сердце отбивает барабанную дробь в грудной клетке. На последнем повороте, подбегая к пятиэтажке, за которой открывается вид на наш двор, резко торможу. Осторожно выглядываю из-за стены. Петренко по-прежнему копается в багажнике, стоя спиной ко мне. Но пространство хорошо просматривается зеркалами «волги». Подкрасться не получится. Родителей не видно, поэтому изобразим срочное возвращение домой.

Делаю глубокий вдох, настраиваясь на бой. Быстро с озабоченным задумчивым лицом, выхожу из-за угла пятиэтажки. В сторону Петренко и машины не смотрю, шагаю к подъезду так, чтобы пройти возле «деда» и такси. До подполковника остается пять метров, четыре, три. Ладони сжимаются в кулаки, шаг резко ускоряется и вдруг дверь подъезда открывается. На пороге дома появляется батя, а затем и мама. Дальше все мелькает перед глазами, как кадры замедленного кино. Хлопает закрываемый багажник. «Дед» резко распрямляется, и делает шаг вперед. В поднимающейся руке чернеет вороненая сталь «АПС». За долю секунды я успеваю рассмотреть повернутый в положение «автоматический огонь» флажок предохранителя.

«И патрон, наверняка, уже в стволе», — мелькает мысль.

Побледневший отец инстинктивно закрывает спиной растерявшуюся маму. И в этот момент я обрушиваюсь на Петренко сбоку, находясь чуть сзади. Ладонь сбивает руку с пистолетом в сторону, захватывая толстый рукав телогрейки. Стечкин грохочет короткой очередью, выплевывая пули. От кирпичей брызгают осколки, звенит и медленно падает разбитое стекло в окне на первом этаже. Истошно орет невидимая женщина. Корпусом сбиваю подполковника, заставляя его опрокинуться на багажник волги, и с силой пробиваю секущий удар ребром ладони в затылок, туда, где шея соединяется с основанием черепа. Пистолет лязгает, падая на землю. Петренко оседает, цепляясь руками за желтую поверхность волги. Подлетевший батя добавляет ногой по корпусу, сшибая подполковника как кеглю. Я, обогнув машину, лечу к водителю. Вижу искаженную злобной гримасой поросячью рожу со шрамом, похожим на изломанную птичью лапку. Через открытое окно на меня смотрит дуло второго стечкина. Быстро прыгаю в сторону, мягко приземляясь кувырком, встречая руками землю и пригибая подбородок к шее. Надо мною грохочет очередь. Такси газует и сдает назад. Раздается громкий противный хруст и сдавленный вопль. Машина чуть приподнимается, как будто переезжая небольшой пригорок.

«Там же Петренко лежал сзади. Амбец толстому», — понимаю я.

Волга отъезжает вперед, и разворачивается, ударяя капотом подбегающего отца. Батя успевает среагировать, оттолкнуться руками и отпрыгнуть, но все равно отлетает в сторону, теряя равновесие. Автомобиль уносится из двора на полном ходу, взметая пожелтевшую листву и поднимая столб пыли.

Папа вскакивает и бежит ко мне:

— Сынок, ты в порядке?

Но мама успевает первой. Она уже прижимает меня к себе, всхлипывая и ощупывая со всех сторон.