Деньги пахнут кровью (СИ) - Шу Алекс - Страница 47

— Понятно. Умный у тебя дед. Впрочем, мне это сразу стало понятно после двух минут разговора, — улыбнулся я, — А марка какая?

— «Крайслер Нью Йоркер» 80-го года, — гордо задрал нос товарищ. — Очень красивая тачка. Большая, черная. Даже фары шторками специально закрываются. Я такого никогда не видел. Кожаный салон просто царский. Сидишь в машине как во дворце. Едет мягко, такое ощущение, что плывет по дороге как корабль. Шумоизоляция — бомба, посторонних наружных звуков не слышно.

— Интересно, — протянул я. — И что этот Антон нам одолжит такую машину на денёк?

— Нет, — мотнул головой армянин. — Не одолжит. Он на неё молится буквально. За царапину на капоте или крыле — убить готов, да. А вот покатать за деньги с удовольствием согласится. Рублей 100–150 дашь, он рад будет.

— Почему? — удивился я. — Как я понял, парень из состоятельной семьи. И женился удачно. Вроде денег у него должно хватать.

— А он женщин очень любит и в карты на деньги постоянно играет, — ухмыльнулся Ашот. — Поэтому бабки ему всегда нужны.

— Тогда понятно, — криво ухмыльнулся я. — Договаривайся с ним. Но я хочу предварительно на авто глянуть.

— Это запросто, — расплывается в широкой улыбке товарищ. — Тебе машина точно понравится. Ты таких крутых тачек ещё не видел, да. На ней не стыдно даже Горбачева возить.

— Отлично, — киваю я. — Тогда осталось обговорить ещё кое-какие детали.

Ашот вскакивает, выключает стреляющий паром в потолок чайник, быстро расставляет чашки и блюдечки, пододвигает ко мне сахарницу и тарелку с конфетами и печеньем.

Минут 30 мы, не торопясь, пьем чай и обсуждаем нюансы моего будущего свидания. Армянин оказался очень полезным. С его связями и возможностями все вопросы должны были решиться влёт.

— Вроде всё обсудили, — я удовлетворенно откинулся на спинку стула. Но кое-что вспомнил.

— Хотя нет, не всё.

— Что-то забыли? — Ашот вопросительно глядит на меня.

— Это другого дела касается, — отмахиваюсь я. — Вы имеете точки на нескольких рынках. Значит, должны быть рабочие отношения с милицейским начальством, чтобы решить возникающие конфликтные ситуации с ППС-никами и местными ментами. Правильно?

— Правильно, — армянин сразу настораживается. — А что?

— Мне нужен выход на любого продажного опера с нашего района. И такой, чтобы он захотел разговаривать. Есть мысли, как его найти?

— Не вопрос, — повеселел Ашот. — Так для такого даже обращаться к начальству не надо. Все можно через местных ментов решить. Поспрашивать их, дать рублей 25, так они все разузнают и скажут к кому обращаться. И опера предупредят, чтобы нормально общался.

— Ещё требуется отличный опытный адвокат. Один из самых лучших и высокооплачиваемых, — продолжаю нагружать друга заданиями.

— Легко, — улыбнулся товарищ. — С нашей семьей сотрудничает Исаак Моисеевич Френкель. Один из самых сильных адвокатов в Москве, да. Он, кстати, в моем деле договорился с милицией, доказал, что наряд действовал с нарушением законодательства, неправильно оформил документы о задержании, и добился снятия с меня всех обвинений. Я с ним сведу, когда скажешь. А зачем тебе это всё?

— Да так, — неопределенно ответил я. — Нужно одного козла успокоить. Иначе в будущем возможны проблемы. А мне не хочется на него больше отвлекаться.

— Сделаем, — кивнул Ашот. — Что-то ещё?

— Пока всё, — улыбаюсь товарищу. — Итак тебя загрузил своими делами по самые гланды.

Оперуполномоченный Кунцевского ОВД, капитан Владимир Иванович Гуменюк был в отвратительном настроении. Серия квартирных краж, поножовщина в рюмочной, несколько нападений с целью грабежа в лесопарке и добрый десяток висяков не давали расслабиться. На каждой утренней планерке и совещаниях, начальство имело его в самых извращенных позах.

Ещё и проблемы с деньгами образовались. Бабка Матрена, продающая самогон, с введением сухого «горбачевского» закона перешла на промышленные масштабы. До недавнего времени она регулярно отстегивала участковому и Гуменюку приличные суммы, чтобы ей не мешали торговать. Но несколько дней назад, участковый ушёл в отпуск, а Владимира Ивановича вместе с другими операми в рамках плана «Ночная трасса», отправили на усиление подразделений ГАИ.

Офицеры милиции, дополненные срочниками внутренних войск, участвовали в целом комплексе оперативно-розыскных мероприятий, направленных на поимку бандитов, грабящих водителей на окружной дороге и подъездах к столице. Недавно эти беспредельщики расстреляли целую семью, ехавшую на отдых из Москвы в Сочи. Среди оперативников ходили слухи, что по этому поводу, первый секретарь горкома Борис Ельцин, орал, топал ногами и швырялся ручкой в стоящего перед ним навытяжку начальника московской милиции Борисенкова.

«Развели тут бардак, понимаешь»! — здоровенный и ещё не сильно истраченный алкоголем сибиряк орал так, что на его крики в приемную сбежались переполошенные работники горкома.

Приехав к себе на Петровку, взбодренный трепкой генерал-лейтенант вздрючил начальника МУРа Котова, ГАИшников и руководителей ГУВД. В краткие сроки был разработан план «Ночная Трасса», от каждого райотдела в помощь гаишникам были выделены опера и ППСники. Также задействовали срочников внутренних войск. Трое суток Гуменюк сидел в засадах на трассах и мотался по окружной дороге, вместе с коллегами, тормозя и досматривая подозрительные машины. А потом несколько дней отдыхал, используя предоставленные отгулы. Когда опер появился в райотделе, катастрофа уже произошла.

В его отсутствие, ранее присланный в отделение стажер Никишкин, вообразил себя асом оперативной работы и решил выслужиться. Он конфисковал аппарат — «кормилец» у Матрены, составив протокол изъятия, и утащил шокированную бабку в отделение. Причем, вернуть «аппаратуру» и отмазать самогонщицу не представлялось возможным. Документы были оформлены как надо. Единственное, что удалось: провести действия стажера по статье 158 УК РФСР, «изготовление и хранение самогона «без цели сбыта» и обойтись сторублевым штрафом. Испуганная и озлобленная наездом бабуля прекратила гнать самогон, и уехала к сестре в Тверь, где и сидела в настоящее время.

Но это было ещё не все. Энергичный Никишкин, желающий отличиться, умудрился переполошить весь район. Шуганул картежников на квартире у Верки Косой, умотавших в неизвестном направлении. Пару дней нагло таскался за Ростиком Кандауровым, толкающим шмаль окрестным босякам, пока психанувший от такого внимания торговец анашой не затаился на какой-то левой хазе. Часами просиживал в пивной, нервируя продавщиц пристальным наблюдением за процессом разлива. Более того, малолетнее чудовище десятками регистрировало самые пустяшные дела и строчило рапорты начальнику Кунцевского РУВД, с рассказами о противоправных делах, творящихся на районе и требованиями провести рейды по притонам и воровским малинам, доведя полковника до заикания. Показатели раскрытия снижались. Начальника грубо сношали на каждом совещании на Шаболовке. Увещевания опытных оперов не помогали. Бдительный Никишкин начал строчить рапорты и на них, обвиняя в коррупции, покровительстве криминалу и сокрытии преступлений. Начальник райодела пил валерианку, глушил горькую, забористо материл идиота-стажёра, и рвал на части подчиненных на утренних планерках. Опера уже продумывали комбинации, чтобы всеми возможными способами убрать придурка Никишкина из райотдела.

В результате, большинство левых заработков капитана накрылось. И хоть он, от души, но очень аккуратно начистил рожу стажеру, обвинив того в «срыве оперативных комбинаций», это карман не наполнило, хоть и принесло моральное удовлетворение. Зато начальник УВД, измученный бешеной активностью стажера, и запирающийся в кабинете, при малейшем подозрении, что деятельный юноша спешит к нему с очередной пачкой рапортов и идей по борьбе с криминалом, с чувством пожал руку Гуменюку, и чуть не прослезился у него на груди, пообещав любую поддержку.

И тем же вечером к нему домой позвонил знакомый опер — майор Смирнов из соседнего Крылатского УВД.