Сфера Маальфаса - Долгова Елена - Страница 35

– Ни-что-же-ство. Ты ни-что… Уйдешь в ни-ку-да…

Гаген лишь на несколько секунд отвел глаза от синего сияния, натягивая тетиву, упер арбалет в землю, наложил болт. И снова посмотрел в лицо опасности. Синий лепесток тянулся к нему хищными пальцами, поодаль, в темной пустоте холодной равнины заворочалось незримое, бесплотное, голодное чудовище.

– Я не боюсь тебя, дьявол!

– В ни-ку-да-а-а…

Гаген увернулся от лепестка – синий сполох слепо, плашмя хлестнул по мерзлой траве.

– Именем Бога-Вседержителя! Стойте.

Троица глумливо смеялась.

– Ты ни-что… Он не слы-шит те-бя-а-а-а… Мы силь-не-е…

Чужая, хищная магия снова шевельнулась, набирая силы. Воздух, казалось, сгустился, синие искры плясали на кончиках волос, на верхушках мертвых трав, каплями стекали по лошадиным гривам. Толстый мальчишка вскинул арбалет.

– Верую! Верую! Я – верую!

– Во что ты веришь, ничтожество, в пу-сто-ту-у-уу…

– Верую в Бога-Творца и его ипостась всезнания! Верую в Бога-Защитника и его ипостась отваги!

– …ты червь…

– Я человек! Мы, люди, дети Бога.

– Ты боишь-ся… Смер-ти… Не хо-чешь… к своему Отцу…

Троица источала презрение. Гаген чувствовал это – по телу его словно стекала густая, липкая слизь.

– Он зол-л-л…

– Верую! Он милосерден!

Черноволосая хохотала, запрокинув голову, ее высокая, чрезмерно пышная для хрупкой фигурки грудь чувственно трепетала. «Где я видел ее?» – подумал Гаген. Синий вихрь тем временем набирал силу, язык призрачного свечения тянулся вперед, норовя слизнуть неуклюжего мальчишку с жалкой деревяшкой в руках.

В этот миг зрение и интуиция принца невероятно обострились – он увидел незримое – то, чему нет названия на языке Церена. Синий сполох – Зверь, обладающий разумом и яростью. Сила Зверя стекалась из темноты. Вился, корчась словно от боли, пытаемый, смятый незримой бурей эфир. Плакали, летя на огонь, согнанные бичом зла невидимые сущности – и гибли тысячами, становясь топливом для колдовского огня… Гаген скорчился от боли.

Боль была везде, в руках, висках, позвоночнике, глазах, хотелось зажмуриться, болело не только и столько тело – корчилась распинаемая душа. Холод за спиной, жар в лицо – и тоска. Тоска сжимала сердце, выдавливая по капле отвагу и желание жить. Сын императора сам не заметил, что плачет. Пальцы медленно разжимались, выпуская бесполезный арбалет.

– Ты рожден в гря-зи… Уй-дешь в ничто… Мы – были и будем всег-да-а-а…

И тут – тут принц вспомнил.

– Вы лжете!

– Мы – были всег-да-а-а…

– Я знаю тебя, – отчаянно закричал он в лицо черноволосой. – Ты человек, ты Алиса Корн! Вспомни – ты уходила в Обитель в белом платье. Ты не хотела этого. Мне было жаль тебя, девушка.

Смех женщины оборвался, как отрезанный ножом. Незримый зверь зашипел по-кошачьи, изготовясь к прыжку. Свистящий бич рассек терзаемый эфир, капли призрачной, хрустально-прозрачной крови брызнули в синий костер, давая пищу Сфере.

– Ты лжешь!

Зверь взвыл. Вой пронизал саму сущность ночи, умерщвляя, извлекая из нее жизнь и – силу. Гаген поднял полыхающую от боли руку в оберегающем жесте.

– Именем Бога-Вседержителя! Я говорю правду! Это нечистая магия затмила твой разум, Алиса.

Подумав секунду, принц добавил:

– Когда я стану императором, такое не повторится.

Переварив обещание, голос из пустоты подавился хохотом:

– Ты станешь ни-чем…

Зверь, коротко рыкнув, бросился на грудь обреченному мальчишке. Солдаты, ослепленные синим сиянием, не видали ничего – лишь шевельнулся на мгновение серый предрассветный сумрак, переменился ветер, да сын императора отшатнулся от невидимого врага.

Быть может, в этот самый момент женщина на холме вспомнила-таки метель цветочных лепестков на площади, гам толпы, свою беспомощность, страх и отчаяние. Быть может, непроницаемое высокомерие, на котором держалась сила Пришедших, дало трещину, или пресловутый Вседержитель откликнулся-таки на отчаянный призыв сына императора, но на краткое мгновение раскосая дрогнула. Ее пальцы разжались. Маленькая рука брюнетки вырвалась из ладони рыжеволосой подруги, живое кольцо вокруг Сферы на миг распалось. Этого хватило для развязки – колдовство прервали в самый неподходящий момент. Фонтан ничем не укрощенного раскаленно-белого огня вырвался из Сферы и забил, устремившись в черное небо. Струи жидкого пламени раскаленными бичами хлестнули по лицам Пришедших. Стон пожираемых Зверем сущностей сменился пронзительным визгом раненного в грудь хищника.

Гаген уже вскидывал арбалет, обреченно, без надежды встречая Зверя стрелой – ненужная поспешность – порождение магии уже рассеивалось в броске, рассыпаясь буйным фонтаном искр. Мгновенно надулось пронизанное голубыми разрядами клубящееся облако. Холодный ветер влет ударил пелену колдовского тумана, смешался с ним и – развеял в причудливо закрученном вихре…

Свободная от морока стрела устремилась вперед и там, под холодным и чистым, уже не затуманенным потусторонней пеленой небом, нашла свою цель.

На холме, коротко вскрикнув, упала навзничь высокая рыжеволосая женщина – болт ударил ее в грудинную кость, войдя со спины и насквозь пробив легкое тело. Алиса, не тронутая стрелой, мягко осела на землю и осталась лежать спящим котенком. Язычки настоящего – не магического пламени плясали на краю ее плаща, пальцах бессильной руки, опаленные черные волосы скрутились. Мужчина с выжженной до сердца грудью тяжело рухнул ничком.

Сфера лежала на траве – опустошенная, обыкновенная, как простой кусок раскаленного железа. Цвет ее сменился на фиолетовый, потом на яростный багрово-красный оттенок остывающего угля и наконец угас совсем.

Магия исчезла. Более не было ни Зверя, ни далекой твари в ночи, ни бури в эфире, ни колдовского костра, ни жалко умирающих духов. Остались только пустота холодной равнины, ночной ветер, чуть сереющее к утру небо, леденящий холод, побуревшая кровь на земле и кучка израненных людей с их людскими делами.

Уцелевшие солдаты, имперцы и альвисы, прекратили бой. Бывшие враги стояли бок о бок, опустив оружие, и растерянно всматривались во внезапно навалившуюся темноту. Все, кроме троих на холме. Те лежали неподвижно, похоже было, что они уже никогда не поднимут сомкнутых век.

– Что это было, мессир принц? – с почтительной опаской спросил придерживающий раненую руку сотник. В зрачках капитана медленно таял мутный страх.

Гаген молчал, всем существом вбирая чистый, прозрачный, морозный воздух настоящего, не оскверняемого магией мира.

…Все-таки пахло серой.

Глава 17

Голуби войны

(Империя, 25 января 7000 года от Сотворения Мира)

Через три часа совсем рассвело, женщину увели, Гизельгер остался один. Графа Дитмара так и не нашли, но император забыл о советнике, забыл обо всем – о собственном сыне, который где-то на южной равнине преследует вожаков альвисов, быть может, вооруженных смертельно опасной магией, о войске, которое, разгромив врага, ожидало приказов и наград, не беспокоился даже о Сфере Маальфаса, которая, наверное, все еще мерцает где-то синим светом, угрожая жизни властителя Империи. Гизельгер думал.

Где теперь его дочь? Жива? Может быть, среди тех, кто бежит по холодной равнине, спасаясь от мести победителей? Или девочка погибла еще много лет назад, во время ритуала ухода в Обитель? Может быть, ее убили вожаки альвисов, в междуусобной борьбе за власть – не надо лгать хотя бы себе – она была слишком юной и доверчивой и вряд ли выжила.

А если все же выжила? И провела в пещерах двадцать пять лет. Сколько прямых наследников великого правителя корчилось вчера в крови, в грязи, на снегу, под мечами опьяненных легкой победой наемников? Гизельгер, сжав кулаки, бессильно застонал. Его плоть и кровь! Его девочка. Не ушедшая с почетом от мира, чтобы посвятить себя молитвам, даже не мертвая и упокоившаяся. В страданиях, в боли, в унижении, среди полулюдей, забывшая свое прошлое и свой род… Что делать? Найти, спасти? Но император не помнил лица дочери.