Могильный червь (ЛП) - Каррэн Тим - Страница 57

ГЕНРИ БОРДЕН.

Почему он околачивался возле дома Тары, Бад не знал. Но утром он должен позвонить Уилксу. Вероятно, это не значило абсолютно ничего... С другой стороны, кто мог знать? У Борденов было особенно темное прошлое, и они, без сомнения, были одним из многих скелетов, грохочущих в шкафу Биттер-Лейк. До службы в полиции Бад мало что знал об этой семье, кроме слухов, но за время службы в полиции он был сыт ими по горло. Еще в 80-х, может быть, в 83-м или 84-м, старик умер. Его звали Чарльз. Он был кем-то вроде смотрителя на кладбище Хиллсайд. Он умер вполне естественно, но после этого все стало странным. У него остался мальчик, Генри, дочь... Эллен? Элисса? Бад не был уверен. Но в чем он был уверен, так это в том, что незадолго до того, как Генри вернулся с первой войны в Персидском заливе – по-видимому, после безуспешного изучения науки о моргах – его мать, Роуз (по всем отзывам, настоящая злая старая сука), его дядя Олден и тетя Лили были вовлечены в договор о самоубийстве. Это было особенно уродливое, ужасное место преступления, и Бад хорошо его помнил.

Но это было гораздо больше, чем место преступления, и он знал это. Если в шкафу города и был настоящий дребезжащий скелет, то это был он. Им позвонила девушка. Дочь. Сестра Генри Бордена. Она сдала его, и это был один из самых ужасных аспектов этой ужасной маленькой истории. Тела лежали – точнее, сидели – в таком состоянии в течение нескольких дней в жаркие, вонючие собачьи дни конца лета. У девушки не было никакого реального объяснения, почему она не позвонила раньше или почему она не знала, что в доме с ней было три трупа.

Бад был одним из полицейских, которые вошли туда, в гостиную, с комом в горле. Когда они открыли дверь, на них обрушилась горячая волна трупного газа, и он чуть не упал на колени. Внутри этой комнаты – очень старомодной, от красных кожаных турецких кресел с высокими спинками до газовой арматуры и обоев в цветочек – была оболочка гниения, которая кипела на жаре в течение нескольких дней. Воздух был полон мух. Тела Роуз Борден, ее сестры Лили и мужа Лили, Олдена, были обнаружены сидящими на своих стульях, настолько раздутыми от газа, что их рубашки (или платья, в случае дам) разорвались, пуговицы разлетелись по всей комнате (одна из них, с груди Роуз, была выброшена с такой скоростью, что застряла в стене, и ее пришлось вытаскивать перочинным ножом).

Очевидно, все трое сели за милое маленькое чаепитие. Чайник был на месте, как и крекеры и чашки на маленьких салфеточках. Все трое умерли с ужасными искажениями, которые были очевидны по положению конечностей, но все же они остались сидеть на своих стульях, с опухшими и ярко-синими лицами, с открытыми ртами, с высохшей пеной на подбородках и шеях. В чае содержался крысиный яд – стрихнин, и, как оказалось, это было очень забавно. Потому что дом, как они позже узнали, кишел крысами. Под мебелью был обнаружен помет. Обшивка была изжевана. Тарелки были изгрызены.

Но самым ироничным и красноречивым было то, что было найдено в горле Олдена: дохлая крыса.

Хвост свисал с его губ, и коронер позже выяснил, что Олден выпил свой чай со стрихнином, а затем съел несколько крекеров. Он умер с ними в пищеводе. По-видимому, крыса отправилась за крекерами, а затем либо умерла от яда, либо попала в пищевод Олдена и не смогла освободиться.

Как бы то ни было, это было ужасное открытие.

После этого Генри вернулся, и они с сестрой поселились в семейном доме на Саммер-Лейн. И по сей день, насколько было известно Баду. Вот и все, за исключением того факта, что ходили особенно мрачные слухи о том, что Генри, который занял пост смотрителя в Хиллсайде, был обнаружен с трупом и был должным образом выдворен Спирсом, директором.

Что дало Баду неожиданный поворот, потому что теперь Спирс был убит.

Может быть, там была какая-то ниточка, а может, и нет.

Он обдумает это.

Хватит на сегодня. Бад взял пульт и выключил телевизор, и именно тогда он услышал что-то вроде медленных шаркающих шагов, доносящихся из кухни. Может быть, это снова было его воображение, но он так не думал.

Охваченный ужасом, он подумал о своем служебном револьвере в шкафу наверху.

Он знал, что у него ничего не получится.

Он встал и направился в коридор, который вел на кухню, остановившись. Его рука скользнула по выключателю, но он знал, что щелкать им бессмысленно: свет перегорел. Маргарет несколько недель добивалась, чтобы он починил его, но, как и многие другие вещи, он просто не удосужился это сделать. Это будет моя смерть или твоя, - сказала она, - в одну из ночей, если мы споткнемся в темноте. Мудрость ее слов вернулась к нему, преследуя его.

Ты можешь позвонить в 911. Вызвать сюда машину. Это может быть мудрым и практичным решением.

Но нет, это, вероятно, ничего не значило, и он не собирался становиться каким-то сумасшедшим стариком, который кричит каждый раз, когда ветка царапает окно.

Он сделал шаг в коридор, думая, что это ужасно долгий путь. В темноте. Забавно, но из кухни доносился холод, и он знал, что ни одно окно не было открыто, что означало, что это была дверь. Другого объяснения не было. Воздух был прохладным и свежим, но едва ли чистым. От него исходила вонь, черная и затхлая, как будто что-то заползло под заднее крыльцо и сгнило до червей.

Он сделал еще один неуверенный шаг.

Если что-то или кто-то действительно вошел, они ждут тебя там, внизу. Ты не зажжешь свет на кухне и не пороешься в ящике со столовым серебром в поисках ножа, прежде чем они набросятся на тебя.

Он сделал еще несколько шагов вперед.

Кухня была сводом движущихся теней. Холодный воздух поднялся по его спине и заставил его суставы заскрипеть. Вонь, которую он принес, была сильнее, газообразной, почти зеленой от разложения.

Это неправильно. Этот запах... разложение. Ничто живое не могло так пахнуть.

Это напомнило ему о новых мрачных возможностях, которые, как он думал, он оставил еще в начальной школе со своим пиратским костюмом, восковыми зубами и сумкой для угощений на Хэллоуин. Он сглотнул. Что бы там ни было, мертвым оно точно не было. Это был не закутанный в простыню призрак, волочащий свой тлеющий саван, и не какой-нибудь упырь с пустыми глазами, пришедший перекусить в полночь. Он был слишком стар, чтобы верить в подобные сказки.

То, что его ждало, было совершенно живым.

Живым, с запахом открытых могил и свежепережеванной падали.

- Ну, почему бы тебе не показаться? - сказал он, пытаясь скрыть ужас, который был густым, как смола, за его словами. - Выходи, чтобы я мог тебя видеть.

Хихикающий, отвратительный, почти безумный смех. Как какой-то отвратительный парнокопытный ночной призрак, имитирующий молодую девушку. Хотя его сердце подпрыгивало в груди, а горло, казалось, сжалось до крошечной дырочки, Бад сделал еще один шаг вперед. Сделать что-то меньшее было бы победой для того, что вошло в его дом.

- Покажись, - сказал он едва слышным шепотом.

Последовал шквал движения, и он отшатнулся назад, пытаясь избежать поступательного движения того, что надвигалось на него. Но его колено снова сжалось, одна нога запуталась в другой, и он упал, растянувшись в арке, ведущей в гостиную. Острая боль пронзила его позвоночник до самой шеи. Его левая нога онемела.

И эта тварь оказалась на нем.

Он видел, как она приближается, и это было отвратительно. Она была похожа на девочку-подростка, но грязная и покрытая струпьями и открытыми язвами. В ее волосах были листья и палки. Ее ухмыляющаяся пасть была полна длинных зубов, между которыми была набита темная грязь.

Затем он понял, что это была девушка: ненормальная, первобытная и дегенеративная. Ночной червь с призрачным лицом.

- Господи, - выдавил он.

- У меня есть кое-что для тебя, - сказала она.

- Отойди от меня! - крикнул он ей. - МЕРЗОСТЬ! ПРОКЛЯТАЯ ГРЯЗЬ!

Он издал крик, больше похожий на сдавленное хрипение, чем на что-либо еще, когда она прыгнула на него, принеся с собой отвратительный запах могил, фекалий, мочи, рвоты и тошноты.