Могильный червь (ЛП) - Каррэн Тим - Страница 42

- Толстик думает, что ты самая красивая из всех, - сказал Червь, придвигая гнилое существо еще ближе. Могильные личинки падали с него и извивались на голых ногах Лизы. - Она хочет, чтобы ты прикасалась к ней... целовала ее, любила и играла с ней.

- Нет... нет... пожалуйста... Нет, я не могу... я не могу... я не могу прикоснуться к этой чертовой штуке...

- Так надо! Так надо! – cказала ей Червь.

Она взяла свободную руку Лизы и прижала ее пальцы к лицу Толстика, которое было мягким и пухлым. Как распухший, гниющий персик, ее пальцы прорвали кожу, и трупная слизь потекла по пальцам.

Лиза закричала.

- ЗАТКНИСЬ! - крикнула Червь. - ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ!!!

Но Лиза никак не могла заткнуться. Она больше не контролировала свой разум, и он распахивался, раскалываясь, раскалываясь прямо посередине, и звук, который он издавал, был диким, истерическим криком, который исходил из ее рта.

- ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!! - в поле зрения появился Генри Борден. - Что ты делаешь, Червь? Что эти твари делают за пределами секретной комнаты? Ты все испортишь! Ты испортишь игру!

У него на руках был труп с болтающимися серыми конечностями. Он пнул Червя, и она издала звериный визг, уронив младенца, чья голова вырвалась и покатилась по грязному полу.

- Только не мой ребенок! Только не мой ребенок!

Червь заскулила, пытаясь снова положить голову на место, когда Генри бросил свою добычу рядом с Лизой и начал злобно шлепать Червя, пока она не перевернулась и не предложила ему свою задницу, а затем развернулась, рыча, стремясь пролить кровь.

И все это время Лиза кричала.

Кричала, когда ее разум распался, как хрупкое леденцовое стекло... голова закружилась, глаза стали дикими и стеклянными, слюна пузырилась на губах розовой пеной.

- ЗАТКНИ ЕЙ РОТ! - крикнул Генри Червю. - ТЕБЕ ЛУЧШЕ ЗАТКНУТЬ ЕЙ РОТ, ЕСЛИ ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДЛЯ ТЕБЯ ХОРОШО!

Червь снова зарычала на него, и он пнул ее ногой. Она отпустила его с коротким резким собачьим лаем, а затем прыгнула на Лизу, ее шершавые руки схватили ее за горло и сжимали... и сжимали, пока разум Лизы не начал закрываться, как тепличный цветок, лепестки складывались сами по себе, а сок становился холодным и мертвым. Скрежеща зубами и пуская пену изо рта, Червь продолжала давить на нее, сжимая сильнее, сжимая дыхательное горло Лизы, снова и снова ударяя ее черепом о стену подвала, когда темнота взорвалась в ее голове, и она погрузилась в безмятежное забытье, голос очень похожий на ее собственный вопль в своем безумии: слава Богу, слава Богу, о, слава Богу!

48

Глаза Тары открылись: они были яркими и осознанными с животной интенсивностью, как и мозг позади них. Рядом была вонь, и она почувствовала ее в глубине какого-то извращенного кошмара погони.

Да.

Она чувствовала запах разложения...

Она выскочила голая из постели и побежала по дому, снова включив все лампы, капли пота стекали по ее лбу и прилипали к лицу.

Эта вонь.

Откуда она шла? Присев на корточки у подножия лестницы, она принюхалась, как собака. Кухня. Запах доносился из кухни, и ей придется позаботиться о нем, прежде чем весь дом провоняет, как разграбленная могила.

Кап, кап, кап.

На четвереньках она, как безумная, поползла на кухню.

Кап, кап, кап.

Она остановилась у арки.

Кап, кап, кап...

Да, вонь сочилась из стен, как кровь из перерезанной артерии. Мысленно она видела желтые гноящиеся полосы, которые оставляла вонь, стекая по стенам и скапливаясь на кухонном полу. Это было наводнение. Кухня была наполнена отвратительным запахом склепа. Если она не позаботится об этом, кухня погрузится в отвратительную могильную вонь.

Шкаф. Пластиковое ведро. "Мистер Чистота". Сосновая соль. "Лизол". Она высыпала их в ведра и наполнила горячей водой из распылителя для раковины. Она наполнила голландскую духовку водой и включила горелку на полную мощность, чтобы она закипела.

Она прошлась щеткой по стенам.

По полу – шваброй.

По приборам – губкой.

Она намыливала, чистила и дезинфицировала, скребла, протирала и дезинфицировала. Она делала это до тех пор, пока не заблестела от пота, ее волосы намокли, влага скапливалась под глазами и стекала по щекам. На губах у нее был привкус соли, а обоняние онемело от антисептических чистящих средств. Когда вода закипела, она вылила ее прямо в ведра, обжигая руки, пока заправляла губки, щетки и тряпки. Она убирала, убирала и убирала. Мыла столешницы, скребла их в поисках остатков. Она отполировала раковину из нержавеющей стали, кран, краны. Ничто не ускользало от нее. Она даже достала зубную щетку с тонкой щетиной, чтобы достать все, что могла пропустить.

И когда она закончила, то начала снова.

И еще раз.

Она потратила на это целый час, прежде чем была удовлетворена. А потом, всхлипывая и постанывая, с мучительным криком в горле, она рухнула на кухонный пол с тряпками в руках.

В своих снах она чувствовала всепроникающий запах гнили.

Ее тошнило.

49

В мрачном, освещенном свечами подвале, в мрачном доме смерти на корточках в углу сидела Червь, посасывая большой палец.

Неподвижное тело Лизы было прислонено к стене, голова свесилась набок, глаза были невидящими и пристальными.

И в грязи перед ними: Генри с трупом женщины, которую он не так любовно называл Тарой. Он тяжело дышал, лежа на ней. Толкал. Толкал. Глубже. Учил ее, да, учил ее так же, как учил Червя, любил Тару перед ней, чтобы показать свое недовольство ею.

Дыхание еле слышно.

(дисциплинируй ее, Генри)

Легкие наполнились огнем.

(она наша, и теперь она у нас)

Похлопывание по чреслам.

(скоро... скоро она у нас будет)

Кульминация нарастает.

(точно так же, как у нас будет другая Тара)

(наша)

(только наша)

(скоро... скоро ты сможешь вернуться к маме)

А под ним гниющий и полностью разложившийся обезглавленный труп был втоптан в грязь, постепенно распадаясь на части.

50

Тара резко очнулась на кухонном полу и некоторое время не имела ни малейшего представления о том, где она находится, ни о своем маленьком месте во Вселенной в целом. Но она знала, что разбудило ее, и это был голос Лизы. Голос Лизы прорезал ее спутанные сны, как острая бритва, и наполнил все ее существо холодной, усталой болезнью, которая заставила ее застонать и принять дрожащую позу эмбриона на полу.

Лизе было больно.

Лиза была в опасности.

Лиза умирала.

Лиза была мертва.

Мысли и возможности путались в ее голове, и она дрожала и хныкала, чувствуя себя такой невыносимо беспомощной, слабой и жалкой. Но все же этот голос, тот, что звучал в глубине ее черепа, кричал: Я найду тебя, Лиза! Я найду тебя и найду его, а когда найду, когда найду... Да, она точно знала, что сделает, и закрыла глаза.

Заснула, ухмыляясь.

Часть 3

Маска Из Мертвой Кожи

51

Детектив сержант Уилкс стоял у входа в офис кладбища Хиллсайд, пока люди коронера и технари из уголовного розыска входили и выходили, жужжа, как мухи вокруг особенно сочного коричневого дерьма. Он почти не обращал на них внимания. Он смотрел через сад, наблюдая, как падают листья с деревьев. Прохладная прошлая ночь и прохладные ночи принесли осень намного быстрее на этом далеком севере. Второе сентября, а оно уже начиналось. Случайные листья падали с больших дубов и кленов, собираясь вокруг надгробий и обдувая двери склепов.

Фингерман вышел из дома и встал там; по большей части хороший коп, но большой и неуклюжий, как растили детей в наши дни, наученный слишком многими полицейскими шоу, всегда говорящий о своем инстинкте и плохих чувствах, как один из тех тщательно отутюженных и отполированных Голливудских копов. Слишком суровый, слишком хладнокровный, куча дерьмовых драматических пауз, как будто он был Дэвидом Карузо[5] или одним из тех гламурных парней, говорящих по сценарию. Но именно так их и учили в наши дни в Академии. Как будто все они были вылеплены из одной формы.