Грех (СИ) - Нащёкин Владимир - Страница 13

Обстановка в доме накалялась подобно углям в костре. Казалось, что все стены пылали и пожар распространялся все выше, под самую крышу. Удушающий запах безысходности напоминал тяжелую гарь. Дышать становилось невозможно.

— Сотку! Они назвали сто тысяч долларов, чтоб замять конфликт и потерять уголовное дело. Это все. Нам конец. Суши сухари, Наташа, — истеричный голос отца резал нервы без анестезии.

Мама всхлипнула. А затем резко подскочила с дивана и зашвырнула вазу с цветами в стену.

Я вскрикнула от неожиданности. Обычно родители принимали все удары судьбы с достоинством и холодной головой.

Сейчас вся их выдержка полетела в тартарары. Осколки хрусталя, вода и красные бархатные розы разлетелись возле стенки. А на светло горчичных обоях появилась мокрая темная клякса, которая разрасталась и напоминала дерьмо, в которое засасывало нашу жизнь.

— Я не пойду в тюрьму. Ваня, я там сразу сдохну. Нам надо бежать, — упадническим голосом, полным отчаянной решимости, произнесла мама.

— Бежать? Куда? Наташа, ты что решила, что мы Бонни и Клайд с тобой? И куда мы денемся без денег? На дачу поедем? Нас найдут спустя сутки, схватят и увеличат срок в два раза, — папа покрутил пальцем у виска.

Истерика и паника набирала обороты. Было больно смотреть, как любимые родители попали в петлю. Веревка затягивалась на их шее с каждым днем. Заседание было назначено на конец недели. Аргументов, чтоб повторно затягивать и переносить его у нашего юриста не осталось.

— Где пистолет, Ваня? Давай решим это сейчас. Лизонька, прости нас, дочь. Но в тюрьму я не пойду, не пойду.

Мама расплакалась и начала трясти папу за рубашку, повторяя свой вопрос про оружие. Обычно папа хранил его в сейфе. Но видя мамин неадекват, отдал его мне и просил спрятать. Теперь огнестрельное оружие покоилось в моей комнате в тайнике за батареей.

— Наташа, успокойся, — причитал папа.

Но маму крыло не по детски. Ее лицо и шея покрылись красными пятнами. Вой на ультрозвуковых частотах продолжал резать слух. Наша гостиная напоминала палату для особо буйных психопатов.

Папа не выдержал и зарядил маме пощечину. Не сильно, чтоб привести ее в чувства. А затем резко обнял и усадил к себе на колени. Я ошарашенно наблюдала всю эту картину бесноватого художника. Того, кто вершил наши судьбы и проплачивал арест родителей.

— Ваня, ты ударил меня при Лизе. Ты никогда раньше не поднимал на меня руку, — осипшим голосом шептала мама.

Как я не закрывала уши, я слышала каждое ее слово. Это было ужасно.

Я поджала колени к груди и раскачивалась, стараясь успокоиться. Ноги стали мокрые от слез. Оказывается я тоже плакала от того, что мое сердце разрывалось от переживаний за любимых людей.

— Это надо прекратить, Ваня. Ты ведь понимаешь, что у нас нет выхода. Дорога только на тот свет. Нам не найти за несколько дней сумму необходимую для взятки судье, — мама говорила еще тише. Папа качал ее в руках, как ребенка. И я раскачивалась в такт.

— Я попробую найти деньги, — произнесла я, не имея еще четкого плана в голове.

Родители замолчали и синхронно обернулись ко мне. Смотрели так долго, будто забыли о моем существовании.

— Лизонька, что ты такое говоришь, — голос мамы срывался от стресса и последние буквы в словах проглатывались.

— Я говорю, что раздобуду деньги. Сколько у меня времени? — тверже произнесла я.

— Передать деньги надо на днях, не позже выходных, чтоб на следующей неделе заседание состоялось и вердикт вынесли в нашу пользу, — пояснил отец, поглаживая мамину спину.

Я спрыгнула с дивана и подошла к ним. Накрыла родителей руками, как ястреб птенцов крыльями. Решимость во мне набирала силу.

— Не паникуйте. Я достану нужную сумму в срок.

— Но…

— Тшш. Сказала, что достану. У меня есть состоятельные друзья. Я смогу одолжить у всех по чуть чуть. До выходных соберу, — не дрогнув, соврала я.

Но за то, что я почувствовала, как родители расслабились и начали благодарить меня в ответ, я поняла, что точно расшибусь в лепешку, но найду деньги.

Несколько дней я обзванивала всех знакомых и выспрашивала, кто и сколько сможет мне одолжить. Решиться на отчаянный шаг я была не готова. Тянула до последнего. По сложенным суммам, что мне обещали дать Федя и Саша, Настя, едва набегало двадцать тысяч. Но я была им благодарна и за это. Они откликнулись и готовы были помочь мне всеми своими деньгами.

Но…

Двадцать — это не сто!

Арифметика у меня хромала с детства. Геометрия и алгебра не были моими сильными предметами в школе. Но даже со своими слабыми познаниями в формулах и теоремах, я подсчитала, что восемьдесят штук это неподъемная для меня сумма!

Был еще вариант разыскать Макса. Умолять Романова помочь мне одолжить деньги. И я им тоже воспользовалась.

Пошла на тренировку в спорт зал к Феде, надеясь подкараулить мужчину там. Сердце выплясывало канкан, поджилки тряслись, как от прыжков на батуте.

Превозмогая смущение и позор, я была готова умолять Макса помочь мне.

Но я уже говорила, что удача, как и математика, не мои сильные стороны?

Оказалось, что Романов пропустил предыдущую тренировку и не пришел тогда, когда я ждала его.

Наполненная решимостью, я отправилась к нему домой.

Где он жил, я помнила с детства. Небольшой загородный поселок с частными домами и дачами находился в получасе езды от центра.

Я вышла из маршрутки на до боли знакомой остановке. Цветущие махровые пионы перед богатыми домами радовали глаз. Стройные кипарисы высились в безоблачное небо. Я еще помнила их хилыми саженцами.

Стало грустно, что мир так жесток и несправедлив.

Мы с Максом ведь могли бы встречаться, продолжать любить друг друга…пожениться и посадить в своем огороде пионы и кипарисы…

А теперь, я шла, как овца на заклание. Выпрашивать милостыню у старого друга, от которого в сердце вскипала кровь. И меньше всего хотелось оставаться с ним только друзьями.

Уже подходя к его дому, я увидела над забором разрушенную крышу. Дикие голуби свили гнездо в разбитом чердачном окне.

Чем ближе я приближалась, тем мрачнее становились мои мысли. Ожидания не совпадали с реальностью. Дом обветшал и участок был заброшен.

Мама Макса была повернута на огороде. Ни раз я становилась свидетельницей того, как она заставляла молодого Романова вкалывать на грядках с помидорами, картофелем и баклажанами.

Плодоносные деревья всегда были усеяны сочными персиками и абрикосами. А Макс часто угощал меня черешней и айвой.

Сейчас же вся роскошь сада померкла. Деревья одичали, слива мутировала в алычу. А не беленный ствол айвы был сплошь усеян муравьями.

Крыльцо дома просело. Несколькими досками в нахлест была забита входная дверь. Не нужно было быть Нострадамусом, чтоб понять — Макс в этом доме не живет. И давно…

Я уселась на пенек и всматривалась в знакомые просторы. Воспоминания душили слезами. Мне уже казалась, что та беспечная счастливая девочка была не я. Кто угодно, соседка, подруга, одноклассница. Но никак не я.

Жизнь коварна и жестока. И все ее удары и материальные проблемы обрушивались на мои хрупкие плечики придавливая к влажной от росы земле.

Я просидела перед домом Макса полчаса. Позвонила в соседские дома, надеясь разузнать, где я смогу найти Романова. Но, вероятно, все были на работе и учебе. Потому как отвечали мне лишь собаки зловещим лаем.

Я устало поплелась обратно на маршрутку.

Последний мой шанс переиграть суку судьбу был безвозвратно утерян.

И после посещения дома Макса, решиться на отчаянный поступок, стало лишь сложнее.

Единственной возможностью помочь родителям откупиться от тюрьмы, теперь было мое решение обратиться за помощью к… Аресу!

И что потребует хозяин Греха за баснословно огромную сумму денег секретом не было. Одной ночью за сто тысяч долларов не отделаешься. Мне придется продать свое тело на длительное извращенное пользование.