Колхозное строительство 6 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович - Страница 22

— Пусть он заболеет. Чем-то плохим. Положат в инфекционную больницу — туда так просто не пробраться, и охрану туда поставить, — выдал заготовку Пётр.

— Неплохо. Теперь нужно так вывезти гражданку Тишкову с детьми, чтобы никто не заметил. Стоп, только сейчас дошло. А что со второй дочерью? Машей? — Цинев явно взял руководство операцией на себя. Хотя, кому и брать-то?

— Мне она здесь обязательно нужна — ну и будет видимость, что всё в норме, никто никого не ищет и не ловит.

— Разумно, но ребёнок может пострадать, — Ивашутин отрицательно закрутил головой.

— Нужна. Тут иностранцы завтра прилетят. Очень крутые.

— Это из Караганды-то? Ну и наделал ты на весь Союз шороха. Бесхозные американцы по стране болтаются. Сейчас где? — Гречко по-хозяйски прошёл к шкафу, за которым виднелись ряды бутылок, — За встречу?!!

Событие двадцать пятое

Специальные парты для второгодников из сучковатой древесины второго

сорта изготавливают на комбинате детской и школьной мебели «Напрасный

труд».

Первый Секретарь ЦК Компартии Казахстана Пётр Миронович Тишков стоял у фрезерного станка ФСШ-1, медленно покрывался белой древесной пылью и чуть быстрее закипая. Вокруг него кучковалась немаленькая толпа маленьких очкастых старичков, и все они хором вопили ему под руку на нескольких непонятных языках. Очень хотелось ответить им на «понятном».

Черт его дёрнул вспомнить старое. Ещё в прошлой жизни, когда руководил механическим цехом, решил освоить фрезерный станок. Это не токарный — интересно. Решил выпендриться перед крутыми пиндосами и вызвался самостоятельно изготовить корпус первой в истории Экспериментального цеха музыкальных инструментов при Алма-Атинской мебельной фабрике электрогитары. Вот сейчас пойдёт самое сложное место — тонкий, хитро выгнутый верхний рог. Ну прямо непреодолимое желание повернуться и наорать на этот бабай-интернационал — мочи не было. Надо терпеть. В Казахстане принято почитать стариков. Даже американских.

Звонок из Караганды застал Штелле врасплох. Он несколько минут пытался сообразить, откуда в Караганде взялись иностранцы, и что им от него может быть нужно. Наконец его осенило, кто такой этот «господин Хвердер», про которого ему сбивчиво втолковывал Акулинцев. Охреневших от тёплой встречи в заснеженной Караганде американцев во главе с «Хвердером» запихали вместе с горой гитар в чемоданах в «кукурузник» и с дозаправкой в Балхаше за какие-то смешные семь часов доставили в Алма-Ату.

Это был наш ответ Чемберлену. Пётр буркнул Акулинцеву:

— Отправите их самолётом в Алма-Ату.

Ну а что, ведь Ан-2 — самолёт?

За это время Пётр успел себе ухо трубкой намять размером до слоновьего — всё из-за бесконечных переговоров, вызвать Козьмецкого (слава богу, ещё не улетел решать свои иммиграционные вопросы), пообещать в самые сжатые сроки построить в Караганде новую тюрьму, которую первыми сядут обживать те, кто додумался отправить «иностранную делегацию» за тысячу кэмэ на крылатой шайтан-арбе, и принять предсовмина республики Масымхана Бейсебаевича Бейсебаева, которого ему очень рекомендовал Косыгин.

Пришли сразу двое восточных старичков: один — без очков и хромой, второй — в очках и насупленный. Бейсебаев (без очков) повинился, что полный доклад о состоянии дел в Казахстане подготовить ещё не успел, и представил Петру министра финансов Илью Лукича Кима.

«Так вот ты какая, золотая рыбка!» — не сказал. Обидится.

Бейсебаев тут же отпросился решать срочные вопросы по изготовлению гитар силами местной промышленности, оставив товарища на съедение Первому Секретарю, и Пётр успел узнать от него очень много про различные текущие крупные проекты, толкачом по которым неизменно выступал именно Ким — то и дело летал в Москву, ходил даже в Политбюро, и буквально только что вернулся с обсуждения у Косыгина подробностей по Медео. Кунаев, оказывается, давно планы вынашивал.

Только ушёл Ким — появился Козьмецкий, а буквально через несколько минут доставили всклокоченного, пожёванного, с дикими глазами Фендера. Как ни странно, одетого в коричневый, плотно подогнанный по фигуре бегемота, отечественный костюм от «Большевички». Закусить не стал предлагать «зелёному» — вдруг чего в пузике осталось. Хотя сомнительно: после семи часов на Ан-2 не только рад будешь переодеться в то, что дадут — землю ещё целовать будешь, что жив остался. Увидев друг друга, старики заохали и принялись обниматься. Тесен, однако, деловой мир Америки.

— Мистер Фендер, я искренне прошу у вас прощения за накладку! Где-то в цепи между нами нашлось слабое звено, которое осложнило ваше прибытие в нашу замечательную республику (уши надо оборвать этому ослабленному звену за деловые звонки в три часа ночи!).

— Мистер Тишкофф, я прощаю вас! Но только при условии, что мы с вами как можно скорее начнём заниматься этими удивительными инструментами, которые у вас здесь нарисовали. Я привёз несколько комплектов новой электроники, мы с Томом Уокером лично её спаяли перед вылетом (в гараже, на коленке? Чего у нас-то в гаражах водку пьют, а не аудиотехнику с компьютерами паяют?). Умоляю, нужно как можно скорее провести испытания!

И тут, когда Фендер снял тёмные очки и принялся вытирать потный лоб, Пётр понял, что диким у американца был только один глаз. Второй оказался стеклянным. Чуть не выругался. Тенденция вырисовывается. Как бы не влиться в их сплочённые ряды.

На следующее утро в ЦК на Комсомольской собрались зубры: министр лесной и деревообрабатывающей промышленности Михаил Валентинович Никифоров, председатель Госкомитета лесного хозяйства Сейтгали Джакипов, Ким, Козьмецкий (они уже успели познакомиться и оживлённо беседовали, показывая друг другу какие-то записи в блокнотиках), Фендер со своими инженерами — и почему-то министр энергетики и электрификации Тимофей Иванович Батуров. Видимо, кто-то в секретариате решил, что в деле производства электрогитар без главного специалиста по электричеству точно не обойтись. Все кроме американских технарей — как один, приземистые стариканы в очках. Погрузились в автобус и поехали на Ташкентскую улицу, где их уже ждали на мебельной фабрике.

С трудом дождавшись окончания пышной приветственной церемонии в исполнении директора фабрики, Пётр наотрез отказался осматривать предприятие и велел вести всю ораву сразу в производственный цех. Там их дожидалась отдельная большая комната, набитая всевозможными станками и инструментами, а ещё — невероятно огромная доска, простроганная и выглаженная чуть ли не до зеркального блеска. Не сказать, что прямая, как стрела — но верных полметра в ширину, и аж метров шесть в длину. Полосатое ядро медово-коричневого цвета — просто заглядение. Возле доски с гордым видом стоял ещё один очкастый аксакал, представившийся Канатом Исаевичем Байбаевым, главным технологом предприятия.

— А что за дерево?

— Ай, Пётр Миронович, такого дерева не найдёте больше нигде, как в Алма-Ате. Яблоня!

— Да вы что?! А яблоки на ней, наверное, росли, как арбузы?

— Это дикая яблоня. У нас есть такие рощи… Обязательно надо вам съездить, посмотреть на них. Это такая красота! И такое богатство!

— Да, Пётр Миронович. В Казахстане лесов хоть и немного, но если подойти с умом, то можно взять массу ценнейшего сырья. Ведь у нас пока очень слабо развита эта отрасль, прекрасные спелые деревья перестаивают и загнивают на корню, — включился в разговор Джакипов.

— А вот когда будет строительство в Медео, там наверняка станут рубить лес — а это горная ель, замечательная древесина! Тоже годится и на музыкальные инструменты. Нужно обязательно использовать её с толком, — добавил Никифоров.

— Это яблоня?! Вы над нами, наверное, шутите, сэр! — Фендеру перевели разговор, и он замахал руками на Байбаева. — Я никогда в жизни не видел их такого размера — и это бы ещё ладно. Но ведь даже обычный шестифутовый яблоневый ствол невозможно высушить так, чтобы он весь не растрескался! Поверьте, я работал с сотнями сортов дерева!