Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Куклиада - Шендерович Виктор Анатольевич - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Да и мне антракт пошел на пользу. Когда, не слишком убедительно извинившись за произошедшее, меня вторично пригласили поиграть в "Куклы", я уже знал, что с этим со всем делать.

...В январе 1995-го я написал "Гамлета". Вы скажете, что "Гамлета" в 1603 году написал Шекспир — но его авторство, как выясняется, еще надо доказать! А вот насчет моего никаких сомнений быть не может.

Впоследствии я написал также "Дон Кихота", "Фауста", "Отелло", "Винни-Пуха" и "Собаку Баскервилей"... В столе лежат наброски "Дон Жуана". Сумасшедший дом, если вдуматься. Впрочем, мне давно нравилось играть в стилизацию — лет за двадцать до "Кукол" я занимался этим с большим удовольствием, но, так сказать, для внутреннего пользования, на театральных капустниках... А тут — пригодилось.

Спасибо Пичулу. Ему хватило "чистого" классического текста, а уж при переделке открывались просторы совершенно немереные.

Так вот, о "Гамлете". Не знаю, как принимали в "Глобусе" драматурга В. Шекспира, принесшего рукопись одноименной трагедии (не застал) — но, возможно, его принимали хуже. Я был с почетом отведен в "курилку" и посажен пред ясные очи художественного руководителя программы...

Художественным руководителем программы (и вообще начальником всей этой авантюры) был тот самый "француз" Василий Григорьев, о котором мне рассказывал когда-то Пичул. Многолетнее проживание в городе Париже придало григорьевскому языку мягкий, едва заметный акцент, а мыслям — свободу, плавно перетекающую в полную, как принято говорить нынче, отвязанность. Не исключено, впрочем, что последовательность была иной — может быть, именно возникшая среди родных осин отвязанность и привела Васю на постоянное место жительства в город Париж...

(Вы уже поняли, что в процессе создания программы меня окружали Васи. Для пресечения недоразумений продюсер отныне будет зваться, на французский манер, Базиль, а уж Пичул пускай остается, как есть...)

Продюсер, художественный руководитель и, как впоследствии выяснилось из титров, автор концепции, Базиль задал мне вопрос, которого не забуду по гроб жизни.

— Ты каждый раз можешь так смешно писать, — спросил Базиль, — или это получилось случайно?

— Случайно, — ответил я — и тут же был зафрахтован до конца года на четыре программы в месяц.

Свое согласие на это могу объяснить только вредным воздействием чужого никотина на собственный мозг. До того времени я отродясь не работал "в режиме": писалось — писал, не писалось — делал что-нибудь другое или просто плевал в потолок... Но выдавать по сценарию в неделю!.. Тем не менее, назвавшись груздем, я с энтузиазмом полез в кузов.

Кузов, как выяснилось впоследствии, мог запросто оказаться кузовком.

В общих чертах мой "творческий процесс" выглядит так.

В воскресенье, ближе к полуночи, приезжает за сценарием Пичул. Он погружается в кресло, я вкладываю ему в руки несколько листочков с текстом и с холодеющим сердцем сажусь напротив. После чего в тягостной тишине Вася минут пять задумчиво смотрит в листки, и каждый раз черт подмывает меня заглянуть ему через плечо и удостовериться, что читает он именно то, что я написал, а не подборку некрологов.

По прошествии пяти минут Вася поднимает голову и произносит приговор. "По-моему, ерунда", — говорит он. Или: "Фантастически смешно". И то, и другое произносится ровным печальным голосом.

После чего Вася выдает несколько фундаментальных соображений относительно того, как довести сценарий до кондиции — и уезжает в ночь. А я завариваю чайник — и сажусь за переделку.

Утром приезжает Вася. Он печально просматривает переделанный сценарий, пожимает мою обессиленную руку — и укатывает в студию, где уже стоят на низком старте артисты. Теперь программа покатится по привычному пути — озвучание, съемки, монтаж... — а моя часть пути пройдена, и я могу с чистой совестью ложиться спать.

Сплю я вместе с моей чистой совестью минут пять, потому что через пять минут звонит телефон.

— Это Левин, — говорит трубка жизнерадостным голосом. — Какие идеи?

Левин — это директор студии "Дикси" и сменщик Пичула. Если бы и он был Васей, я бы застрелился — но он, слава Богу, Саша.

В первые два года существования программы режим у нас был простой: Левин и Пичул делают программы по очереди, а потом каждый отмокает от производственного ада неделю, пока парится напарник. Отдохнув же, они первым делом звонят мне и интересуются, что я думаю насчет следующего сценария.

Думаю я в это время об убийстве каждого, кто произнесет при мне слово "куклы", о чем я и сообщаю.

— Ну хорошо, — говорит Левин, — я ж не зверь, отдыхай, позвоню через час...

И жизнерадостно смеется.

Откуда подпитывается энергией этот плотный человек, я не знаю, но выделяет он ее круглосуточно. Если, придя в студию "Дикси", вы не застали Левина колотящим по клавиатуре компьютера, значит, он где-то снимает, или монтирует снятое, или только что уехал, или вот-вот будет. Ближе к ночи легче всего накрыть Левина в хорошей компании (со мной) в каком-нибудь проверенном ресторане: Саша — гурман, и чем попало тревожить организм не будет.

(Кстати, Лев Толстой угадал с фамилией для своего положительного героя: наш Левин — вегетарианец. "Убоины" он не ест; официант скорее умрет сам — или будет убит Левиным, — чем директор "Дикси" притронется к салату с кусочком яйца).

На меня его вегетарианство не распространяется. В процессе совместной работы я был убит и съеден неоднократно. Перед ритуальным убийством Шендеровича Левин, как правило, кричит. Текст крика несложен — и за два года я успел выучить его наизусть.

— Это полная херня! Полная херня! Аб-со-лютная! Я не буду этого ставить! У меня одна жизнь, и я не хочу тратить ее на пол-ную хер-ню!

— Вполне кондиционный сценарий, — хладнокровно отвечаю я, ища, чем бы ударить Левина по голове.

— Полная херня!

Минут за десять мне удается залить это пламя, и от крика Левин переходит к анализу, из которого следует: сюжет не простроен, характеры не развиты, парадокс отсутствует, шутки старые, все предельно банально, сценария нет, а за слово "кондиционный" я еще буду мучиться в сере и дыму.