Центурион - Долгова Елена - Страница 80

– Ты псионик?

Холодный щуп детектора прикоснулся ко лбу Стрижа. Он затаил дыхание, как будто подобная мера могла спасти от разоблачения. “Разум и Звезды! Я старался. Ну и за что же мне такой провал?”. Секунды показались часами, остроносый разочаровано хмыкнул, почесал мизинцем кончик носа и отвел детектор в сторону.

– Пустышка. Такой парень нам не нужен.

Потрясенный Стриж не нашелся, что сказать – пожалуй, впервые в жизни его пси-ноль не произвел на измерителя ровно никакого впечатления. Обладатель бот тем временем сплюнул в грязь и вплотную занялся Майером.

– Этот тоже в норме. Тащите сюда деваху.

Стриж понял все и запоздало рванулся, веревки, кажется, затрещали, но все-таки выдержали, носатый механик беззлобно, не особенно стараясь, ткнул его ботом в ребра.

– Чего дергаешься? Сучку свою пожалел? Остынь. Ни одна баба смерти не стоит.

Дезет смотрел на белое, запрокинутое к небу лицо Белочки, ясно видел ее расширившиеся до предела зрачки, короткий ежик каштановых волос. Носатый придержал голову девушки за острый подбородок, поднял и приложил щуп ко лбу.

– Есть контакт. Сенс. Забирайте ее, ребята.

Двое людей в таких же, как у главаря, защитных шлемах и в рабочих комбинезонах – один в желтом, другой в оранжевом – оттащили Джу в сторону. Механик покачал головой и наставительно, до странности сменив тон, заявил Стрижу:

– Мерзостный псионик – стрела, летящая в ночи. Как стрелы разящие наповал встречают щитом, так ложную премудрость сенса твердостью встречать следует.

Дезет проглотил готовое сорваться ругательство пополам с дозой дорожной пыли. Помощники носатого тем временем растеряно вертели сострадалистку туда-сюда, ошалело рассматривая ее сквозь прозрачную пластиковую блузу.

– Импи, может стоит сначала того… эта… – заикнулся один – тот, что был в желтом комбинезоне.

– У тебя стержень срамной вместо мозгов вставлен. Это псионичка. Ее только тронь куда-нибудь, потом век от порчи лечиться будешь. Мы не насильники – мы люди честные и с понятиями. Давайте, ребята, не ленись – творите не блуд без стыда, но угодное Разуму дело.

Двое оттащили Джу в сторону придорожного столба. Стриж содрогнулся, заметив то, на что сначала не обратил никакого внимания – слой жирной гари покрывал столб на всю нижнюю треть длины.

– Не делайте этого!

– Это почему же?

– Вам за нее заплатят – хорошо заплатят власти. Если, конечно, она будет жива и цела.

– Засунь свои деньги знаешь куда… Нету больше властей. Такие, как эта баба, порешили моего старика – охмурили и бросили его с голыми руками на солдат.

– Это целительница. Она никому не причиняла вреда.

– Это ведьма. Дым от мяса ведьмы всегда хорошо пахнет.

Стриж ощутил приступ тошноты – стлался в воздухе запах горькой полыни, цикадами звенела кровь в висках.

– Пощадите девушку. Вам мало нас двоих?

Майер ворохнулся по соседству и неожиданно отчетливо заявил:

– Пожалуйста, говорите только за себя, Алекс. Я тут не при чем. Может быть, вы и благородный, зато я – умный.

Носатый ткнул Дезета сапогом в висок – чувствительно, но недостаточно сильно, чтобы отправить в беспамятство.

– Плевать мы хотели и на тебя, и на твоего дружка. Не колдуны нам не нужны. Досмотрите угодное Разуму дело до конца – и ступайте себе на все четыре стороны. Мы не бандиты какие-нибудь.

Комбинезонники уже прикрутили сострадалистку к столбу, один из них аккуратно отвинтил пробку канистры и окатил одежду жертвы горючим.

– Мы не изверги – быстро сгорит.

“Вот и все,” – подумал Стриж. “От судьбы не уйти. Надежда – вот худшее из возможных состояний. Худшее, ибо оно ложь, лучше жесткая правда обреченности с самого начала, чем розовые очки самообмана. Я не смогу ей помочь, но я буду смотреть – и досмотрю до конца, это мой урок. Потом меня доверчиво развяжут, чтобы отпустить, пусть они думают, что я – визжащий, сломленный страхом обыватель. Они еще не знают, с кем имеют дело, узнают – когда поквитаемся за все. Жаль только, что за глобальную несправедливость жизни заплатят не устроители фарса, что засели наверху, в уюте и безопасности, а троица свихнувшихся захолустных изуверов. В конце концов, подобное тоже очень несправедливо.”

Остроносый отошел в сторону и, прочитав короткую молитву, степенно добавил:

– Поджигай, парни… Вот, газетку подпалите и бросьте в нее. Подальше, подальше, как бы самим не ожечься.

Желтый Комбинезон отступил на шаг от столба, пошарил по карманам и извлек зажигалку. Стриж с замиранием сердца вслушивался в бессильное пощелкивание.

– Заряд кончился, холерство, – мрачно-торжественно объявил Желтый Комбинезон.

– Сходи за спичками на кухню.

Желтый неловко повернулся, смущаясь нарушением правильного хода церемонии. Дезет насторожился – Джу подняла голову, из ореховых глаз ушла муть страха, они смотрели осмысленно и твердо. Стриж взглядом задал беззвучный вопрос, сострадалистка чуть заметно опустила ресницы. Дезет расслабился, пытаясь ощутить, поймать то, что должно вот-вот произойти – и не почувствовал ничего. “Нулевик тупой.” Дальнейший ход событий он мог наблюдать только лежа на земле, как пассивный зритель – походка Желтого Комбинезона вдруг изменилась, сделавшись неуверенной, он неловко шагнул к Остроносому и, задумчиво потоптавшись, закатил главарю звонкую оплеуху, сбив с него шлем пси-защиты.

– За что?

Желтый сглотнул комок в горле и гордо промолчал. Ошарашенный владелец бот, коротко, зло ткнул товарища кулаком, удар пришелся в бровь, Комбинезонник, тоже лишившийся шлема, вытер со лба липкую жидкость и вцепился в воротник бывшего приятеля – они завалились друг на друга, в пыль, возмущенно взлаяла бурая собака в конуре.

Сообщник в оранжевом, беззаботно улыбаясь, подошел к Дезету и принялся неловко дергать узел на руках иллирианца. Дезет, скривившись, терпел прикосновения чужих рук, испачканных предназначенным для сожжения горючим.

Через несколько минут все было кончено – троица бандитов бесцельно разбрелась по двору, один пел без слов, другой пытался играть с бурой собакой. Нестриженый главарь в ботах облизывал свой указательный палец, то и дело погружая его в одиноко стоящую на земле канистру.

Стриж, ломая ногти, открутил проволоку, все еще державшую Белочку у столба, развязал философа.

– Пошли отсюда. Иначе я не удержусь от соблазна поставить точку по-своему…

Майер поморщился:

– Зачем? Мне кажется, безумие хуже смерти. Как вам удалось это, Джу?

– У двоих были побитые шлемы – наверное, их сняли с мертвых солдат. Сильный псионик сумеет преодолеть такую защиту, если в этот момент отождествит себя с объектом наводки. Мои силы почему-то выросли, это было… как помощь извне. Теперь мне так плохо, Хэри – я словно вся измазалась в грязи. Плохо физически, я словно на четверть умерла, и жаль этих людей – я видела их страх, их боль, их одиночество и отчаяние. Загнанный зверек огрызается. У них были причины ненавидеть псиоников. Настоящие, честные причины.

Стриж скептически хмыкнул:

– Нашли кого жалеть, добрая леди. Ради вашего сострадания, Джу, я не стану ломать им шеи, хотя – стоило. Я очень и очень зол – я вне себя – это было во сто крат хуже идейных развлечений Эшли. Что творится в вашей свободной Каленусии?! Хэри, где ваш уником?!

– Не орите так, мой вспыльчивый друг – вы же сами запрещали мне его включать, ссылаясь на визгливые мелодии и свои драгоценные, изнуренные терроризмом нервы. Он уже двое суток как в отключке. Сейчас… Чума – тут одни помехи.

Слабенький сигнал прорвался лишь спустя несколько минут – Майер отчаянно терзал настройку.

– Вы слышите…

Трое молчали, ловя сбивчивый, изуродованный шумом голос комментатора. Столкновения в столице, мертвые псионики на улицах, осажденный Сенат…

– Вы слышите? Они объявили сенсов вне закона. Любых. Это стопроцентное сумасшествие. Что скажете, Хэри Майер?

– Это война, Алекс. У нас гражданская война, очень может быть, вмешается и ваш Порт-Иллири тоже.