Центурион - Долгова Елена - Страница 44

– Решайтесь, леди…

– Оставьте меня в покое.

– Вы стреляете?

– Нет.

– Примите мои поздравления – вы оказались на высоте. Теперь отдайте мне пистолет… Вот так.

Стриж прибрал оружие и внимательно посмотрел на сострадалистку. Скулы каленусийки заострились, ореховые глаза подчеркнула тень. “Пространство, прости мне эти проклятые игры. Так надо. Надо найти Хиллориана и любой ценой узнать правду. Иначе мы все погибнем, сами на зная за что – эта девушка, и полусумасшедший старик, и я сам. Нас сдадут не глядя, как мелочь – мелкие, стертые монетки, которые даже не поднимают, уронив в грязь.” Дезет, не торопясь, подошел к Фалиану.

– Вы живы, господин проповедник?

– Ы…

– Вопрос был риторический. Живы и ваш паралич вот-вот пройдет. Мои глубочайшие извинения за инцидент. От вас извинений не жду – ни черта их не дождешься. Собственно, они мне и не нужны. Ваше желание убить меня более чем объяснимо, учитывая кое-какие обстоятельства. А теперь мое предложение – вы не пытаетесь прикончить меня до тех пор, пока мы не разберемся с Хиллорианом и не уйдем из опасной зоны. Как только леди окажется в безопасности – я весь к вашим услугам. Мы можем устроить разборку до первой крови, до второй или до смертоубийства одной из сторон – по вашему усмотрению. А до той поры принимаем обязательства не вредить друг другу. Как вам такая диспозиция?

– Порази тебя чума, негодяй.

– Как это понимать – вы отказываетесь?

– Конечно, я согласен.

– Отменно. Вам помочь, господин проповедник?…

Иеремия поднялся сам, проигнорировав помощь сардара.

– …ну, как хотите. Раз все стороны пришли к соглашению, не будем терять времени – пришла пора по-ново расставить фишки в деле Септимуса Хиллориана.

Перед тем, как начать роковую охоту, Стриж отыскал среди груды вещей аптечку Белочки, извлек оттуда квадратный кусок пластыря и тщательно заклеил рваную куртку. Сквозняк тоннеля ворвался в тупик, облетел углы, разметал по полу грязную поземку истерзанного белого пуха.

Глава XIV

Охота, или “Смелее, Септимус”

Каленусия, Горы Янга, кратер Воронки Оркуса, день “Z+21”

Хиллориан собрал вещи, отыскал в бункере получше сохранившиеся продукты, уложил рюкзак, расстелил на полу кусок брезента и принялся за чистку пистолета, аккуратно раскладывая на ткани детали. Солнечный свет снопом врывался в распахнутую дверь, оставляя на полу ярко освещенный треугольник. Светило повисло в зените, потоки тепла низвергались в долину, Воронка в пику им дышала прохладой. Аномалия притихла как сонное животное – ночной монстр, мирно спящий в полуденной тени.

Септимус с ностальгией припомнил Аналитика, тот любил ерничать, поглаживая на коленях знаменитый кротовый плед: “мальчики мои, осознав цель, предваряйте действие размышлением. Но размышлений этих не затягивайте. Раз засомневавшийся да не расхлебает потом дерьма”.

Полковник, в этот миг живая иллюстрация правоты Старика, отложил в сторону промасленную тряпку. Интересно, что творит сейчас запертый в тесноте колодца Стриж? Мечется, бесцельно бросаясь от стены к стене? Ждет помощи, до конца цепляясь за ускользающую нить надежды – spes? На мгновение Хиллориану захотелось вернуться – вновь проползти горизонтальным лазом, отыскать вход в колодец, вытащить иллирианца, предложить честный мир и, была не была – сказать ему правду. Он поймет правильно, наверняка должен понять. Инструкции Аналитика не запрещали подобного оборота – яростно возражала сама природа Хиллориана. Доверчивость – опасна, раскрывшийся – обречен.

Контейнер лежал неподалеку, на полу, у самой двери, его грани блестели под косыми лучами солнца. Полковник закончил собирать пистолет, отправил на место последнюю деталь, убрал оружие. Что там сказал Аналитик – не открывать ящика Пандоры?

Он поднял куртку, встряхнул ее, освобождаясь от терракотовой пыли, не торопясь оделся, одернул мешковатый капюшон за спиной, переложил пистолет в карман. Ящик не отпускал.

Хиллориан вновь поневоле припомнил бескровные губы и улыбку Аналитика. “Слушайся реликтового критерия, который дураки называют совестью.” Отличный совет – но только не тогда, когда совесть молчит или шепчет на посторонние темы. Ошеломленный успехом полковник подвел итоги, результат обескураживал: “Я получил приз в скачке и теперь не знаю, как мне с ним поступить”.

Хиллориан выбрался из бункера, оперся о скалу, зачем-то глупо заглянул в Воронку – в десяти метрах ниже весело желтел карниз следующего яруса, но дна как будто бы не было совсем.

Возможно, стоит попросту забыть о завещании Аналитика, отринув предсмертную волю сумасшедшего псионика. Мало ли что сболтнула эта умирающая груда плоти? Внутренний голос насмешливо укорял: “В душе ты уверен – он был прав”. Септимус вздохнул.

Еще не поздно, еще можно вернуться в Порт-Калинус блудным сыном, явиться в Пирамиду, отдать ему штуку… Полковник коротко, но весьма энергично ругнулся про себя. Отдать Фантому ключ – все равно растечься грязью перед Департаментом.

“Нельзя помышлять о сдаче, будь я проклят – нельзя. Держись, Септимус.”

Контейнер блестел ребристыми боками. “Я должен уничтожить это, не открывая.” Легче подумать, чем сделать – полковник готов был сам смеяться над собой: вот чудо – рука не поднимается. “Я не могу метнуть в пропасть такую вещь, это все равно, что отгонять бездомного пьянчугу, швыряя в него бриллиантами.”

Хиллориан прислонился прямой спиной к разогретому солнцем камню, запрокинув голову, посмотрел вверх. Южный горизонт привычно насупился свинцовой мглой. Над самим кратером пустые небеса, наоборот, отдавали кобальтовой синевой. “Как странно – в Аномалии совсем нет птиц.” Над бездонной ямой Оркуса не только не парили орлы, там не было даже мух.

“Хотя мухи – что, мухи это только мухи, а не птицы,” – с тоскливой непоследовательностью подумал полковник. “Какой холеры я сам-то мухой вьюсь вокруг да около. Сейчас открою контейнер, да посмотрю, и дело с концом. Закрою, сделаю все, как было, а потом решу, куда мне податься с этим Ящиком Пандоры. Смелее!”.

Решившись, наблюдатель действовал точно и аккуратно. Он поднял ящик, тщательно осмотрел его. Чуть пониже одной из граней черным порезом тянулась полузабитая пылью тончайшая трещинка. Септимус поискал в карманах – не нашел ничего подходящего, и ухватил крышку пальцами. Она подалась с трудом, медленно отошла, скрипнула и громко хлопнула, открываясь.

– Вот ты какой, ключ неизвестности…

Потрясенный до глубины души полковник долго смотрел в ящик, не отрываясь. Смотрел еще и еще, словно не умея насытиться зрелищем.

Внутри стального Ящика Пандоры, среди правильных, аккуратных тусклых граней, на небольшой квадратике дна, там, где пристало покоиться судьбе мира, там, где должен был обнаружиться ключ к судьбе самого Хиллориана, там не лежало…

…ничего!

Хиллориан, убедившись, что это не галлюцинация, отшвырнул коробку – бесполезная железка с обиженным звоном покатилась по камням.

– Смерть Разума! Нет, только не это!

Чрево Воронки ответило глумливым хохотом эха.

Тень мертвого Аналитика ехидно безмолвствовала, ничуть не потревоженная проклятьем в пустоте и холоде небытия.

– Аналитик, ты ошибся во всем!

“Мертвые не ошибаются.” Мысль словно бы пришла извне. Септимус Хиллориан дрожащими пальцами нащупал в кармане прощальную кассету Старика, извлек черный квадратик; вытащил из сумки бесполезный, безнадежно мертвый уником, попав со второго раза, втолкнул квадратик в щель. О чудо! Машинка слабо, неуверенно, но заработала. По экрану поползли ленивые строчки. Полковнику на секунду показалось, что он вновь слышит хрипловатый, протяжный голос:

“Здравствуй и прощай, сынок. Надеюсь, что у тебя хватило терпения не трогать раньше времени последнее завещаньице Старика. Впрочем, тут мое собственное мнение полностью совпадает со мнением Железяки: вероятность того, что ты используешь кассету не ко времени, убийственно мала, и я благодарю МР за то, что он послал мне такого пунктуального человека.”