Самый длинный день в году (СИ) - Тарханов Влад - Страница 28

Откладывать было некуда, да и незачем. Борман поднял трубку телефона, находящуюся на том же столе, что и бумаги, которые он аккуратно сложил в простую картонную папку, которую получил при входе в этот кабинет. Кабинет был без номера. Папка без опознавательных надписей. Ни кофе, ни чая. Может быть и слишком спартанская обстановка, но лишние руки и глаза тут были совершенно ни к чему. Мартин терпеливо ждал. Он понимал, что такую срочную операцию в Германии могут организовать только два-три человека, интересно, кого из них привлекут на этот раз. Не слишком утешала вероятность того, что его отправку будут организовывать те же лица, что и перелет Гесса. Как-то результат не впечатлял. Но тут и времени на подготовку совсем ничего, разве что был и резервный план, который только-то и надо было привести в действие. Редко такие операции проводят без подстраховки. Сейчас узнаем. Дверь комнаты открылась и в нее ввалился сам Гейдрих. Ну да, один из трёх, причём самая вероятная фигура. Инструктаж был коротким: что и в какой последовательности делать. Сказать, что способ транспортировки его тушки на остров понравился Мартину было нельзя. Ампула с цианидом. Лекарства от укачивания и клаустрофобии. Для экскурсионного тура на подлодке самое то.

Вскоре Мартин Людвиг Борман находился на конспиративной квартире, которую снимал для собственных нужд. Мало ли с кем нужно встретиться секретарю Гитлера, так не в кафе, напичканном подслушивающей аппаратурой это делать. То, что Гейдрих адрес этой квартиры знал, Бормана разозлило не на шутку: он был уверен, что это место не засвечено, и теперь прокручивал в уме, что тут было сказано и кому. На квартире Бормана ждал Борман. Точнее, его двойник. Двойник был очень похож, вообще-то он должен был изображать Мартина на очень больших публичных мероприятиях, находясь в тени двойника Гитлера. Но сейчас произошел слишком тотальный обмен ролями: Филипп Рудигер стал Мартином Людвигом Борманом, а тот стал безвестным лейтенантом-цур-зее, которого загримировали, полностью побрив голову и снабдив при этом густой бородой и не слишком аккуратными усами, после чего он стал напоминать располневшего подводника Роберта Гизе. Ровно в пять утра четырнадцатого мая он покинул свою конспиративную квартиру, сев в автомобиль, который ждал его недалеко от дома. За рулем находился Альфред Хаусхофер, поэт и шалапут. Его отец был серьезным ученым, создавшим такое направление, как изучение геополитики, именно связи Карла Хаусхофера позволили наладить контакты с теми, кто симпатизировал Гитлеру на туманном Альбионе. Альфред же был при папе, но того стержня, который был у «железного Карла», е имел. Слишком эмоционален, слишком поэтичен, слишком развито воображение. Но выбирать было не из кого. Мотор коротко рыкнул, заводясь, машина довольно резво побежала по утреннему Берлину, не останавливаясь, они преодолели расстояние до Киля, а это почти три с половиной сотни километров, за шесть с половиной часов. Останавливались дважды — по самым важным причинам. В машине был запас бутербродов и кофе, которому сам Борман предпочел бы пару кружек пива, но нельзя. Перед Килем была еще одна остановка, и Альфред помог Мартину перебинтовать лицо, так, что борода и усы явно прочитывались, но и не более того. За время перехода на подлодке любой грим неизбежно бы потек, риск узнавания был слишком велик, вот и решили прибегнуть к такой древней, но надежной маскировке. Еще через полчаса они были на территории военно-морской базы Киля, где их машину уже ждали. Проводник в форме мичмана показал путь к причалу, где уже была организована группа встречающих: двое моряков и лейтенант флота[1] провели Бормана к «Сотке»: подводной лодке U-100, которым командовал капитан-лейтенант Йоахим Шепке. Семнадцатого марта этого года «Сотка» еле увернулась от тарана британского эсминца: 10-го мая Йоахим совершил удачную атаку на британский конвой, после чего отправился на запасную позицию в ожидании следующего конвоя. У него оставались неизрасходованными три торпеды в носовых аппаратах. Подлодка болталась недалеко от берегов Исландии, ночь была облачной, луны не было видно, находились в безопасном надводном положении, как на нее вышел этот лимонник, Йоахим так и не понял. Скорее всего, случайность, коими так богато море. Спасла «Сотку» какая-то дикая интуиция ее капитана, который внезапно отдал команду на погружение, подлодка дала малый ход, уходя под воду, в это же время выскочивший из темноты эсминец пронесся над тем местом, где пару минут назад находилась рубка. Их спасло это движение. Зато потом пришлось переждать мощную бомбардировку, вот только глубинками бросались два корабля: видимо, плотно патрулировали зону прохождения конвоя. Подводная лодка лишилась гидролокатора и получила повреждения, который заставили Йоахима вернуться в Киль, где «Сотку» стали срочно латать. Потом выяснилось, что U-100 заметили при помощи радара, эскортный миноносец «Ванок» пытался его протаранить, но безуспешно, потом к охоте на «Сотку» присоединился эсминец «Уолкер». Спасло немецких подводников быстрота погружения, какое-то звериное чутье их капитана и то хладнокровие, с которым экипаж перенес атаку глубинными бомбами. В принципе, уже в первых числах мая лодка была готова выходить в поход, но ее почему-то придерживали в Киле. Вскоре все стало ясно. На подлодку загрузили четыре секретные торпеды нового образца, имеющие экспериментальный бесконтактный взрыватель. Им предстояло испытать эти торпеды и описать особенности их применения. Капитан-лейтенант Шепке терпеть не мог подобные задания, но понимал, что испытывать новое вооружение все равно необходимо, раз эта участь досталась его лодке, чего уж там. А вот внезапное изменение маршрута его серьезно озадачило. Не понравилось? Это даже не то слово. Слишком много неприятностей от этого задания можно было огрести. И старый морской волк, которому не исполнилось и тридцати лет, в своих подозрениях был прав. Им предстояло всплыть у берегов Шотландии, строго в оговоренной точке в ночное время, дать условный сигнал на нужной частоте и ждать гостей, которые заберут пассажира, напрочь секретного. Морда пассажира была почти полностью замотана бинтами, из которых местами выбивались куски бороды да оставался открытым рот, но вот военно-морская форма на нем сидела как сюртук на пугале. После прибытия «пассажира», который сразу занял свое место в одном из изолированных помещений корабля, экипаж «Сотки» отправился в очередной рейд. К этому времени на счету Шепке значилось 40 кораблей потопленными и поврежденными, имеющими общий тоннаж 160 тысяч тонн (более 270 тыс. регистровых тонн), за что он был награжден рыцарским крестом с дубовыми листьями.

Почти трое суток похода подошли к концу. Поздно ночью семнадцатого мая они вышли в нужную точку. Борман паршиво перенес это плаванье. Лекарства от клаустрофобии плохо помогали. Кофе не бодрил. Пива на борту лодки не наблюдалось. С ним никто не разговаривал, действуя по инструкции. Три раза в день еда, что-то вроде биотуалета, чтобы не обучать гостя пользоваться гальюном, в общем, очень нездоровая атмосфера и очень неприятные ощущения. Все это усугублялось тем, что даже во время ночных переходов, когда подлодка шла в надводном положении под дизелями, он не мог выйти на палубу и подышать свежим воздухом, а морда под бинтами просто неимоверно чесалась. И попробуй их сними! Нельзя! Прошло примерно три часа после отправки сигнала, как к борту подлодки подчапал какой-то допотопный баркас, мотор которого, тем не менее, работал тише тишайшего! Обменялись условными знаками, после чего переодевшийся в обычную моряцкую робу «пассажир» перебрался на борт баркаса, и только там, когда подлодка исчезла в темноте, стал с облегчением сдирать с себя опостылевший бинт.

Йоахим Шепке с облегчением дал условный сигнал о полном успехе грузовой операции своего у-бота, после чего нырнул (от греха подальше) и медленно почапал к берегам Исландии. 24 мая он пытался атаковать конвой из подводного положения, стреляя новыми торпедами, при пуске первая же из них взорвалась прямо в торпедном аппарате. Лодка камнем ушла ко дну. Гейдрих очень не любил оставлять в живых свидетелей. 13 июня в автомобильной катастрофе гибнут отец и сын Хаусхоферы, на перевалах Швейцарских Альп такие катастрофы периодически случаются. Фюрер лично произнес прочувственную речь на похоронах выдающихся представителей немецкой нации.