Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Ложные надежды (СИ)

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Ложные надежды (СИ) - "Нельма" - Страница 17


17
Изменить размер шрифта:

В графе «отец» у новорождённого Зайцева Кирилла Андреевича стоял жирный прочерк. А отчество-то всё равно было то, настоящее, хотя его мать от этого решения все отговаривали.

Кириллу было около трёх месяцев, когда умер его дедушка. Ещё через два года и череду изнурительных инсультов скончалась бабушка.

Мать тянула его, как могла, вынужденно оставшись без шанса получить нормальное образование и, как следствие, постараться найти достойную работу в нашем захудалом городишке. Из старой квартиры они спустя время переехали в другую, меньше и проще, зато рядом с будущей школой. И жизнь, в общем-то, устоялась и наладилась, придя к заветной точке равновесия и того счастья, которое только могло быть в неполной семье.

Только мама его, постоянно исхудавшая и измождённая, часто падала на улице, на ровном, казалось бы, месте, разбивая себе ноги и руки в кровь. Потом начались обмороки, из-за которых её уволили с работы. Потом — небольшая заторможенность речи и сильная забывчивость.

Несколько лет врачи из областного центра разводили руками и делали предположения об обычном хроническом переутомлении. Уделять особенное внимание юной матери-одиночке никто не хотел, перекидывали ответственность на коллег другого профиля, гоняли по однотипным анализам и настойчиво советовали обратиться к психиатру.

Правильный диагноз прозвучал, когда Кирилл с мамой уже перебрались из своей квартирки в старую развалюху в бараках. Работы не было. Денег тоже. И перспектив на нормальную жизнь для больной рассеянным склерозом не находилось.

Были времена, когда над Кириллом сильно издевались. Караулили в школьном дворе, поджидали в коридорах и запирали в туалете перед уроками, насмехались, но хотя бы не били. Он, впрочем, и сам на конфликт не шёл, — терпел и никому не отвечал, жаловаться не ходил, хотя учителя и сами всё знали, но не вмешивались. Может быть, из-за этого от него быстро отстали, а может дети просто выросли, поумнели и сами что-то поняли.

Учился Кирилл неважно, несмотря на то, что парнем явно был смышлёным и упёртым. Смог даже сам поступить в местный колледж, хотя момент окончания школы и вступительных экзаменов как раз совпал на резкое ухудшение состояния его матери, которое врачи без ложных надежд назвали необратимым и, скорее всего, предвестником скорого конца.

Вот с тех пор-то к нам и зачастила мама Паши. Тётя Света была единственным социальным работником в нашем городе и человеком, в целом, была хорошим. Но как специалист являла собой эталон эмоционального выгорания и профессиональной деформации, проникшим в её жизнь и прочно въевшимся в ту часть головного мозга, что отвечала за мышление и речь, сделав из женщины и матери бездушную машину.

Когда у нас с Ксюшей погибли родители она навещала нас каждую неделю, проводя свои стандартные и бесполезные опросы.

Расспрашивала бабушку о том, как мы едим, спим, играем. Ставила галочки в своём опроснике, не обращая никакого внимания на наши испуганные, вечно красные от слёз глаза.

— Панических атак нет? — с натянутой учтивой улыбкой интересовалась она, переводя взгляд с меня на бабушку, отрицательно отвечавшую на любые вопросы, где встречались незнакомые ей термины или формулировки.

Бабушка боялась, что ей не дадут опеку над нами, а мы — что нас заберут от бабушки. Поэтому мы все, не сговариваясь, скрывали правду. О том, что бабушка пьёт таблетки горстями, каждый вечер страдая от ноющего сердца. О том, что Ксюша по три раза за ночь просыпается с криками и слезами, потому что ей снятся кошмары. О том, что я до сих пор категорически отказываюсь разговаривать о смерти родителей и иногда испытываю приступы внезапного удушья, во время которых боюсь умереть.

Только получив свободный доступ к интернету много лет спустя я смогла понять, что такое панические атаки. Когда уже научилась жить с ними, свыклась и приняла как данность.

Тетя Света искренне жалела Кирилла и пыталась помочь ему, как могла. Могла она, впрочем, совсем немного, и единственным действительно полезным делом стало только то, что она пристроила его жить к нам, в обход стандартной процедуры, предусматривающей проживание в детском доме.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Но как на отца-то стал похож! — периодически восклицала она в разговорах с моей бабушкой, вынуждая нас тренировать способность изображать полную непроницаемость на лицах. И если нам с Ксюшей было просто неудобно в каждый из подобных моментов, то Кириллу, кажется, было неприятно это слышать. С отцом он только пару раз разговаривал по телефону, обсуждая нюансы грядущего переезда.

До смерти матери он старательно избегал всех тем, связанных с семьей и будущим отъездом в Москву. Не обсуждал с нами даже свои поездки в хоспис. Говорил просто: «Я еду в город», и дополнительных пояснений уже не требовалось.

А после похорон всё изменилось. Не сразу, не быстро, не резко, но день ото дня ему было как будто проще говорить о прошлом и думать о будущем. Осознавать то, что произошло, и принимать это как данность.

— Мне придётся ещё минимум пять раз мотаться в город. Говорят, лучше пройти предписанные консультации психолога до конца, чтобы ко мне потом не было вопросов, — пожимал плечами он, сидя на моей любимой расшатанной колченогой табуретке и выглядывая в окно.

Мы с Ксюшей готовили салат, я — сидя за столом, а она — стоя у плиты, за спиной у Кирилла. Разместиться у нас на кухне было не так-то просто, и заняв одну позицию, не стоило двигаться без лишней необходимости, рискуя ненароком снести что-нибудь на пол, случайно задев локтем.

— Конечно лучше. Вон, Маша после смерти родителей наотрез отказалась общаться с врачами, молчала две недели, стоило кому-нибудь незнакомому показаться. Как мы с бабушкой её уговаривали, ты не представляешь, и ни в какую! — Ксюша обернулась и погрозила мне пальчиком, громко цокнув языком. Эту обличительную историю мне приходилось выслушивать этак раз в полгода, поэтому я давно научилась пропускать все замечания сестры мимо ушей. — И её хотели забрать куда-нибудь в больницу и полечить. Подумали, может стресс так повлиял, что она перестала разговаривать. Бабушка чуть повторно не поседела.

Я молчала, поджав губы и напрочь игнорируя обсуждение собственных ошибок.

Когда это случилось, мне было шесть и у меня и правда был стресс. И, в отличие от рыдавшей не переставая Ксюши, мои эмоции словно заковали и посадили на цепь, позволяя им лишь изредка шевельнуться или поднять голову. Я не смогла никому рассказать, что видела момент смерти родителей. Я всегда выбегала на балкон и смотрела, как они переходят через дорогу, долго стоят на остановке, нежно и чутко прижавшись друг к другу и наверняка улыбаясь, а потом садятся в нужный автобус и уезжают на работу.

В тот раз они не перешли дорогу. Один миг и громкий звук удара. Белая машина уехала, не притормозив даже на секунду, а они так и остались лежать на дороге, изогнувшись в неестественной позе. Рядом друг с другом, как и всегда.

— Потом-то Машка сдалась и подала голос, но с психологом всё равно не стала общаться, — продолжала Ксюша, не замечая пристальный взгляд Зайцева, остановившийся между обтянутыми розовой кофточкой лопатками. — Из-за этого к нам на год приставили надзор от тети Светы, следить, что там с нашей вменяемостью… А сметана где?

— Вчера ещё закончилась, — отозвалась я, не отрываясь от выскальзывающих из-под пальцев маленьких помидорок, никак не желавших попадать в салат.

— Ладно, я тогда побежала в магазин, а вы пока заканчивайте, — бодренько скомандовала Ксюша, подсунув Кириллу пучок зелени и нож, а сама выскользнула из кухни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ксюша всегда перемещалась быстро и даже как-то бесшумно. Словно птичка порхала с ветки на ветку, лишь изредка слишком громко рассекая крыльями воздух. Двигалась грациозно и плавно, изящным жестом откидывала за спину длинные светлые волосы, переливающиеся золотом на солнце, охотно, но не вычурно демонстрировала тонкие запястья и щиколотки, изредка проводила кончиком пальца по выступающим острым ключицам.