Любовница опекуна (СИ) - Давыдова Ирина - Страница 30

Рукой снова нащупала подвеску и, прикрыв глаза, тихо прошептала:

― Мамочка, помоги мне разобраться в себе. Подскажи, как не свернуть с верного пути. Мамочка.

Уже вечером мне пришло сообщение от Ивара со словами о том, что Настю он нашел, но сережки она успела продать. Кому, не признается даже под угрозами. И это окончательно меня расстроило. Потому что найти пусть и дорогущую, но мелкую вещь в огромном городе практически не реально. У нас даже малейших зацепок нет, чтобы понять, где их искать. Кого искать?

Господи, как же обидно! Как же мне обидно, что я проворонила память о маме. Да, только я в этом виновата. Только я.

Отложила телефон и, поднявшись со стула, прошла к кухонному островку. Взяла во встроенной в нем полочке бокал на длинной ножке и, схватив со стола открытую бутылку вина, прошла в гостиную. Плюхнулась на диван, подогнув под себя одну ногу, и наполнила бокал до краев.

Взгляд упал на фотографию на стене. Мама с папой. Счастливые и такие влюбленные.

Я сделала несколько глотков вина и грустно улыбнулась.

― Мамочка, такая ты красивая у меня.

Подбородок задрожал, и, не выдержав, я всхлипнула.

Как же мне не хватает их, моих родных, моих любимых.

Еще несколько больших глотков алкоголя.

Мое лицо уже мокрое от слез, а я не могу перестать плакать. Они молча катятся по моим щекам, а сердце разрывается от боли. Наверное, я никогда не смирюсь со смертью родителей. Никогда не пойму, почему Бог забрал их к себе так рано. Сколько бы лет ни прошло, а боль утраты никак не утихает. И та дыра в сердце и душе, что образовалась после их смерти, ее невозможно восполнить даже самыми сильными чувствами к мужчине.

Слишком рано они ушли…

Допив вино в бокале, я снова наполнила его и тут же осушила на половину. Отставила на кофейный столик и прошлась по квартире, в том или ином месте останавливаясь и цепляясь памятью за предметы из прошлого. Вот, например, шкатулка, в которой мама берегла все свои украшения. Так оставалось и по сей день. Все было на месте, все украшения, кроме одного.

С силой захлопнула шкатулку и, развернувшись, спиной съехала по комоду на пол. Лицом уткнулась в ладони и горько зарыдала, понимая, как же сильно мне не хватает объятий мамы, слов поддержки папы. Я знала, что они всегда будут на моей стороне, что бы ни произошло. И теперь мне бы просто хотелось к ним прикоснуться. К ним живым, а не как я делаю это последние годы, к гранитной плите.

Через затуманенный слезами взгляд подползла к столику и забрала свой бокал. Снова опустошила его и обновила. Последний раз я так напивалась два года назад. Когда поминала родителей на пять лет. А сейчас… так обидно, что какая‐то тварь решила украсть безумно ценную для меня вещь, вещь, которая принадлежит моей маме. То, чего никто не должен никогда касаться. Если бы я только знала, что Настя может так поступить.

Еще и отношения с Иваром вносили лепту в мой душевный хаос. И от одной мысли о нем становилось совсем плохо.

Я не помнила, как уснула. Зато проснулась с ужасной засухой во рту, легкой головной болью и крепкими руками, обхватившими мою талию.

Сначала я не обратила внимания на последнее, отвлекшись на то, как же ужасно хочется пить. А когда пыталась подняться, чтобы сходить за стаканом воды, тут‐то и поняла, что дело труба. Меня держат, и, главное, я не знала кто. Да ладно держат, я прижата грудью к красивому мужскому телу! То, что оно красивое, я поняла, когда разлепила веки и взглядом уткнулась в мужские эм… пупырышки. Ну в грудь, в смысле. Такую накачанную, соблазнительную.

Не о том, Ассоль, ты думаешь!

Резко подняла голову и зажмурилась. Алкоголь просто так не дается моему организму. Ох… нужна таблетка.

Так, стоп!

― Привет, ― тишину разрезал хриплый ото сна голос. И вот черт, мои соски напряглись от этого звука.

― Ивар, что ты делаешь в… ― я осмотрелась и едва не простонала, ― на полу моей квартиры?

― То же, что и ты, ― произнес он все тем же голосом и рукой пригладил мои волосы, ― сплю.

― Я не понимаю. Пусти, пожалуйста.

Он выполнил мою просьбу, и я поднялась на ноги. Благо уже протрезвела.

― Как ты здесь оказался?

― Ты сама написала мне, что тебе одиноко и не с кем поговорить.

― Я тебя позвала для разговора?

Опустила глаза и поняла, что стою перед мужчиной практически в прозрачной пижаме. Вот это позорище!

― Между нами что‐то было? ― решила уточнить и сразу же потянула на себя плед, который до сих пор лежал на Иваре.

Фух, он хотя бы в штанах.

― Я был настолько плох, что ты даже не запомнила?

― Ивар, я просто предпочитаю быть в трезвом уме, когда это случится! ― рявкнула я и вдобавок притопнула ногой.

Оглянулась и пошла на поиски стакана, чтобы налить себе воды.

― Прости, ― услышала позади, допивая второй стакан воды и крепко кутаясь в свой плед. ― Конечно ничего не было, Ассоль. Я тоже предпочитаю, чтобы ты была трезвая в этот момент, и уж тем более я бы не стал пользоваться тобой пьяной.

― Спасибо, ― кивнула я и медленно обернулась. ― Ты тоже прости. Что‐то я вчера разогналась с вином. Обычно я столько не пью.

― Потому я приехал, чтобы ты не выпила еще больше.

― Дофига, да, я вчера залила в себя?

― Ну, больше одной бутылки, ― он приподнял бровь, кивая на пустую бутылку около ножки стола.

― Извини, что тебе писала. Я вчера очень расстроенная была.

― Поделишься со мной? А я тебе кофе сварю.

Я кивнула, понимая, что выговориться мне не помешает. А с кем это сделать, как не с Иваром. Больше ведь никого нет.

Я переоделась в домашние шорты и майку, убрала волосы в хвост и, приведя себя в порядок в ванной, вернулась на кухню. Ивар сварил кофе и дожаривал колбасу в омлете. Да он настоящий повар оказывается, ― хмыкнула про себя и прошла мимо него к кулеру с водой. Набрала еще стакан и сразу же осушила его.

― Присаживайся. Сейчас будем завтракать.

― С завтраком ты погорячился. Что‐то пасмурно за окном стало, пока я в ванной была.

― Как голова? Болит?

― На душе больше болит, ― буркнула я и присела за стол с новым стаканом воды.

Ивар поставил возле меня тарелку с едой, а рядом чашку с кофе.

Я кивнула и, вилкой отломав кусочек омлета, забрала его в рот.

Присев напротив, Ивар принялся за свой завтрак.

― Подумать не могла, что ты так вкусно готовишь. Ивар, ― я отложила вилку и серьезным видом посмотрела на мужчину: ― Ты правда прости меня, что я тебе написала. Я была пьяная и ничего не понимала.

― Как там говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Значит, так должно было случиться. Ты очень расстроена из‐за маминых украшений, да?

Я пожала плечами, понимая, что дело не только в них.

― Да, что‐то меня вчера накрыло. Родителей вспоминала, ― грустно хмыкнула и, сделав глоток кофе, продолжила, глядя в окно на хмурое небо: ― Они были так молоды, так любили друг друга. Мне очень не хватает их. У меня ведь никого кроме них не было. Ни бабушек, ни дедушек.

― Ты же знаешь, что твои родители были из детдома.

― От этого мне еще больнее, Ивар. Они ведь только начинали жить, только расправили крылья. У них была я, и… мы должны были жить все счастливо. В тот год мы собирались полететь на Севилью, но нашим мечтам было не суждено сбыться.

― Ты из‐за этого пошла работать? У меня денег нельзя было попросить? Ты же знаешь, что на твоих счетах огромные суммы лежат, которые с каждым годом только увеличиваются. И да, ты не можешь ими распоряжаться до двадцати пяти лет, но с моего согласия всегда пожалуйста.

― Я принципиально не хотела просить у тебя. Мне важно было, чтобы я заработала сама.

― Ох уж эти принципы. Ты должна знать, Ассоль, что, несмотря ни на что, ты не одна. Я рядом всегда.

― Ивар, а кто меня вчера переодевал? ― задала интересующий меня вопрос, не дававший покоя последние полчаса.

― Ты сама, ― он тут же выставил руки ладонями вперед, как бы оправдывая себя, что он к этому не причастен.