Японки не стареют и не толстеют - Дойл Уильям - Страница 8

Вместе с родителями мы стали изучать карту США и определили, что колледж находится на Среднем Западе, в городе, о котором мы не знали ничего, но который располагался не слишком далеко от Чикаго. Никто из маминых или папиных родственников никогда не бывал в Америке, а для меня предстоящая поездка вообще стала первым опытом зарубежного выезда. Даже на каникулы я никогда не ездила за границу.

В первый день пребывания в Соединенных Штатах я пережила сразу несколько потрясений.

Я прилетела в аэропорт О'Хара, и поездка из Чикаго до Ромеовилла поразила меня до глубины души. Никогда еще мне не доводилось видеть таких огромных шоссе, не говоря уже о равнинах и бескрайнем горизонте. Казалось, что небу нет конца и края. В какую сторону я бы ни посмотрела, повсюду было только небо.

В семь утра я уже была в колледже. Меня проводили в студенческую столовую и спросили, что я буду есть на завтрак.

– Апельсиновый сок, – был мой ответ.

Мне принесли огромный стакан сока. Я глаза вытаращила от изумления.

«Разве можно выпить столько сока?» – подумала я тогда про себя.

Пока я оправлялась от шока, вызванного гигантским стаканом апельсинового сока, мой взгляд упал на студента, который резал оладьи, а затем поливал их сиропом, так чтобы кусочки тонули в лужицах сладкой, липкой смеси. Потом он стал быстро и методично отправлять в рот сладкие оладьи, перемежая их кусками жареной ветчины, пока вскоре тарелка не опустела.

В Японии так никто не ест, и я тогда подумала, что никогда не стану заглатывать пищу подобным образом. Но я даже не подозревала, что это был мой первый шаг на пути к лишнему весу.

Хотя в Америке мне нравилось почти все, еда поначалу вызвала неприятие. Я привыкла к японской пище и японским порциям, а Университет Льюиса находился в сельском Иллинойсе, и нигде поблизости не было ни японских ресторанов, ни японских продуктов.

Внезапно я окунулась в чужую культуру. Здесь обыденностью была совершенно непонятная мне еда, объемы которой казались неестественно огромными. Завтрак в университетской столовой представлял собой оладьи, тонущие в море сиропа, а сбоку дополненные грудой яичницы с ветчиной. На обед предлагались гигантские чизбургеры, порция жареной картошки и газировка. Ужин состоял из горы мяса и картошки, обилия макарон и такой огромной пиццы, что по ней можно было кататься на роликах.

И все-таки я с волнением погрузилась в эту совершенно незнакомую и новую для себя среду. Мне нравились всеобщая открытость, дружелюбие и доброжелательность.

Мой английский совершенствовался день ото дня благодаря «полному погружению», сама я становилась все менее зажатой, а мои манеры – более раскованными. Я стала больше общаться с подружками и настолько превратилась в американку, что начала даже видеть сны по-английски. В них люди, в реальности не знавшие английского, – например, мои родители – изъяснялись исключительно на этом языке.

Вскоре я переняла образ питания моих американских друзей.

Результат не заставил себя ждать: через несколько месяцев пребывания в Америке я поправилась на 25 фунтов.

Приземлившись в Чикаго, я весила не больше 100 фунтов (при росте пять футов). Теперь же я раздобрела до 125 фунтов и не влезала в свою прежнюю одежду, которую привезла из Токио, особенно в узкие джинсы.

Я попыталась сбросить вес, бегая по полю за общежитием. Но все было тщетно: мне не удалось потерять ни унции. Потом наступила зима, и окрестности Чикаго оказались на полгода погребены под снегом. Всю зиму я почти никуда не выходила и двигалась очень мало.

Меня приглашали в гости в местные американские семьи и там угощали всякой вкуснятиной. И все-таки общепринятый размер порций, а также количество хлеба, мяса и картофеля всегда меня поражали. Казалось, что для американцев вполне обычное дело съедать за один присест по крайней мере в два раза больше, чем едят японцы.

Под конец шел десерт. К моему изумлению, он состоял не из одного блюда, а из нескольких: пироги яблочные, ореховые, тыквенные, шоколадные – как правило, подавали два вида, – и вдобавок печенье и пирожные. Из холодильников появлялись гигантские вазы с мороженым: ванильным, шоколадным, клубничным, с мятой и шоколадной крошкой. По правде говоря, в Японии вы никогда не увидите столько мороженого на одном столе.

– Что за невероятно богатая страна, – восхищалась я. – Здесь поедают тонны мороженого даже в студеную зиму!

Помимо хождения в гости, я научилась есть типичную студенческую еду. Очень скоро в мой рацион вошли пицца, пирожки, сласти и мороженое. Всей душой полюбила я королевские бургеры.

Однако я была недовольна тем, что ела. В письме родителям я признавалась, что больше всего мне не хватает свежих овощей, по-японски слегка обработанных и приправленных, а также отварной китайской капусты.

Набирая 25 фунтов и скучая по овощам, я вместе с тем с удовольствием ходила на занятия, заводила друзей и приобретала американские привычки. Недели и месяцы пролетали быстро. Я прожила на Среднем Западе два года и ни разу за это время не ездила в Японию. И вот после счастливого времени в Иллинойсе с его кукурузными полями я вернулась домой.

Семья встречала меня в аэропорту, и я сразу же стала фонтанировать признаниями, как я обожаю Америку.

Одна из моих тетушек осадила меня вопросом:

– Чего же там хорошего? Ты только посмотри на себя – растолстела-то как!

И возразить ей было нечего.

Вернувшись в Токио, я пережила обратный культурный шок. В столице Японии очень высокая плотность населения и чрезвычайно многолюдно: узкие улицы, маленькие квартиры, пригородные электрички набиты битком (в часы пик люди в униформе и белых перчатках буквально набивают их пассажирами). А я же уже привыкла к открытым пространствам американского Среднего Запада.

Я снова стала жить с родителями, поскольку в Японии принято, что незамужние и неженатые люди до брака живут дома. Бегло изъясняясь по-английски, я нашла работу переводчицы в токийском Диснейленде.

А потом за несколько недель произошло нечто невероятное.

Активная жизнь и пешие перемещения по Токио, а также мамина кухня сделали свое дело: лишние 25 фунтов чудесным образом исчезли. Я ничего особенного не предпринимала ради избавления от лишнего веса – всего лишь навсего вернулась к маминой еде и городскому образу жизни по-японски.

В один прекрасный момент я обнаружила, что могу с легкостью надеть любую свою одежду.

После Диснейленда я пошла работать в компанию «Грей эдветайзинг», где, как мне казалось, сочетаются коммерческий подход и творческие методы. Я действительно получила там то, что искала, но все это время я тосковала по жизни в Соединенных Штатах. Долгое время я упрашивала своих начальников отправить меня в Нью-Йорк, и в конце концов они сдались.

Я обустроилась на новом месте в главном офисе «Грей эдветайзинг», расположенном на Третьей авеню, и стала заниматься рекламой компаний «Крафт дженерал фудз» и «Проктер энд Гэмбл».

В моей первой квартире на Манхэттене была малюсенькая кухня с большим холодильником, большой плитой, раковиной и шкафами. Там не было места для того, чтобы готовить еду, и отсутствовала вытяжка, необходимая для приготовления рыбы. За разъяснениями я обратилась к одной сослуживице с таким вопросом:

– Почему на Манхэттене такие кухни? Там же нет места для того, чтобы что-то приготовить. Что мне делать с таким холодильником?

И в ответ услышала следующее:

– Ну, в Нью-Йорке мы в основном питаемся в кафе или ресторанах. Приносим домой то, что там не съели, и кладем в холодильник, а на следующий день разогреваем.

«Ну надо же какая предусмотрительность, – подумала я. – Мне по душе такая практичность!»

Итак, я превратилась в безмятежного младшего менеджера с Манхэттена: работала не разгибаясь, сочиняла аналитические записки, проводила подсчеты, ходила на вечеринки с друзьями, недосыпала и замечательно проводила время.

Когда я приехала в Токио навестить родных, мама в своей типичной манере начала задавать вопросы: