Исцелить разум, обнажить чувства...(СИ) - "Happy demon" - Страница 104

Разумеется, после появления восставшего из мертвых напарника и нашего небольшого междусобойчика, закончившегося побегом Дилана через пожарную лестницу, о том, чтобы ночевать в комнате за сломанной дверью с маленькими цифрами «210» на ней, не было и речи. Озаботившийся вопросами безопасности остальных постояльцев Хотчнер выглядел очень убедительно, потребовав у перепуганного администратора немедленно вызвать владельца, и было в глазах моего непосредственного начальника что-то такое, что спорить с ним никто даже не пытался. Прибывший на место происшествия всего спустя семь минут после звонка Дерека, глава ОПА моментально прекратил панику и балаган, разогнал лишних зрителей, выставил у входа охрану в виде двух крепких полицейских и отправил в разгромленный номер специалистов, велев им землю носом рыть, но найти улики, способные привести нас к Прайсу. Разбуженный поздним звонком хозяин гостиницы приехал еще через полчаса, испуганно тараща округленные до невозможности глаза, рассыпался в извинениях и уверениях в том, что больше утечки информации не допустит, и моментально предоставил мне новый номер на третьем этаже категорией повыше предыдущего. Впрочем, на тот момент я находилась в таком состоянии, что вся эта рокировка попросту обошла меня стороной.

На ушах гостиница стояла несколько часов, из постояльцев, кажется, не спал никто, и из каждого угла, куда бы я ни глянула, на нас смотрели блестящие глаза и темные объективы камер на смартфонах. От полиции, нагнанной встревоженным не на шутку Хотчнером, рябило в глазах, люди в форме заполнили весь второй и первый этаж, двигаясь в полном хаосе броуновского движения, а по моему номеру едва ли не на коленях ползали криминалисты, выискивая одним им видимые улики. Белые, едва держащиеся на ногах от волнения Прентисс и Джей-Джей, приехавшие вместе с Хотчем и Росси, не выпускали меня из поля зрения ни на секунду, поддерживая под руки, будто ожидали, что я тут же грохнуть в обморок, раскрасневшийся от злости, потерявший свой извечный лоск Дэйв, проигнорировав мои слова о том, что все в порядке, все-таки вызвал скорую, безапелляционно сообщив, что это как раз тот момент, когда мне следует помолчать, и последующие полчаса пришлось унизительно просидеть в примчавшейся белоснежной машине с характерными отличительными знаками, где немолодая женщина-врач обработала мне повреждения на лице и заштопала рассеченное плечо.

От предложения поехать в больницу и провести ночь в стационаре, я отказалась категорически, не желая пропустить ни мгновения из проводимого в гостинице расследования, и за десять минут совершенно разгругалась со взбеленившимся наставником, у которого на этот счет было диаметрально противоположное мнение. Не сумев меня переубедить, старый итальянец в сердцах выругался, впервые на моей памяти позволив себе выражаться в чужом присутствии, едко обозвал меня дурой, а после, не видя смысла продолжать бесполезный спор, отправился к мужской части нашей команды, наблюдающей за работой в разгромленном номере.

К новости о том, что Дилан Прайс оказался живее всех живых, агенты ФБР отнеслись стоически, по крайней мере, не стали задавать лишних вопросов и громко, патетически восклицать о том, как такое могло произойти, приняли этот факт, как должное, и сразу же пришли к единому мнению, что под психологический профиль нашего субъекта мой бывший напарник подходит до боли идеально. Наверное, в любой другой ситуации я бы радовалась тому, что у нас, наконец, появился подозреваемый, и я бы наверняка с удвоенным рвением взялась за расследование, желая найти ублюдка в кратчайшие сроки, однако в сложившихся обстоятельствах воспринимать реальность оказалось не так уж и легко.

Все еще не придя в себя, отчаянно боясь верить в то, что все это происходит на самом деле, я искренне считала события этого вечера лишь глупым сном, отвратительным кошмаром, подброшенным мне извращенным сознанием, и смириться с тем, что все это правда, почему-то никак не удавалось. Образ улыбающегося Дилана, всегда поддерживающего меня, помогающего, никогда не бросающего в беде, рискующего своей жизнью ради моей, сменялся образом незнакомца, жестокого садиста-убийцы, и в моем сознании никак не укладывалось, что это один и тот же человек. Две личности с одним лицом, самый страшный сценарий развития событий, которого я уж никак не ожидала.

Кто бы мог подумать, что мысль о смерти Прайса причиняла мне меньше боли, чем осознание того, в какого монстра он превратился.

Миллион сводящих с ума мыслей крутился в сознании, не давал спокойно усидеть на месте, давил на виски, заставляя сердце болезненно биться о ребра, и я чувствовала буквально физическую потребность, чтобы кому-то выговориться, выплеснуть всю ту ярость и злость, которые пробегали по венам с шумящей в ушах кровью. Члены команды готовы были выслушать, я знала, что они сделают это, если мне потребуется, но это было не то, совершенно не то. Нужен был человек, который поймет мою боль, нужен был человек, который знал, что происходило в моей больной голове на протяжении самых страшных шести месяцев в моей жизни, и я, не испытывая ни малейших сомнений в том, что делаю, набрала с общего телефона в холле знакомый номер.

Кажется, разбуженный моим поздним звонком шеф Портер до последнего не понимал, о чем я ему говорю, то и дело просил перестать так глупо шутить, а я, до скрипа пластика сжимая обеими руками старенькую трубку, отчаянным, хриплым шепотом пересказывала ему обо всем случившемся, крепко зажмурившись и все еще надеясь, что ошибаюсь. Пораженное молчание в динамике, прерываемое тяжелым дыханием собеседника, давало понять, что капитан двенадцатого участка полиции Атланты пребывает в таком же состоянии шока, как и я, и винить за это мужчину мне бы и в голову не пришло. В конце концов, все это время Эндрю жил с мыслью, что потерял одного из лучших сотрудников, потерял друга, почти сына, о чьей судьбе, как заботливый родитель, беспокоился с момента первого появления Прайса в участке, и теперь его предательство…

Портер никогда не показывал другим свою слабость, всегда был уверенным в себе, сильным, самым стойким, прекрасным примером для подражания, но в тихом голосе, сообщившем мне о том, что мужчина прилетит в Модесто первым же утренним рейсом, звенела неприкрытая, острая боль.

Какой-то подозрительный скрипящий звук, раздавшийся над головой, заставил очнуться от собственных мыслей, и я, чуть нахмурившись, медленно подняла взгляд, чувствуя, как тут же заныла шея, долгое время остающаяся в неудобном положении. Напор ледяной воды, хлещущей из душа, постепенно становился все слабее и слабее, продрогшее тело двигаться решительно отказывалось, явно возмущенное подобным пренебрежением с моей стороны, а отлепиться от облюбованной холодной стены оказалось не так-то просто. Замершие, успевшие занеметь конечности почти не слушались, пальцев на руках и ногах я и вовсе не чувствовала, ощущая лишь острое покалывание, и пришлось очень хорошо постараться, чтобы закрыть, наконец, обижено воющий кран. Шелест многочисленных капель по выкрашенному белой краской металлу, прекратился, оставив меня в звенящей тишине, по спине, заставив поежиться, пробежала холодная струйка, стекающая с мокрых волос, а рука потянулась к большому махровому полотенцу, висящему рядом на крючке.

Только когда сухая, царапающая кожу ткань оказалась на плечах, я поняла, насколько же сильно замерзла. Зубы свело от холода, собственное дыхание буквально обжигало посиневшие губы, и я рефлекторно посильнее закуталась в полотенце, как в кокон, тщетно пытаясь согреться. Едва не поскользнулась, перелезая через бортик ванной, невольно поджала правую ногу, чувствуя, как холодит босую ступню все тот же светлый кафель, а после, старательно растирая кожу, чтобы вернуть пропавшую чувствительность, подошла к умывальнику, над которым висело большое круглое зеркало, равнодушно отразившее мою не самую симпатичную физиономию.

На рассеченную бровь пришлось наложить несколько швов, разбитая губа напухла, а в левом уголке рта темнела запекшаяся кровь, доставляющая мне немало неприятных ощущений. Всколоченные волосы облепили болезненно-бледное лицо, под глазами залегли глубокие круги, образованные острой нехваткой сна, и опираясь руками на раковину, я только подалась поближе к отражающей поверхности, внимательно всматриваясь в собственные темные глаза, которые слишком резко выделялись на белом, как простынь, лице. Жесткая ухмылка, обнажившая зубы в оскале, выглядела довольно жутко, и я только покачала головой, слыша сорвавшийся с губ тихий смешок.