Пёс, балбес и Я (СИ) - Кувайкова Анна Александровна - Страница 7

- Водили на секцию ускоренного открытия третьего глаза? – иронично поинтересовался Барс, пока мы с Катькой, с вдрызг «разбитым» биополем падали на свои места, не зная, то ли смеяться, то ли плакать.

- Очень смешно, молодой человек, - саркастично отозвалась преподаватель, доктор, мать его, психологических наук! – Учтите, у меня идеальная память на лица. Еще в детстве, в шесть лет, исполняя в театре главные роли, читая наизусть Шекспира, я видела и запоминала всех и каждого в зале!

- Вот брехло, - не выдержав, я тихо подолбилась лбом о парту.

Вот лекция вроде только началась, а у меня уже ум за разум заходит.

- Получила плевок в Карму? – ухмыльнулась Калинина.

- В хренамбу! Катюх… когда ты на сцене, ты не различишь ни одной морды лица в зале. А, знаешь, почему?

- Потому что ты не препод по психогенетике?

- Потому что глаза тебе во время выступления выпиливают нефиговые такие софиты! И да, потому что я не препод тоже.

И, в общем-то, слава богу. Ибо к концу обоих лекций у этой мадам, мы уже всерьез выли, ржали, и стекали под парты. А на Калинину было просто страшно смотреть – бедная медсестра побледнела, позеленела и покрылась пятнами, здорово смахивающими на трупные.

- Подведем итог лекции, - в полголоса бубнила она, параллельно записывая звуковое сообщение в ватсап. – После инсульта таблетки от давления пить нельзя. Варикоз последней степени лечится народными средствами. Лекарств, кроме пенициллина не существует, это все заговор фармацевтов. Аллергии не бывает, это дисбактериоз. Синдром Дауна вылечивается полностью, как и ДЦП, а аденоиды – это ожег слизистой!

Я, имеющая на руках ребенка-аллергика уже несколько лет, растроганно рыдала в открытую тетрадь. Но смех мой и вовсе перешел в истерику, когда Калинина включила ответ от врача, с которым она работала, и которой, собственно, надиктовывалось смс:

- А про единорогов, случаем, вам не говорили ничего?

По-моему, не выдержав всего происходящего, с задней парты заржал даже Барс.

- Ой, всё, не могу, - чувствуя, как сводит скулы от смеха и идет кругом голова от озвученного идиотизма, проскулила я, подхватывая с парты медленно сползающий от вибрации телефон. – В баню такие лекции. Да, алло?

И, собственно, на этом моменте все мое веселье оборвалось на корню.

Забыв про все и вся, еще толком даже не закончив разговор, я с бешеной скоростью закидывала вещи в рюкзак. И, закончив диалог, набирала номер мужа, одновременно хватая куртку и без лишних разговоров устремляясь в коридор.

Девчонкам я только махнуть успела, а «сказочный» во всех вопросах препод вопросов совсем не задавал. Заочка же, всем плевать на посещаемость! Как нам говорили всегда: все мы взрослые люди, у всех свои проблемы. Надо – встаете и уходите, отпрашиваться и объяснять ничего и никому не надо.

Вот и я, взрослый человек с внезапно возникшими проблемами, со скоростью пули вылетающий на улицу, прижимающий телефон к уху и натягивая куртку на ходу. С большими такими, тотальными проблемами, которые можно охарактеризовать одним словом, красочно рифмующимся со словом «звездец»!

Точно говорят: если будешь много смеяться, потом придется долго плакать.

Карма все-таки настигла, матушку ее итить!

И как назло, в режиме «беда не приходит одна», случился нехилый такой баг[1], удвоивший все прелести самого наихудшего варианта развития событий. То есть, ко всему прочему, уже произошедшему, мой благоверный даже на третий десяток вызовов трубку просто не брал!

- Да что б тебя приподняло, да шлепнуло! - ругнулась вслух, пытаясь одновременно застегнуть куртку, прикурить сигарету, вызвать такси и проклять от всей души наш районный ЗАГС в целом и день регистрации нашего брака в частности.

Получалось, если честно не очень. Да еще…

- Рябинина.

- Да, что?! – психанув, повернулась на неожиданный зов. О чем тут же пожалела, кстати.

Телефон выскользнул из вспотевших от волнения рук, описал красивый полукруг и красиво вписался аккурат в лоб зовущего, со спины нагло подкравшегося. Впрочем, фиг бы с ним, со случайной жертвой обстоятельств. Это были сущие мелочи по сравнению с тем, что любимый мобильник, срикошетив от широкого мужского лба, метко устремился в сторону университетского крыльца, и жадно грохнулся со всего маху о его бетонные ступени!

- ***!

- Извини, - ухмыльнулся Барс собственной персоной, поднимая мой аппарат, и небрежно возвращая в трясущиеся еще больше ладони. – Не хотел напугать.

Сказал человек, который иначе, чем матом со своими работниками не разговаривает, ага.

- Не булькает твое «извини», - выхватывая аппарат, машинально огрызнулась, совсем забыв, кто на самом деле стоит передо мной. – Что хотел?

- Вообще-то ты зачетку снесла с парты в проход и не заметила, - ухмыльнулся Морозов, протягивая мне синюю книжицу в твердом переплете, и эдак небрежно закуривая.

Я молча выпучила глаза, листая родные страницы, пестревшие датами, оценками, печатями и до боли знакомой мордой на фото. Да уж. Точно моя! Таких синяков под глазами и красных глаз больше ни на одном документе в нашей группе нет.

Клянусь красными от недосыпа глазами!

- Спасибо, - недовольно буркнула, засовывая студенческий документ в рюкзак, еще и встряхивая его для надежности. – Да что б тебя! Запихаешься ты туда или нет?!

- Рябинина, ничего не хочешь рассказать? – меланхолично глядя на мою (будем честны хотя бы перед собой) истерику, спокойно вопросил Барс. Даже очки снял! А это уже что-то, да значило.

Но кто сказал, что мне до его внимательности было какое-то дело?

У кого есть маленькие дети, тот, наверное, меня поймет – даже если самый лучший врач тебе говорит, что все с твоим чадом в порядке, самые худшие варианты развития событий все равно крутятся в голове, щедро подкармливаемые царящей внутри тебя паникой. Да, пускай я многим, а, в особенности, молодому поколению покажусь натурально «яжмамкой»… Но все равно, дети – это самое ценное, что у нас есть. И ты просто не можешь за них не переживать. Никак!

Это все равно, что часть твоего собственного сердца беззащитно бегает вокруг тебя. Хрупкая, ранимая, неумелая, беспомощная… А ты иногда смотришь, как ей плохо, и не можешь ничего сделать.

Абсолютно ничего!

- Рябинина…

- Мелкий, - резко выдохнула, стараясь не накручивать себя еще больше, и машинально прижала тыльную сторону мелко подрагивающей ладони ко рту. Не знаю, почему вдруг разоткровенничалась – может, волнение было слишком велико, а может, сработал инстинкт перед начальником, резко включившим свое «обаяние». – С садика позвонили. У него ухо сильно болит, температура поднялась, и вот… Артур Александрович, я пойду, ладно? Мне надо такси вызвать, муж трубку не берет… Ах ты ж мразь египетская!

- Я? – вскинул брови Барс, слегка опешивший от резкой смены разговора.

Вместо ответа, я тупо пялилась в экран своего мобильника, исполосованного крупной сеткой после удара о бетонное крыльцо с железной окантовкой.

Да, какое-то изображение на нем еще было видно. Вот только под украшением этой росписи сенсор отказывался работать категорически!

- Твою ж мать…

И как мне теперь прикажете забирать больного ребенка из садика, а?

- Пошли.

- А-а-а? – некрасиво, банально и нелицеприятно отреагировала я в ответ на приказ, чувствуя себя, ни много ни мало, а той самой белкой из Ледникового периода. Правда, та за все время хронометража пыталась судорожно затолкать куда-нибудь свой орех…

Но я сейчас была похожа на нее, да. Глаза по царскому пятаку, редкая пыльная шерсть дыбом, морду перекосило напрочь, а руки совершают хаотичные движения, почти никак не ориентированные в пространстве. И вокруг будто бы с тихим треском начинает рушиться многовековой ледник из моих проблем, грозя засыпать весь континент моей спокойной жизни…