Царевна-лягушка для герпетолога (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев" - Страница 23

Впрочем, уже через миг эти тревожные размышления вытеснили более прозаичные и земные заботы. Парни после такой забавы наверняка придут голодными, а кашу мы доели еще вчера. Поскольку деда Овтая ни в избе, ни снаружи не было видно, я спешно привела себя в порядок, собрала косу и занялась хозяйственными хлопотами.

Печь в избе растапливать я не стала, поскольку день стоял погожий, а на улице я еще давеча нашла некое подобие летней кухни под навесом и со вместительной плитой. В давешнем ларе с плесневелой крупой лежало доброе, хорошо просушенное зерно, а рядом с ним на полке обнаружились крынка простокваши, бутыль постного, явно льняного масла, лукошко яиц и жбан меда. И где это добро дед вчера прятал? Так, глядишь, еще и скатерть-самобранка в комплекте с чудо-меленкой отыщутся.

Небольшую ручную мельницу я и в самом деле в том же бабьем закутке нашла, а на плите в летней кухне с явным намеком стояла гигантских размеров сковородка. Блины на такой, конечно, испечь непросто, но какое-то подобие оладушек или гречишных лепешек можно. Набрав пару стаканов крупы, я, вспоминая науку бабы Фроси и занятия по истории народной культуры, сначала засыпала ее в ступу, чтобы очистить от шелухи (и как только я ее вчера без дополнительной обработки сварила). Потом смолола на ручной мельнице и замесила на простокваше тесто.

Когда я снимала со сковороды вторую или третью партию, откуда-то подошел дед Овтай. Принюхался, поводя из стороны в сторону своим выдающимся носом, потряс бородой, сцапал и отправил куда-то в недра рта один оладушек и одобрительно кивнул.

— Шустра, девка, не только песни горазда петь.

К тому времени, когда я накрыла на стол, взмыленные, но, видимо, довольные результатом Ваня и Лева закончили тренировку и, умывшись у колодца, вернулись в избу. Памятуя вчерашнюю кашу, которую умяли в один присест, я напекла побольше. Но то ли парни умотались, гоняя друг другу по двору, то ли простокваша и мед, которыми дед Овтай дополнил мою выпечку, утоляли голод куда лучше злаков. Хотя все ели с аппетитом, примерно половина осталась в плошке.

— Вот и хорошо, — кивнул дед Овтай, доставая откуда-то берестяной коробок и ловко упаковывая остаток. — В дорогу захватите, да еще крупы моей с собой возьмете, чтобы киселя нахлебаться не захотелось.

— Это на Молочной-то реке? — уточнил Левушка.

Дед с удовлетворенной улыбкой кивнул.

— А что не так с этим киселем? — удивился Иван, который, к радости мамы и поваров школьной столовой, это архаичное блюдо любил и никогда не отказывался от добавки.

— Кто его вкус узнает, память о прошлом утратит и будущего не захочет искать, — посерьезнев, пояснил дед Овтай.

Я нервно сглотнула, вспоминая реку забвения Лету, испробовав вод которой, души умерших уже не могли вернуться назад, а старый ведун продолжил свои наставления.

— На волшебном озере тоже поосторожнее, с русалками лучше разговоров не заводите. Защекочут до смерти. Дива тоже не слушайте. Орет дурным голосом, а мозги-то — птичьи! От кота-баюна и то больше толку. С сестрицами-ведовицами из Медного, Серебряного и Золотого царств тоже ухо востро держите. Хитры больно, себе на уме, да в сторону Темной Нави глядят чаще, чем надо. Все злата-серебра им мало. Совет они могут, конечно, дать дельный, но слишком дорого берут. Надо знать, как спрашивать, и, главное, не продешевить.

— С сестрицами как-нибудь разберемся, — заверил деда Левушка. — Их можно, если что, обхитрить, подкупить или припугнуть. Ты лучше дорогу до их теремов объясни.

— А что тут объяснять? — удивился дед. — Как Молочную реку перейдете, так клубочек кинете. Дальше сами знаете. Куда покатится, туда дорогу и держите.

— Какой клубочек? — непослушными губами спросила я, непроизвольно потянувшись к лежавшему под лавкой рюкзаку.

— Да тот самый, который ты давеча в свою торбу вместе с каким-то ненужным хламом положила, — как о чем-то само собой разумеющемся пояснил дед.

Иван оторопело глянул на мой моток ниток, а Левушка только с улыбкой покачал головой, подмигнув другу, мол, я же говорил. Впрочем, через миг лицо его вновь посерьезнело. Он поднялся и с поясным поклоном повернулся к деду Овтаю.

— Спасибо за ласку, за хлеб за соль, за добрые советы.

— Что ж про путь через Калинов мост не спрашиваешь? — испытующе и едва не с болью спросил старик.

— А что толку? — пожал плечами Левушка. — Знаю, что там за рекой Смородиной только духов-помощников надо кликать, которых у меня нет, — добавил он виновато и тихо.

— Духи сами собой не появятся, — согласился старый ведун. — Их только поймать или приручить можно. Для этого тебе дудочка-нуделка моя дана. Сумеешь ею разумно воспользоваться да силы рассчитать — и духов обретешь, и Кощееву невесту спасешь, и друзей своих из Нави живыми выведешь. Ты на них не смотри, что посвящения ведовского не проходили. Оно им и не надобно. У них своя сила есть. Ей, — он указал на меня, — от рождения дана. Ему — сделал жест в сторону Ивана, — перепало от выползня, когда замки сдуру открыл. Ну а если совсем никак, проси заступничества у духа-прародителя. Он не откажет и платы не возьмет. Только в человечий образ не забудь, как потом вернуться.

На прощание дед вручил нам серебряные обереги, которые — мне это, оказывается, не приснилось, — нынешней ночью выковал. Ивану — наборный пояс и нож, украшенный громовым колесом. Мне — венчик с парой височных колец в виде птиц и браслеты с бубенцами, звенящие при каждом шаге. Давно о таких мечтала, да только все подходящие под концертный костюм не находила. Сейчас венец непривычно холодил лоб, а обручья сгодились закрепить слишком длинные рукава. Хотя дед позволил нам переодеться в свое, посконные рубахи с оберегающим орнаментом, пущенным по вороту и рукавам, велел не снимать, носить до конца пути в качестве исподнего, как Василисину исцельницу. Левушку дед нарядил еще и в безрукавку из медвежьей шкуры, подпоясанную сыромятным ремнем с оберегами верхнего и нижнего мира, на котором тоже висел характерной формы нож с рукоятью, украшенной знаком Велеса.

— Постарайся, внучек, вернуться живым, — проникновенно попросил Левушку дед Овтай, и мне даже показалось, что его залепленные бельмами глаза на какое-то время обрели способность видеть. — И птичку свою певчую выведи. Ты ведь знаешь, что остался последним в нашем роду. Единственным, кому моя дудочка без испытаний далась. Отпусти меня. Устал я сотню лет границу охранять. Пора и на покой. А Сураю, Кочемасу и Атямасу непутевым моего благословления не передавай. Нет его и не будет!

Дед Овтай проводил нас до калитки и долго смотрел вслед, пока его изба не скрылась под густым косматым пологом леса, ведущего к Молочной реке.

Хотя в нашем мире заканчивалась весна, сбросившая с майскими грозами яблоневую пенную фату и принаряжавшаяся в пестрые цвета лета, на этой стороне царила осень. Нарядные терема лип и ажурные березовые чертоги, казалось, увенчались золотыми куполами. Гроздья рябины и россыпь ягод в малиннике горели кумачовыми вставками покосной рубахи, пестрели нарядными лентами орловского или курского кокошника. Пугливые осины напоминали рощицу денежных деревьев с китайского развала, а могучие дубы сияли начищенной медью, словно готовясь исполнить «Шум леса» или «Полет валькирий».

Хотя я примерно догадывалась о причине так внезапно произошедшей смены сезонов, я свои предположения держала при себе. Иван же откровенно недоумевал, засыпав вопросами притихшего, задумчивого Левушку.

— Если ты о временах года толкуешь, — не сразу разобрав, о чем у него пытаются допроситься, рассеянно пояснил Лель, — то они различаются между собой только в нашем мире в Яви, где время движется вперед, балансируя между будущим и прошлым. В тонких мирах все иначе. За вечной весной и непрекращающимся летом надо отправляться в Правь, на небеса, в мир грядущего, куда есть доступ только праведникам и птицам. Мы же сейчас вступаем в Славь, а эта часть Исподнего мира связана с прошлым, уходящим и невозвратным. Но здесь еще покой и свет, потому тут деревья отягощены плодами, а золотая листва никогда не опадает.