При загадочных обстоятельствах - Черненок Михаил Яковлевич - Страница 12

— Михаил Федорович, — обратился он к Кротову, — у Репьева был какой-нибудь нож?

— Безусловно. Охотничий… Понимаете, товарищ Бирюков, как зима ляжет, в селе начинается массовый забой личного скота. Это праздничный месяц для Грини Репьева был — нанимался резать свиней да бычков. Туши свежевать мастерски умел. Денег за работу не брал, а поллитровку и свеженины на закуску полную сковороду — обязательно.

— Сломал Гриня недавно тот ножик, — неожиданно сказал кузнец.

Кротов удивился:

— Мне этот факт не известен.

— Сам Репьев говорил, просил сделать финку. Я отказался, дескать, не имею права такие ножи изготовлять.

— Правильно поступил, Федя.

Антон, задумавшись, спросил:

— До того, как поселяться на пасеке, Репьев у кого в Серебровке жил?

— У Екашевых, — быстро ответил Кротов. — Имеются какие-то предположения?

— Просто связь ищу…

От кузнеца Бирюков и Кротов ушли поздно, когда деревня уже засыпала. Тишину прохладной ночи нарушал лишь приглушенный расстоянием гул комбайнов, работающих в ночную смену.

— Полагаю, заночуете у меня? — спросил участковый.

— Нет, Михаил Федорович, пойду в Березовку, — ответил Антон. — Надо проведать родителей, почти год их не видел.

— Зачем идти? На мотоцикле через пять минут там будем. А утречком за вами подъеду.

9. Вот такие бывают люди

В доме Бирюковых заполночь горел свет. Хлопотавшая на кухне Полина Владимировна, как всегда, не то удивленно, не то обрадованно всплеснула руками:

— Антоша, сынок! Вот не ведала — не гадала. Слышу, мотор под окнами фыркнул. Подумала, наконец-то отец с полей вернулся, а тут ты заходишь. Надолго ли заглянул?

— На одну ночь, — поцеловав мать, ответил Антон. — По работе приехал.

— Наверно, с пасечником серебровским разбираться?

— С ним.

— Ох, сынок, какое несчастье ужасное стряслось… — Полина Владимировна суетливо стала доставать из буфета посуду. — Сейчас ужин соберу, отец вот-вот должен подъехать. Да ты снимай пиджак, умывайся с дороги…

Повесив на вешалку фуражку и пиджак, Антон снял галстук. Расстегнул ворот рубахи, быстренько умылся и, присев к столу, спросил:

— Дед Матвей спит?

— В поле с отцом на машине утянулся. Ворчит, мол, надоело телевизор смотреть, вези, Игнат, по полям — хочу своими глазами увидеть, чего там ныне делается.

— Все здоровы?

— Слава богу. С прошлой недели у отца в плече осколок заныл, так у него с самой войны к непогоде плечо ноет.

— Значит, ненастье ожидается?

— Позавчера, говорят, над райцентром весь вечер гроза бушевала, а у нас ни дождинки не выпало. — Полина Владимировна тревожно посмотрела на сына: — Видать, запутанное убийство, если тебя из Новосибирска прислали с ним разбираться?

— Я, мам, теперь в районе буду работать начальником отделения уголовного розыска.

— Зачем, сынок, тебе это начальствование? В петлю ведь голову суешь.

— Ну, какая ж тут петля?

— А вот такая… Уголовники не пышки в карманах таскают — револьверы да ножики. Устроился бы ты лучше адвокатом.

Антон улыбнулся:

— Если все юристы перейдут в адвокаты, кто же ловить преступников станет?

— Кому нравится, тот пусть и ловит.

— Вот этим я и занимаюсь.

— Так ведь риск-то какой, Антоша…

— Волков бояться — в лес не ходить.

— Тревожусь я за тебя.

— Не тревожься, мам. Не так черт страшен, как его малюют.

— Это тебя еще жареный петух не клевал…

Осветив окна фарами, у дома остановился «газик». Лязгнули дверцы, и послышался громкий голос деда Матвея:

— Не доказывай мне, Игнат, что попало! Поповщина — земля пшеничная, а за Винокуровским наделом пшеница никогда не родилась. Там же хвощ сплошной, закисленная почва. Вот рожь в нынешнем году ты на том клину собрал бы.

— На удобрения с агрономом понадеялись.

— Чо, паря, твои удобрения? Химия есть химия! Отравили землицу — и только!

— Ну, батя, не перегибай.

— Скажи, недогибаю! За тем же Винокуровским наделом, помнишь, сколько тетеревов раньше водилось? Осенью березки от них чернели! А теперь?.. Напылили химией так, что сороки дохнут. В природе, Игнат, все с умом построено…

— Вот с умом и надо улучшать.

— Если б он у каждого ум тот был!..

Полина Владимировна улыбнулась Антону:

— Опять просчет обнаружил наш дед Матвей. Бушует!

Дверь отворилась. Держа под мышкой огромный арбуз, в кухню вошел Игнат Матвеевич Бирюков, За ним, задиристо выставив белую бороду и сердито пристукивая дубовым батогом, сутуло ступал высоченный дед Матвей.

Антон обнял отца, затем — деда. Засмеявшись, спросил:

— Воюешь с молодежью, дед?

— А чо на них смотреть, едри-е-корень! Помешались люди на химии, отравляют землю и живность.

— Здоровье как?

— Лучше, чем у пионера! — дед Матвей подмигнул, — Повышенное обязательство взял: дожить до сотни лет.

— Сдержишь слово?

— Бирюковы никогда болтунами не были.

— Умывайтесь, полуночники, ужинать станем, — пригласила Полина Владимировна и посмотрела на мужа: — Арбуз-то откуда? В райцентр заезжали?

— Это в Серебровку завезли. Завтра нам обещают, — ответил Игнат Матвеевич.

За ужином шел обычный разговор. Дед Матвей не терпел бесхозяйственности и, обнаружив таковую, сурово отчитывал провинившихся. Вот и сейчас не скоро он отвел душу, но уж отведя и допив чай, сразу удалился на покой. Полина Владимировна собрала посуду. Антон с отцом остались наедине.

— Ну, что там, на пасеке? — сразу спросил Игнат Матвеевич. — Кротов сказал: ты по этому делу приехал.

— Пока — загадка, — ответил Антон.

— Не скрывай; на кого след наводит?

— Честно говорю, скрывать нечего.

— Неужели убийца все следы замел?

— Следов много, но их расшифровать надо. Пока все шишки валятся на цыган, однако, насколько я успел сориентироваться, не в цыганах дело. Старых дружков Репьева надо искать. Знаешь откуда Репьев к вам приехал?

— Знаю. Но старые дружки, как мне известно, к нему не наведывались.

— Так они тебе и представятся! Пасека — на отшибе. Кто там у Репьева бывал, сам бог не знает. Кстати, Репьев о своем прошлом не рассказывал?

— Толковали мы с ним на эту тему. Наказание он отбывал с Захаром Екашевым, который в одном классе с тобою учился. Освободились из колонии вместе. Захар сговорил Репьева заехать в Серебровку. Тому приглянулись наши места, решил остаться в колхозе.

— А за что в колонии оказался?

— Ребенка украл. История такая… Умерла молодая женщина, а зять с тещей не поделили годовалого мальчика. Жили они в разных городах. И вот эта самая теща за две с половиной тысячи уговорила Репьева выкрасть внука. А чтобы сразу не навести следствие на нее, условились, что Репьев с полгода подержит мальчика у своих родителей, выдав его за своего внебрачного сына. После этого старуха обещала заплатить еще две тысячи, а сама на пятый месяц отдала богу душу. Оказавшись в пиковом положении, Репьев надумал сорвать деньги за украденного ребенка с папаши. На этом «бизнесе» и попался.

— Уголовных привычек за ним не замечалось?

— Нехорошие замашки у Репьева, конечно, были — семь лет ведь общался с уголовниками, — однако ни воровством, ни хулиганством он не грешил. Вот спиртным злоупотреблял, И то, надо сказать, последнее время умереннее стал пить. На прошлой неделе я заезжал к нему на пасеку, потолковали по душам. Предупредил его крепко. Он дал слово, что со временем или сам избавится от водочной заразы, или поедет лечиться.

— А где Захар Екашев теперь? — опять спросил Антон.

— Мотается по белу свету. Как-то разговаривал я со Степаном, говорит, в воду Захар канул. Из всех сыновей только старший, Иван, стариков навещает. Остальные разъехались, и как будто не существует для них родителей.

— Что это они так?

— Сам Степан виноват. С детства замучил парней в личном хозяйстве, ни одному сыну образования не дал. Вот они как ушли на службу в армию, так и не вернулись. А Захар из-за судимости и служить не попал, заколобродил.