Гибельный шторм (ЛП) - Аннандейл Дэвид - Страница 27

Он подавил в себе эти безумные мысли. Есть разница между прибытием к цели во главе войска и появлением в качестве жертвы кораблекрушения.

«Я знаю, как погибну, — сказал он себе, — но не знаю, чего этим добьюсь». Возможно, он все же сможет на что–то повлиять.

— Мои навигаторы уже просчитали маршрут, по которому нужно двигаться. — сказал Лев.

— Впечатляет, — отозвался Жиллиман. — Полагаю, бесполезно спрашивать, как им такое удается?

— У нас есть свои особые методы работы.

Робаут вздохнул, но не стал давить на брата.

— Потребуется больше одного прыжка, — продолжил Лев. — Я бы предложил двигаться плотным строем и дать вашим навигаторам команду следовать за нашими. Мы будем выполнять функцию маяка.

— Согласен, — произнес Сангвиний и тут же почувствовал, как тень подступила еще чуть ближе.

Он выглянул в окно. День клонился к вечеру. Густые облака затягивали небо. В редких просветах поблескивали холодные желтые лучи заходящего светила. Но тень, которую он почувствовал, была куда мрачнее надвигающейся ночи. Она падала на все вокруг, но при этом была незаметна глазу.

— Согласен. — Жиллиман наконец сдался.

— Твои корабли пострадали в бою, — сказал Лев. — Сколько вам нужно времени на ремонт?

— Мы сделали все, что можно. Более серьезный ремонт на орбите этой планеты провести нельзя. Тринадцатый легион готов отправиться на рассвете.

— Девятый тоже, — сказал Сангвиний.

— Значит, на рассвете, — подытожил Лев.

Леваннас отыскал Халиба на самой высокой точке крепости — небольшой платформе на вершине одного из шпилей. Металлическую площадку окружали хищно заостренные зубцы. Капитан стоял неподвижно, будто железный часовой, охраняющий людей, прибывших к нему искать укрытия. Он слегка повернул голову, заметив приближение товарища, и едва заметно кивнул.

— «Сфенел» уходит вместе с флотами легионов, — сказал Гвардеец Ворона.

— Да, — отозвался воин Железных Рук. Из–за поврежденного горла ответ прозвучал еще более отрывисто, чем должен был.

Леваннас присоединился к товарищу на площадке и осмотрел лагерь.

— Выходит, мы бросаем тех, кто пришел к нам за помощью. — сказал он.

— Мы идем туда, куда нас зовет война. Мы воины, а не стражники. Зов битвы звучит с Терры. Оставаться здесь бессмысленно.

— Люди, живущие внизу, сказали бы иначе. Они подумают, что мы оставили их на произвол судьбы.

— Они еще могут выжить.

— Только если Паломник сюда не доберется.

— А если мы останемся и он доберется, что мы сможем с ним сделать?

— Ничего, — признал Леваннас. Если хотя бы половина сказок беженцев правда, одинокий ударный крейсер недолго продержится против такого врага.

— Значит, мы сошлись во мнении, — сказал Халиб.

— Да.

Капитан Железных Рук подошел к краю платформы. Его пальцы сомкнулись на адамантиевых зубцах. Леваннас считал, что эмоции Халиба тяжело читать даже после многих лет совместных сражений. Но сейчас ему казалось, что на сердце у товарища лежит тяжкий груз.

— Когда Аттикус бежал с Истваана, — сказал Халиб, — с ним были воины из Восемнадцатого легиона и из твоего.

— Ты думаешь, что бы сказали Саламандры о решении оставить Тринос?

— Я прекрасно знаю, что бы они сказали. Это ничего не меняет. — Легионер развернулся спиной к лагерю. — Когда ты пришел, я подумал, что ты попытаешься меня переубедить.

— Зачем? — спросил Гвардеец Ворона. — Ты же сам сказал, что оставаться здесь — бессмысленная стратегия.

— Не знаю. Может быть, я решил, что, раз у тебя осталось больше мяса, чем у меня, ты сильнее сочувствуешь людям внизу.

Теперь и Леваннасу было нелегко смотреть на лагерь.

— Может, ты и прав, — сказал он. — Я все решил еще до того, как поднялся на эту башню. Но, если честно, мне бы хотелось услышать от тебя логичное обоснование нашего ухода.

Халиб издал звук, похожий на скрежет шестерней, в его исполнении так выглядел смешок.

— Значит, мне нельзя было показывать сомнений. Похоже, мы разочаровали друг друга.

— Правда в том, что, вольно или невольно, в последние несколько лет мы действительно были стражами Триноса.

— И теперь этот период нашей истории подошел к концу, — сказал Халиб. — Плоть слаба, и это тоже правда. Этим людям нужно либо найти в себе силы для борьбы, либо умереть. — Он помолчал. — Но, если мы встретим Паломника с тремя полными легионами, нас ждет достойная битва.

— Которая в конце концов спасет Тринос? — уточнил Леваннас. Прозвучало не очень обнадеживающе.

С видимым усилием Халиб заставил себя посмотреть на лагерь в последний раз.

— Это единственное, что мы можем им предложить.

— Есть еще одна вещь, которую нам нужно решить, — сказал Леваннас.

— Разумеется, — кивнул Халиб. — Ты со своими братьями вернешься в свой легион.

— Я говорил со Львом. Если ты позволишь, мы бы хотели принять участие в этой миссии на борту «Сфенела».

Халиб замолчал. Несколько секунд единственным звуком, который слышался в тишине, был гул сервомоторов.

— Это честь для меня, брат, — сказал он наконец.

— И для меня, брат.

— Значит, нам суждено закончить это долгое путешествие с Истваана вместе.

Вместе с сумерками на Тринос опустилась тень. Она начала расходиться по планете с того мига, как впервые было произнесено слово «Давин». Она окутала все вокруг, просачиваясь в лагерь и неспокойные сны беженцев. Она касалась кораблей, стоявших на низкой орбите. Она текла по коридорам линкоров и крейсеров. Смертные члены экипажей, чья вахта не выпала на эти часы, спали так же плохо, как беженцы на Триносе. Кошмары у всех были разные. Тень принимала форму человеческих страхов и обращала против своих жертв их собственное подсознание. Сны об утратах, надеждах, наполненные гневом или болью, сны о доме, победе, отчаянии и вере — все были осквернены Давином. Давин. Давин. Это имя заставляло псайкеров видеть бездну, наполненную бесформенным ужасом, готовым в любой момент обрести чудовищную определенность. Темные Ангелы потеряли еще больше астропатов, а Ультрамарины — навигаторов, ибо те, кого сильнее всех ослабили последние испытания, не устояли перед новой атакой.

Но сражаться было не с кем. Враг не появился. Только ощущение чего–то огромного и неотвратимого, но и этого было достаточно. Более чем достаточно. Ужасы грядущего, опасности, подстерегающие в пути, были достаточно сильны.

Ультрамарины и Темные Ангелы ощутили тень как некое напряжение, незримого врага, проверяющего их на прочность перед битвой. Жиллиман не открывал хранилище, но все его мысли были об атамах. Примарх пребывал в молчаливой ярости от ощущения, что все его решения были предсказаны, что выбор — лишь иллюзия. И вместе с тем его терзали муки выбора: использовать оружие врага или нет?

Лев заперся в отсеке Тухулхи и разговаривал с телом–марионеткой. Он пытался получить ответы, которые бы его удовлетворили, но раз за разом терпел неудачу.

— Где те барьеры, что мешают нам добраться до Давина? — спросил он.

— Впереди, — ответил сервитор.

— Предупреждаю, не надо со мной играть.

— Я и не пытаюсь, — ответил Тухулха. — Не моя вина, что тебе не нравится слышать истину.

— Тогда дай мне ту истину, которую я ищу. Как далеко ты сможешь провести нас за один прыжок?

— Так далеко, как простирается мой взор.

— Это не ответ.

— Но это правда.

— Либо ты будешь говорить ясно, — примарх сощурил глаза, — либо я тебя уничтожу.

— Я говорю настолько ясно, насколько позволяет слепота.

— Моя?

— Нет, — ответил сервитор. — Моя.

Раньше Тухулха никогда не признавала ограниченность своих возможностей. Это был тревожный знак.

— Если ты слеп, то откуда знаешь, что на нашем пути есть препятствие?

— Потому что нечто препятствует моему взору.

— Где?

— Эти границы нельзя измерить расстоянием. Я знаю, что есть барьер.