Их любимая злодейка (СИ) - Жнец Анна - Страница 23

Вечер подвинулся, пропустив меня в комнату. В руке у него был широкий деревянный гребень. Это говорило о том, что эльф меня ждал. Сегодня я припозднилась. Часы за его спиной показывали без четверти десять, и Вечер взглянул на них с укоризной, на самом деле  предназначенной мне.

Пусть ещё скажет, что всё это время не находил себе места, буравил взглядом закрытую дверь, боясь, что я не приду. Хотя, о чём это я? Конечно, не скажет. Он вообще не слишком-то разговорчив.

Словно доказывая правильность моей мысли, Вечер без слов передал мне гребень и в полном молчании опустился на кровать. Повернулся ко мне спиной. Замер в ожидании. Каждое утро я расчёсывала его длинные роскошные волосы и заплетала в косу. После он подходил к зеркалу, чтобы полюбоваться на сей «шедевр» парикмахерского искусства. Бросал короткий взгляд на своё отражение, и губы трогала едва заметная ироническая улыбка. Я оставалась себе верна: всякий раз коса получалась ужасной.

Но эльф говорил: «Спасибо». Мягко и вполне искренне. И смотрел на мои волосы, а потом — на губы.

Глава 32

Я смотрела на Вечера, застывшего спиной к окну. На его волосы, золотящиеся в свете Аламака. В ворот рубашки, расстёгнутой с неэльфийским бесстыдством. Ласкала взглядом изящное горло, яркую красную метку на шее.

Почему я не делала первый шаг? Не хотела? Ждала инициативы от того, кто её проявить не осмелится? Всё ещё жила предрассудками, говорящими, что женщина должна быть пассивной?

Во взгляде эльфа, в глубокой сапфировой синеве, читалась жажда. Желание пряталось под сенью длинных опущенных ресниц. И кусочек тела, что был виден в вырезе рубашки, эти три расстёгнутые пуговицы возбуждали сильнее откровенной наготы.  

Всё это было моим. Оставалось подойти и взять.

Что я и сделала.

За моим приближением Вечер наблюдал настороженно. Надеялся, что правильно угадал мои намерения, и в то же время не верил в это. Не шевелился. Казалось, даже не дышал. С каждым моим шагом голубые глаза всё больше темнели, зрачки расширялись, заполняя радужку. Когда я подошла вплотную, из груди эльфа вырвался короткий судорожный вздох. Всю напускную холодность будто сорвало ветром. Эмоции  хлынули наружу, прорвали плотину самоконтроля — неуверенность, мучительное нетерпение, страсть. Ничего больше не скрывало это прекрасное лицо. Желания и мысли были как на ладони.

«Ну же, — умолял его взгляд. — Давай, пожалуйста».

Я коснулась распахнутого ворота рубашки, провела пальцами по границе ткани и кожи. Наслаждаясь, Вечер прикрыл веки. Грудь его приподнялась в глубоком вдохе и медленно опустилась.

Мой.

Я встала на цыпочки, прижалась губами к горлу, к нежному местечку под кадыком, и от этой нехитрой ласки эльф дёрнулся, шумно втянув воздух. Его запах  — теперь другой, более древесный, менее сладкий, но по-прежнему правильный — всё ещё пленил. Языком я собирала вкус его кожи, и, подставляясь, Вечер выгибал шею.

Его руки нерешительно опустились на мою талию. Сжали крепче, смяв шёлковое платье, собрав ткань складками. А потом…

Потом от робости не осталось следа.

Куда исчезли неуверенность и смущение? Кто этот незнакомец с силой вдавивший меня в своё тело, с рычанием опрокинувший на кровать, накрывший собой и голодно, жадно впившийся в губы?

Целовался эльф неумело. Но как самозабвенно! Словно время стремительно истекало и он пытался урвать как можно больше. Словно боялся, что в любой момент его могут оттолкнуть. Что я передумаю, уйду, оставлю его в одиночестве — мучиться от неутолённой страсти.

Но и во мне самой разгорался пожар вселенских размеров. Внизу живота сладко ныло. Грудь распирало от переполняющих чувств, будто внутри, за рёбрами, зрел, наливаясь жаром, огненный шар. И я готова была взорваться, сжечь всё дотла, умереть и воскреснуть.

Ладонь эльфа накрыла мою грудь поверх платья, скользнула ниже, под юбку. Прохладные пальцы отодвинули бельевые кружева и наконец оказались там, где были нужны больше всего. Прошлись по складкам, нащупали влажную щель и толкнулись внутрь.

Толкнулись. И замерли.

К моей досаде, в эльфе проснулся вчерашний девственник. В движениях снова ощущалась скованность, боязнь сделать что-то неправильно, причинить боль. Неопытность не всегда была достоинством.

Вспомнив строгую эльфийскую мораль, я задалась вопросом: а знал ли Вечер, как выглядит клитор и где его искать? Похоже, мне предстояло заняться его обучением.

— Возьми меня, — шепнула я в длинное ухо, обрамлённое волосами, и куснула за острый кончик. Подгоняя, ударила мужа пяткой по ягодицам.

И он послушался. Дрожащей рукой приспустил штаны — мы так и остались в одежде — устроился между моими бёдрами и ворвался. Резко. Заполнив меня одним толчком. 

Глава 33

Пока память, а главное, магия не вернулись, я была уязвима. Поэтому вечерами Кхалэ постепенно и очень дозированно вводила меня в курс государственных дел, а также просвещала по поводу придворного этикета. Тот в свою очередь сводился к двум вещам: к тому, что мне нужно было делать, — наводить на всех страх, и к тому, чего нельзя ни в коем случае, — показывать свою человечность. Таким образом, с посторонними людьми я в основном молчала и хмурилась.

Острые вопросы, возникающие у меня время от времени, Кхалэ обходила с мастерством фокусника. Уводила тему в безопасную сторону или заставляла блуждать в дремучем лесу непонятных терминов и обтекаемых фраз.

И я всё чаще думала о том, что она скрывает. Какую правду запрещает говорить мне под страхом смерти? И подозревала, что, если прямо потребую ответа, Кхалэ заставит меня забыть, что я о чём-то спрашивала.

Возвращаясь после таких уроков, в постель я падала морально вымотанная, с ощущением, будто я муха, застрявшая в паутине. И общение с мужьями становилось отдушиной. Я знала, что Вечер благороден и никогда меня не предаст. А Сивер принесёт и кинет к моим ногам голову любого врага. Кстати, сколько дракон уже отсутствовал? Почему не возвращался? Связь, должно быть, причиняла ему невыносимую боль.

После душа я закуталась в одеяло, удобно устроившись среди подушек. Красные ночи, зловещий свет алых лун до сих пор угнетали. В который раз за неделю я попыталась пробудить свои магические способности. Мне казалось, если я очень сильно захочу, всё получится: вот тот кувшин с водой силой мысли сдвинется с места, а та подушка в ногах кровати поднимется в воздух. Но, похоже, Кхалэ была права: ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и ждать, пока сила сама чудесным образом пробудится.

Перебирая тревожные мысли, я не заметила, как заснула, а когда посреди ночи открыла глаза, обнаружила себя лежащей на груди Сивера. Дракон нежно гладил меня по волосам. По изменившемуся дыханию он понял, что я проснулась. Его рука на миг замерла, а потом продолжила неспешную ласку. Я хотела узнать, где он был, но почему-то не могла заставить себя заговорить. Так мы и лежали некоторое время в неуютном молчании. Затем Сивер сдвинулся, чтобы увидеть моё лицо.

— Ты презираешь меня? — спросил он.

Презираю? Поэтому он не возвращался? Стыдился своего поражения? Как там Кхалэ сказала: «Это был огромный удар по его самооценке»?

— За что я должна тебя презирать? За то, что ты проиграл?

Сивер скривился, словно от боли.

— Кхалэ говорит, тебе это было полезно.

— Ты тоже так считаешь?

Я долго медлила, но всё же ответила честно:

— Да. Ты творил жуткие вещи. Ужасные. И если когда-нибудь я изменю своё отношение к тебе, то только поэтому: из-за твоих поступков.

Сивер вздохнул. Сполз ниже по кровати и судорожно прижался к моей груди.

— Я люблю тебя, — прошептал отчаянно. — Так люблю. Всегда люблю. Даже когда любить тебя мучительно больно.

Красный свет за окном начал бледнеть, и теперь на стены падали не алые, а серебристо-розовые полосы. Я зарылась пальцами в длинные чёрные волосы мужа. Он прижимался щекой к моей груди.

— Ты пахнешь им, — сказал он, когда я имела неосторожность расслабиться, решить, что на сегодня неприятные темы исчерпаны. Три коротких слова вернули ушедшее напряжение. Я почувствовала, как каменеют мышцы — его и мои.