Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей - Страница 23

- У нас ныне министры… Как бы это выразиться поточнее… А, вот! Они большей частью заняты тем, чтоб только лишь изображать какую-то деятельность. Путь простейшей бумаги «по инстанциям» словно бы удлинился безмерно. Там, где прежде довольно было трех дней, в крайнем случае – недели, теперь не хватает и месяца.

Князь полоснул по мне взглядом, когда я не смог удержаться и хмыкнул.

- Подозреваю, вы, Герман Густавович, и прежде не занимались… Не следили за добросовестной работой министерств и ведомств. Однако же при вас все работало и выдавало результаты.

Глава страшной СИБ снова умолк, повернулся к окну, и несколько томительных минут позволял мне разглядывать свой, прямо скажем, далеко не римский, профиль.

- Нам, нашей Семье, Господом нашим Иисусом Христом, вменена обязанность по попечению сей громадной Державы, - еще тише, и неожиданно, не характерно для третьего сына Александра, возвышенно, выговорил, наконец, Владимир. – Мы, мои дядья, братья и кузены обязаны…

А вот тут молодой человек прямо-таки взорвался:

- Да какого Черта?! Обязаны?! Вместо того чтоб делать дело, они делят власть! Можете себе это представить, Герман? Делят власть, которая и без того наша!

- Намедни едва ли не три часа в Совете обсуждали вашу персону, сударь, - криво усмехнувшись, пожаловался князь. – Выяснили, что вы, ваша светлость, невозможный человек. Совершенно неудобный! Ни деньгами вас не прельстить, ни ссылкой не напугать, ни властью не приманить. Какому вельможе этакий-то протеже понравится? Такому ведь скажешь, мол, делай это и то, а он может и отказать. Особенно, если Честь имеет, и Совесть по присутственным заведениям не просидел… Вы, Герман Густавович, всем нужны и всем полезны. Князь Константин от вас в полнейшем восхищении, и Саша признает за ум и знания… А еще говорят будто бы вы иногда видите грядущее? Это действительно так?

- Нет, - заторопился с ответом я. Очень уж тема тыла интересная. Не хотелось Владимира он нее отвлекать. – Не вижу. Просто будто Господь подсказывает, чем ныне начатое дело закончиться может.

- Ну да, ну да, - снова недоверчиво скривил губы глава Имперской Безопасности. – Иисус еще и рукой вашей двигает? Видел я какие корабли вы Константину Николаевичу чертили. Ничего подобного ни у галлов, ни у бриттов нету! Адмиралы от вашего имени в исступление впадают и убийцей парусного вооружения обзывают. И чертежи винтовок… Мастера говорят, выполнено неопытной рукой, но будто бы с работающей схемы срисовано. Пистоли многозарядные или ружья – ладно. Опытный охотник, обладающий уймой времени на изобретательство, но эти… Эти ваши «пулеметы»! Молчите?

- Молчу, ваше императорское высочество. Мне нечего сказать.

- Вот и молчите, Герман Густавович. Молчите! От Бога это у вас, или от Дьявола, того и знать не хочу, пока прозрения сии на пользу Отчизне. Я, сказать по правде, и духов готов из блюдца вызывать, хоть и не верю в них ни на грамм, коли они выдать сподобятся – чем закончится эта новая Бисмаркова игра с Францией…

- Смею надеяться, - улыбнулся я. – Этого как раз духи и не ведают. Да и сам германский канцлер тоже. Иначе не прислал бы в Санкт-Петербург своего эмиссара.

- Герцог Маджентский тоже. Генерал Ле Фло уже даже сговорился с младшим Юсуповым, чтобы тот устроил rencontre defortuity с Сашей, - как бы в задумчивости выговорил князь. – И все ждут нашего ответа. Александр Михайлович уверен, что Бисмарк побоится снова объявить войну Франции, не будучи уверенным в нашем нейтралитете.

- А тут еще барон фон Радовиц пристал, как банный лист, - пожаловался я. Вообще-то предстоящий визит в мой дом германского посланника и был основной целью посещения нового Владимировского дворца. Но прежде как-то к слову не приходилось. Да и собственная судьба интересовала меня куда больше, чем выкрутасы европейских интриганов. – Зачем-то набился ко мне на ужин…

- Ай, ну это просто! Получил от патрона в Берлине инструкции – провести консультации с определенными, способными повлиять на решение Регентского Совета, вельможами. Теперь добросовестно исполняет.

- Помилуйте, Владимир Александрович, - вскричал я. – Да как же я могу повлиять?

- Не прибедняйтесь. Вам прекрасно известно, что в Совете нет ни единого человека, кто не прислушивался бы к Вашему мнению. Да и вообще… Герман Густавович! Ваша светлость! Не пора ли вам из фигуры обращаться в игрока? Что это вы все за спиной, в товарищах да советниках. Могли бы, причем давно могли, и в Комитете министров председательствовать, кабы захотели. Знаете же, видите, насколько эта синекура Саше в тягость! Особенно теперь…

И тут Владимир вдруг, по-моему – совершено безосновательно, стал меня выпроваживать. То демонстративно на часы взглянет, то бумаги на столе примется перекладывать.

- Жду от вас решительных действий, граф, - торопливо выговаривал молодой человек. – Составьте прожект: как вы видите развитие реформ в Империи. Учините несколько заседаний комитета… И поговорите, наконец с Александром! Скажите уже ему, убедите, что вы не противник, не злопыхатель. Что вы только к вящей Славе России!

Как же я мог позабыть о второй двери в кабинет?! Ведь знал же о ней, путался даже поначалу, выходил не в галереи, а в скромно обставленные личные покои третьего императорского сына. А тогда… Господи, о чем я этаком думал, в каких эмпиреях витал, если Владимиру пришлось с такой неприкрытой настойчивостью, словно гвозди молотком, вбивать в мою глупую голову намеки о той персоне, что стояла за второй дверью.

Вечно за спиной обожаемого старшего брата. Пока Николай был жив, конечно. Александр! Бульдожка, Саша, такой простой и понятный, забавный и неуклюжий поросенок, как изредка называл его Великий князь Константин, кода хотел подначить. Казалось, власть и второй сын императора Александра Освободителя вещи столь разные, что и ставить рядом было бы смешно.

И вот нате вам. Такие резкие перемены. Словно в одну ночь, двадцать третьего января, человека заменили иным. Резким, властным, способным на коварство и охотно интригующим. Преследующим какие-то одному ему известные цели. Способным более часа простоять за приоткрытой дверью во дворце младшего брата, для того лишь, чтоб составить мнение об интересующем его человеке. Чужим. Пугающим.

Сказал кучеру, чтоб не гнал лошадей. Подумать было о чем. В голове хороводом крутились мысли. Плохие, тяжелые. О войне, в которую не особенно дружный регентский совет может втянуть страну и бедствиях, к которым это может привести. К концу пути чуть ли не корить себя стал, за то, что так бездумно влез в историю. Не будь меня, Никса никогда бы не стал императором, а значит, не затеял бы давно необходимые Державе реформы. Да и в мировой политике все, наверное, сложилось бы совершенно по-другому. Не так... критично, что ли. Ах, знать бы еще – как?

В детстве, в школе, не любил уроки истории. Считал, изучать деяния каких-то людей, живших бездну лет назад, никчемная трата времени. Цари какие-то, султаны, лорды и министры. Что с них толку для молодого человека в эпоху развитого социализма? Примером чего они могут быть для молодого строителя коммунизма? Чему научить? Прости меня, Господи, за глупость. Обрывки сведений о последней четверти девятнадцатого века, о русско-турецкой войне и ее итогах, встали бы для меня нынешнего чуть ли не на вес алмазов.

§5.4. Хорошему гонцу весь год март

§5.4. Хорошему гонцу весь год март

У нынешних людей совсем иное отношение к войне. Как к какому-то спорту, или к выезду на охоту. Вроде как – съездим, развеемся, убьем сотню другую врагов – будет чего рассказать в старости внукам! Причем даже матерые вояки, видевшие и участвовавшие в кровавых баталиях, в этом ничуть не отличались от юных, со взором горящим, кавалергардов. Такой вот выверт сознания. Ахи и вздохи барышень от героических рассказов в Петербургских салонах, легко затмевали грязь, кровь, ужасные раны и прочие нелицеприятные тяготы международного смертоубийства.