Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей - Страница 21

Вот только зря верноподданнически настроенный посол выставил бюст своего обожаемого императора около окна своего кабинета в первом этаже. Политика политикой, а гвардейские офицеры были абсолютно уверены в неминуемой войне с Францией. И получили возможность одновременно, и выразить свое отношение к Бонапарту, и выказать собственную лихость. Недели не проходило без того, чтоб в казармах не заключались пари на то, кто первым разобьет несчастный бюст. Представьте себе несущихся по набережной всадников, бросающих на скаку камни в окно французского посольства… После этого игнорирование обязательных балов у посла и последующее пребывание на гауптвахте хоть и считались доблестью, но полагались за легкую шалость.

Посольство съехало из особняка, кажется в сороковом. И с тех пор он, хоть и оставался в ведении Гофинтендантской конторы, но по прямому назначению почти не использовался. Одно время во флигелях даже размещались казармы роты Дворцовых гренадер. Той самой "золотой" сотни ветеранов, прошедших и Крым и дым. У которых вся грудь в крестах, и не нашлось родственников, готовых принять "на довольствие" престарелых вояк.

Наконец, уже император Николай Второй передал участок брату, князю Владимиру, под стройку. И десятого августа семьдесят четвертого, накануне бракосочетания с Марией Павловной принцессой Мекленбург-Шверинской, в присутствии всей императорской семьи состоялось торжественное освящение совершенно нового дворца, выстроенного по проекту профессора Императорской Академии художеств Резанова.

До того, как я впервые побывал в гостях у Владимира Александровича, был убежден, будто бы лучше всего о человеке расскажет дом, в котором тот живет. Так вот, что бы вы сказали о дворце, в котором отделанные цветным искусственным мрамором ведут в парадную приемную, выполненную в стиле ренессанс, гостиная - пышность времен Людовика Шестнадцатого, малая гостиная - мрачная готика, танцевальный зал - рококо, будуар - мавританский стиль, а банкетный зал - явно русский? Сложно?! Ну так и хозяин всего этого калейдоскопа не прост!

Лично мне, и, кстати, князю Александру - тоже, больше всего нравился банкетный зал. И даже не только, а - пожалуй, и не столько из-за того, что я оказался невольным зачинателем новомодного архитектурного стиля а-ля-русс. Просто в помещении, где общепризнанный гурман и сибарит, великий князь, обычно устраивал званые ужины, на стенах висели картины. Пара полотен моего Артемки Корнилова, и целая галерея произведений кисти Верещагина. Этого замечательного художника, скажем так: по политическим соображениям, не принято было привечать при дворе. А у третьего сына Александра стены украшали «Добрыня Никитич освобождает пленницу от Змея Горыныча», «Илья Муромец на пиру у князя Владимира», «Алёша Попович сражается с Тугариным Змеевичем», «Дева-заря» и «Солнечное божество». А в биллиардной одну из стен занимало полотно Репина "Бурлаки на Волге". И это обстоятельство куда больше говорит о князе, как о человеке, чем эти барокко с рококо. Вот так-то!

Я уже, кажется, рассказывал, что именно ваш покорный слуга послужил причиной тому, что великий князь занял не слишком престижный пост. И о том маневре с назначениями глав отделений, который пришлось совершить Государю, что бы как бы отделить своего младшего брата от пресловутого корпуса жандармов и мрачного наследия Третьего отделения.

В прежней моей жизни это бы назвали имиджем. Так вот, князю стали создавать приличествующий его положению имидж. Владимир Александрович стал слыть ценителем искусств, гурманом, сибаритом и покровителем путешественников. А то, что большую часть членов отправленной в Китай экспедиции составляли офицеры разведки, широкой публике знать не обязательно. Не так ли?

После назначения Владимира, приближенные ко двору вельможи ожидали некоторого охлаждения наших с главой СИБ отношений. Но тут сначала поползли слухи, а после и вполне официально, в газетах, сообщили об открытии на юге Сибири богатых россыпей изумрудов, и о начале их разработок. Причем, в числе главнейших акционеров перспективного месторождения назывался как раз третий сын Александра. Сплетникам бросили новую кость для обгладывания, и об интриге с не престижным назначением члена императорской семьи тут же позабыли.

Подноготную "изумрудного" дела и вовсе знали только три человека. Ныне-то, к сожалению, после смерти Николая и вовсе два. Я, да собственно сам Владимир. И в наших с ним интересах, чтоб так оставалось и впредь. В конце концов, я был даже рад, что добрые отношения с этим весьма и весьма умным человеком удалось сохранить такой пустячной ценой. Руки у меня до Чуйской степи все равно не доходили, а со сменой хозяина на давным-давно выкупленный мною участок на самом краю Империи прямо-таки косяком пошли и деньги и переселенцы. Тем более что по широте душевной и с совета государя, Владимир таки оставил за мной десять процентов акций нового предприятия.

Сложный он человек. Умен, хитер и коварен. Умеет дружить, хранить тайны и заботиться о друзьях. Страшный враг для недругов. Не лезет с советами в те дела, в которых ничего не понимает, но я ни единого раза не видел, чтоб отверг чье бы то ни было мнение о его делах.

И в то же время, поразительная, особенно для человека его круга, порядочность. Прямо-таки болезненная, щепетильная, или даже – по-немецки педантичная. Мне казалось, что великий князь Владимир Александрович стал бы куда как лучшим правителем для Отчизны, чем Бульдожка. Я даже как-то всерьез размышлял над той чередой событий, кои могли бы случиться, дабы привести Владимира на трон Империи.

И еще. В кабинете великого князя с тех самых пор, подозреваю - как напоминание специально для меня, висит картина кисти Артема Корнилова "Казаки на Изумрудном ручье". Причем, пребывал я в уверенности, что каким-то образом удалось моему казачку невероятное – чуть ли не оживить изображенных на полотне персонажей. А как иначе объяснить тот совершенно фантастичный факт, что выражения лиц бородатых первопроходцев менялись в зависимости от настроения хозяина кабинета. В то памятное утро, например, казаки на картине смотрели на меня весьма и весьма озабоченно. Чего нельзя было сказать в отношении самого князя.

- Однако, - протянул, наконец, после затянувшихся размышлений, великий князь. - Стало быть, вы, Герман Густавович, полагаете, что Британия не преминет вступиться за Порту, в случае, ежели нам придется-таки турка воевать?

- Именно так, Ваше Императорское…

- Оставьте эти величания, - чуть ли не приказным тоном оборвал меня Владимир. – До того ли, когда наша с вами Отчизна ныне вновь может оказаться на пороге испытаний!

- Думается мне, Владимир Александрович, что непременно окажется, - кивнул я. – Ни единый из правителей Империи не сможет официально отказаться от идеи вызволения православных из-под ига мусульман. А уж князь Александр и подавно.

- Гм… Действительно… Это Сашино увлечение… славянскими идеями…

- И панславянскими, - вполголоса проговорил я.

- И панславянскими, - согласился молодой глава имперской разведки. – Эти увлечения могут дорого нам встать. Однако же с чего вы, Герман Густавович, решили, будто Дизраэли все-таки готов будет пожертвовать только-только улучшившимися с нами отношениями, ради спасения гибнущей Порты? Вы упоминали, я помню, о полумиллиардных долгах Стамбула. Но ведь, на счастье, в нашем мире еще не все возможно исчислить в золотых монетах.

- Слава Богу, не все, - с готовностью согласился я. – Но вам ли не знать, сколь болезненно принимает Лондон любое, действительное или мнимое, покушение на безопасный путь к жемчужине Британской кроны. И с этой точки зрения, попытка России заполучить контроль, или даже просто – право свободного прохождения проливов будет воспринята правительством Дизраэли, как угроза.

- Нужно так понимать, вы имеете в виду, этот французский канал в Египте?

- Именно так, Владимир Александрович. Именно так. Больше того. Я полагаю, что англичане сделают все возможное, чтоб получить этот канал в свое распоряжение, - как бы плохо не знал я историю, в том что англичане таки заполучат Суэцкий канал, был уверен на все сто. - Казна египетского хедива столь же пуста, как пусты сундуки турецкого султана. И стоит британцам назначить действительно высокую цену, как вся ныне принадлежащая Каиру доля в Суэцком прожекте немедленно сменит владельца.