Сыны мести (СИ) - Баринова Марина Вячеславовна - Страница 59

Я достал собственноручно сделанную деревянную чашу для крови и, вспоминая, как сам Ормар учил меня, рассёк ножом левую ладонь. Теперь я знал все висы, и в глубине души был горд честью провожать могущественного колдуна.

— Услышь меня, О, Гродда, хозяйка царства смерти, владычица Гродхейма! — воззвал я. — Хранительница душ, что не пируют в Водовом чертоге. Ты чтишь их, бережёшь законом справедивым. Твой мир открыт для тех, чей час пришёл.

Я наклонился над камнем в изголовье могилы и начертил кровью имя Ормара.

— Услышь меня, дщерь Брани и дщерь Натты! Яви свой взор и руку протяни. Будь благосклонна к этому страдальцу. Приди к нему и в Гродхейм забери!

Конгерм склонил голову, исподлобья наблюдая за моими действиями.

— Мы отправляем в Гродхейм начертателя Ормара Эйрикссона, — сказал я, выписывая другие руны. — Узнай его, о Гродда, и прими, как приняла Броки и Вермара.

Я подошёл к камню в ногах покойника и нанёс знак разорванной связи с миром живых.

— Ормар Эйрикссона теперь принадлежит другом миру, и да будет так, пока боги не решат иначе. Пусть дух его не вернётся в Маннхейм и останется покоен в мире мёртвых.

Конгерм запел другую, тихую и грустную песню, в то время как я вылил остатки крови на дно могилы под ноги Ормара.

— Я прощаюсь с тобой, суровый и мудрый учитель, — прошептал я. — Буду тосковать по тебе, но пусть эта тоска обернётся тебе на пользу в Гродхейме. Знай, что здесь о тебе помнят и чтят твоё имя. Пока я буду жив, сохраню о тебе память и передам потомкам.

Мы вкусили хлеба и мёда, восхваляя деяния начертателя при жизни.

— Теперь он готов, — сказал я и положил первый камень внутрь могилы. — Он свободен.

Конгерм печально улыбнулся.

— Как и я. Теперь я тоже свободен.

Я увидел, как сквозь человеческие черты его лица начали проступать звериные. Всего несколько мгновений — и вместо странного и пугающего Конгерма на камне сидел огромный беркут.

Глава 31

— Так это ты был его фетчем? — Отпрянув от неожиданности, я остановился и протянул руку к птице. — Ты следил за нами с самого Эрхелла… Я видел орла.

Беркут был спокоен, глядел на меня жёлтыми круглыми глазами — точно такие же были у Конгерма. Вот я дурак! Мог бы и сразу догадаться. Ведь тогда в лесу, когда на нас с Ормаром напал сын проклятого ярла, учитель успел начертать в воздухе руны. Я не разобрал заклинания, но именно после этого явился Конгерм и помог нам.

Орёл уставился на меня, кивнул пернатой головой и щёлкнул клювом.

— Ты теперь всегда будешь птицей? Как мне с тобой поговорить?

Дух отчаянно забил крыльями и принялся крутиться на месте — да так быстро, что я видел лишь коричневое мельтешение. Через пару мгновений передо мной снова очутился Конгерм в уже привычном почти человеческом облике. Сидел на камне как ни в чём не бывало.

— Прости, не хотел пугать. Оно само так получилось. Думал, ты раньше догадаешься, — улыбнулся он. — Я слишком долго принимал облик человека. Это превращение даётся труднее всего, особенно вдали от Бьерскогга. Мне иногда нужно принимать более простую форму или и вовсе от неё отказываться, чтобы немного передохнуть.

Я пялился на него во все глаза.

— Так вот почему тебе неприятно от прикосновений людей. Духам это неприятно?

— Ага. Даже больно.

— А почему в города тебе нельзя?

— Город — место людей. Я там слабею, растворяюсь. Могу разве что пролететь в облике птицы, да и то лучше не задерживаться и держаться повыше. Останусь в городе надолго — могу погибнуть. Точнее, просто исчезну, растворюсь. Мне лучше всего в лесу.

— Но ты же был с нами в деревне, — возразил я. — Там были люди и дома.

Конгерм покачал лохматой головой.

— Там мало людей и лес был близко. И то мне приходилось постоянно возвращаться в леса, чтобы восполнять силу. Говорю же — облик человека очень сложен для духа. Большинство моих… сородичей, назовём их так, не могут оборачиваться людьми. Поэтому являются животными — они нам ближе.

Я устало опустился на землю.

— Значит, после смерти Ормара ты снова свободен? Что будешь делать?

Конгерм пожал плечами.

— Не знаю. Здесь спокойно, сытно, легко. Но скучно. Когда Ормар меня впервые вызвал и привязал, я не был доволен. Мы не сразу подружились, хотя и зависели друг от друга. Но сейчас понимаю, что уже слишком привык к человеку. Странно осознавать, что теперь рядом не будет суетливого и очень деятельного колдуна, с которым придётся таскаться по всему Нейдланду. — Он вздохнул. — Я буду по нему скучать.

— И я.

Я поднялся и подошёл к ручью, чтобы ополоснуть миску и оттереть от крови руки. Птицеглаз не уходил, лишь молча глядел на могилу начертателя. Наверное, прощался.

— Я могу попросить тебя научить меня взывать к фетчам? — Спросил я, вернувшись к нему. — Мне нужна руна Санг, и Ормар сказал, что я смогу получить её здесь. Но не понимаю как. Он не успел рассказать о ритуале привязки.

Птицеглаз кивнул.

— Чтобы получить руну, тебе нужно сочинить вису только для своего фетча. И запомнить её, потому что именно она вас свяжет. Пропоёшь ее — и фетч явится. Потом, когда связь установится окончательно, тебе будет достаточно просто начертать в воздухе руну Санг и позвать фетча по имени — он явится. Но первое время придётся сложнее — связь будет слаба.

— А я могу выбрать, кто откликнется на мой зов? — наивно спросил я.

Конгерм улыбнулся.

— Не ты выбираешь. Мы выбираем. Но охочих служить людям среди духов немного.

— Почему? Из–за городов, в которых мы живем?

Конгерм уселся, привалившись спиной к дереву.

— И поэтому тоже, — ответил он. — Вы взбалмошные, суетливые и жестокие создания. Слишком страстные, ни в чем не знаете меры. А города… Они — самое ужасное, что вы смогли изобрести после топора. Города воюют с лесами. Люди строят крепости, валят леса, убивают и таскают всё отсюда сверх меры. Земле это не нравится. А мы связаны с землёй.

— Как гнавы?

— Не совсем. Гнавы — память земли, а духи… — Он задумался, подбирая слова. — Мы как душа в её теле. Не будет нас — место омертвеет. Поэтому–то в городах люди злобные и мстительные. В городах легко забыть, кто ты и откуда появился. По этой причине и мы там погибаем — быстро забываем о своей природе, а ведь у нас ничего нет, кроме неё.

— Понятно. — Кивнув, я сел напротив Птицеглаза. — Значит, я должен придумать вису. Какие дары принимают духи?

— Твоя кровь — это дар земле. Мы получаем силу из места, в котором живём. Ты даёшь свою жизненную силу месту, место передаёт её нам. Это работает так. Потом, когда связь окрепнет, твой фетч будет черпать силу прямо из тебя. Это особенно важно, когда вы окажетесь вдали отсюда. Чем дальше вы будете от родной земли, тем тяжелее придётся твоему духу–спутнику. Он будет зависеть лишь от тебя. И если ты погибнешь на чужбине, дух не сможет вернуться домой и тоже исчезнет. Это скверная кончина для таких как мы.

— Значит, поэтому Ормар хотел умереть здесь? — догадался я. — Чтобы ты остался жить?

— Ага. Я родом из Бьерскогга. Точнее, тогда это место еще так не называлось. Я старый дух.

В этом я почему–то не сомневался. Хотя Конгерм всегда держался со мной на равных и дружелюбно, я чувствовал, что он далеко не так прост, каким хотел казаться.

— А что умеют фетчи? — Я попытался сменить тему. — Видимо, многое — ты ведь постоянно помогал Ормару. А в лесу, когда мы впервые встретились, ты даже бился с людьми настоящим оружием.

Когнерм осклабился.

— Я же старый дух, сильный. Могу вести себя почти как человек. Умею драться, следить, могу предупредить о беде и общаться с другими духами — это бывает полезно. Общаюсь с животными… Мне не нужны сон, еда и женщины, когда я дома или рядом со своим человеком.

— Впечатляет.

— Но Ормару приходилось платить за это кровью и силой, — напомнил фетч. — Привязав меня, он добровольно согласился на то, что я буду немного вытягивать из него жизненную силу. Увы, мне часто приходилось к этому обращаться, пока мы не поселились в Бьерскогге.