Роковой секрет (СИ) - Ройс Мэри - Страница 42

— Что именно в моем приказе не ходить в восточное крыло ты не поняла?! — хриплю ей на ухо, сильнее потянув за волосы. Меня просто распирает от злости. Эту стерву нельзя оставить даже под присмотром моих идиотов.

— Мне больно! — прерывисто пищит девчонка, и ее упрямство бесит меня еще сильнее. — Пусти! — Она впивается ногтями мне в руку, и я резко толкаю ее вперед, но не даю возможности перевести дух.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты думаешь, я вечно буду терпеть твое непослушание?!

Тут же настигаю ее, оттесняя к стене. Девчонка боится. Я четко улавливаю ее страх, и тот подобно запаху свежей крови лишь подстрекает моего внутреннего зверя. И пусть. Не хочет принимать мою доброту, заставлю дрожать от ужаса. Будет послушной, как верная собака у моих ног. Я предоставил ей все удобства и блага, но строптивой заразе этого, видно, мало. Хотел как лучше, но вновь обманулся. Благо, чуйка рабочая, хоть она меня не подводит. Сола запинается, но упасть ей не дает жесткая хватка на предплечье. Рывком ставлю ее на ноги и направляю в свой кабинет.

— Всех солдат ко мне! — рычу, проходя мимо подоспевшего Балдо. Отныне девчонка станет его головной болью, больше никому не доверю.

Заталкиваю Солу в кабинет так, что она едва удерживается на ногах, но все же успевает ухватиться за стол. С минуту я стою неподвижно, прикрыв глаза, и лишь биение сердца заглушает мое шумное дыхание.

— Ты самое настоящее животное! — зло произносит мелкая дрянь, заставляя посмотреть на себя. Ее горящие яростью глаза мечут в меня копья, пока она растирает руку, за которую я ее тащил.

Выдыхаю и медленно надвигаюсь на Солу, заставляя ее хрупкое тело напрячься. Она медленно вжимается в стол, а мне охота схватить эту гадину со змеиными глазами, сдавить в объятьях и в полной мере прочувствовать обжигающую плоть, впитать в себя сладкую дрожь девичьего тела. Однако заставляю себя остановиться, подойдя настолько близко, что ощущаю сладкий запах ее страха.

— Таким животным делаешь меня ты, — спокойно выдыхаю ей прямо в лицо, засовывая руки в карманы брюк. — Неужели нельзя было проявить ко мне хоть каплю уважения? Разве я этого не заслужил?! — цежу сквозь зубы, и кровь закипает по новой, разгоняя по венам желание нагнуть сучку и выпороть до ярких отметин на нежной персиковой коже.

— Я ничего плохого не сделала…

— Ты пошла туда, куда я велел тебе не соваться! — рявкаю ей в лицо, но мерзавка только сильнее хмурит брови.

— Я просто гуляла по дому! Еще бы посадил меня на поводок, чтобы знать, куда можно ходить, а куда нет! — выкрикивает она прямо в мои губы, в очередной раз провоцируя. Грубо хватаю ее за шею, сжимая так, что она даже пикнуть не в силах.

— Босс, — прерывает меня Балдо, и я хрипло выдыхаю, пытаясь вернуть себе самообладание.

Приближающийся топот ботинок по паркету щекочет мои и без того звенящие нервы. Я неспешно оборачиваюсь, выпуская из рук хрупкую шею, и девчонка отшатывается от меня, судорожно растирая горло и шумно хватая ртом воздух. В ее раскаленных изумрудах снова пылает ненависть. Но тому виной только ее глупость.

— Кто отвечал за восточное крыло?

Перевожу взгляд на солдат, выстроенных в шеренгу. Лица у всех каменные, ни одной эмоции, и лишь один из них делает шаг вперед.

— Босс, извините, но я…

Резким движением достаю пистолет и, не раздумывая, с абсолютным хладнокровием выстреливаю ему прямо в колено. Парень с криком падает на пол, хватаясь за ногу, а я следом простреливаю второе колено. Больше нельзя проявлять слабость. Псы забыли о жесткой дисциплине? Так я с удовольствием напомню, а Уго мне в этом поможет. Внезапно звук выстрела сменяет раздирающий уши вопль девчонки, и я встречаюсь взглядом с ее широко распахнутыми глазами. Бледное лицо застыло в диком ужасе, кажется, она забыла, как дышать. Я же в кои-то веки спокоен: мой зверь накормлен, а нарушители наказаны.

— Еще один проступок, и на твоей совести будет чья-то смерть. — Удерживаю ее под прицелом пристального взора. — Балдо, теперь она твоя проблема, — киваю в сторону девчонки и швыряю пистолет на стол, отчего Сола вздрагивает, и с длинных ресниц срываются крупные капли. Я в два шага сокращаю между нами расстояние и приподнимаю пальцем ее скованное болью лицо, заставляя посмотреть на себя. — А если из-за тебя я убью своего лучшего солдата, ты отправишься вслед за ним.

Блестящие от слез глаза лихорадочно бродят по моему лицу, но Сола молчит. И правильно делает. Сейчас ей лучше не высовываться. Я выпускаю ее подбородок и направляюсь прочь из кабинета.

— Отвезите его к Аллигатору, — сухо бросаю, переступая через мычащее тело на полу.

Мне нужно напиться. Твою мать, во всем виновата эта зеленоглазая стерва, своим непослушанием выносящая мне мозг. Действует на меня, как красная тряпка на быка. Но, видимо, я действительно размяк, раз мои люди уже не могут четко выполнять свою работу. Сегодняшний случай станет всем уроком, и в первую очередь мне.

РОКСОЛАНА

По пути в комнату я едва передвигаю ноги. Пытаюсь осознать происходящее, но не могу. И не могу скрыть того, что напугана. Он выстрелил в живого человека, и на его лице не дрогнул ни один мускул. До сих пор перед глазами стоит эта ужасная картина. Словно на повторе вспышками стробоскопа, вспыхивают кадры, как Рафаэль хладнокровно нажимает на курок, и в моей голове разносится болезненное эхо. Но самое ужасное, что причиной тому стала я. Шоковое состояние погружает меня в глубокую прострацию. Страх сковывает душу. Дыхание шумное и поверхностное, я словно пытаюсь протолкнуть воздух в легкие, но приступ паники их блокирует. Нет, не смей, Сола, не смей брать на себя вину этого чудовища. У каждого человека есть выбор, и Рафаэль сделал свой, испачкав руки чужой кровью. Он не более чем убийца.

Только ведь в этом есть и моя вина тоже. Дом настолько огромный, что в какой-то момент, погруженная в невероятную атмосферу тосканского стиля, я не заметила, как забрела в восточное крыло. И еще эта таинственная дверь. В тот момент мой мозг как будто отключился, отдав бразды правления неуемному любопытству, которое с легкостью пересилило страх. Не подумав о последствиях, я решила открыть эту дверь.

Господи, ну почему я даже сейчас пытаюсь оправдать Росси? Почему не могу возненавидеть его всем сердцем? Да, мне страшно, но дай мне выбор бежать или стоять в ожидании казни от рук этого дьявола, вполне вероятно, я бы выбрала второе.

Проведенное в разлуке время окончательно помогло мне осознать, как я в нем нуждаюсь, и сколько он для меня значит, несмотря на все попытки забыть этого мужчину. Он нужен мне со всеми своими минусами, со всей грубостью и несдержанностью. Весь. Без остатка.

Ну почему я полюбила такое чудовище? И вообще, любовь ли это? Может, это что-то больное, опасное, какое-то неизлечимое чувство, которое человек и вовсе не должен испытывать? Тогда почему я чувствую? От этого неподвластного разуму притяжения я уже готова выть. Твержу себе одно и то же, словно заставляя сердце возненавидеть Рафаэля: «Он выстрелил в человека. В живого человека. А мог и убить его. И на месте этого охранника в любой момент могу оказаться я. Не задумывайся, беги, Сола! Беги!»

— Вам стоит выпить, — мистер Хитмен протягивает мне бутылку спиртного. — Синьор Росси сказал, что вам потребуется успокоительное. И, если почувствуете недомогание, дайте мне знать, я буду рядом.

Я молча выхватываю бутылку и закрываю перед его носом дверь в комнату. Никого не желаю видеть: ни этого мерзавца, ни его верных псов.

Сидя на широких каменных перилах балкона, я непрерывно вливаю в себя алкоголь. Пытаюсь выжечь из памяти случившееся, успокаивая себя тем, что не причастна ко всей этой грязи, что не заставляла Росси нажимать на курок. Почему сейчас я беспокоюсь о совершенно чужом человеке? Да, его ранили, отчасти по моей вине, но разве мне не нужно в первую очередь задумываться о себе и своей дальнейшей судьбе? Разве не должна я испытывать страх за свою жизнь? Я точно скоро свихнусь, потому что эмоции меняют полярность с такой скоростью, что перед глазами начинает кружить безжалостная карусель. Глотаю очередную порцию терпкого напитка и закусываю губу до крови, ощущая, как бурбон прожигает себе путь по горлу. В груди, подобно распускающемуся цветку, медленно расползается тепло.