Он тебя не любит(?) (СИ) - Тоцка Тала - Страница 48

— Ага, то-то я смотрю, ты второй день еле разговариваешь, — не осталась в долгу Кристина, Эва снова сдержалась, чтобы не рассмеяться, помахала девушкам и вышла из студии.

Она привыкла к их вечным склокам, в шутку и всерьез, но Кристинка и правда никого и ничего не боялась, и ей многое сходило с рук. Эва давно подозревала, что Навроцкий и мать Криськи любовники, но она слишком любила и Бориса, и Софию, чтобы в это влезать. Борис никогда не афишировал своих связей, в своем агентстве отношений не заводил, и вообще к эскорт-услугам своих моделей относился с определенной долей философии — не поощрял, но и не подерживал.

Он любил свою жену, Эве очень нравились их отношения, и она давно уже приучила себя не замечать то, что лично к ней не относится. Она вышла в холл бизнес-центра, где располагалось агентство, и внезапно почувствовала, как волоски на теле встают дыбом.

От центрального входа по холлу шла толпа людей в черном, они образовывали круг, внутри которого шагал мужчина. Шагал размашисто, ни на кого не глядя, а Эве только от одного его присутствия хотелось вжаться в стенку — она была уверена, все окружающие чувствовали то же самое.

От Арсена Ямпольского — Эва его сразу узнала, он совсем недавно рассматривал ее фотографии в кабинете у Навроцкого — исходили агрессия, власть, холодная уверенность. Ямпольский шел не глядя по сторонам, а те пульсировали толчками и волнами расходились по периметру. И когда миллиардер в окружении охраны скрылся в лифте, Эва обнаружила, что в самом деле прижалась к стене подобно бабочке, пришпиленной булавкой бесстрастным энтомологом. Просто так, ради интереса.

— Ксюш, ты не видела Борис Альбертыча?

— В третьей студии посмотри.

— Спасибо!

Эва порадовалась, что застала Навроцкого, и распахнула двери студии. И будто напоролась о прищур глаз цвета стали.

— Подожди, Эвангелина, — прозвучал резкий голос Ямпольского, словно бритвой воздух рассекли, после того, как она, сбивчиво извиняясь, попыталась задком покинуть студию. Кто ж знал, что кастинг продолжается, она думала, все уже закончилось. — У тебя есть мечта?

Эва подняла глаза и с удивлением обнаружила, что в глубине холодной стали плещутся живые огоньки. А еще поняла, что совсем его не боится, этого странного человека, напротив, в нем было что-то магнетическое, притягательное. Может, потому что он усердно кривил правый уголок губ, изображая улыбку? Оцепенение прошло, и теперь она рассматривала Ямпольского даже с некоторым любопытством.

Вообще, Эва за всю жизнь ни о ком не слышала столько слухов и сплетен, сколько услышала о нем за эту неделю. Тем сложнее было увязать некоторые из них с образом человека, который действительно разбирался в фотографии, а не только отстреливал неугодных и сутками знимался сексом, как утверждали те же сплетни. Хотя харизма его в самом деле подавляла, Эва не могла этого не признать.

Он спросил о мечте, и она задумалась. Была ли у нее мечта? Конечно, и не одна. Эва мечтала вернуть полностью долг Алене — не получалось рассчитаться так быстро, как хотелось, — мечтала дать Машке хорошее образование, мечтала о собственной фотовыставке, но… Не то, это все не то. Если разобраться, это были не мечты, а цели, этапы, которые ей следовало преодолеть. Она еще немного подумала и ответила:

— Как минимум две, несбыточная и приземленная.

— Поделишься?

Эва заглянула внутрь себя и с изумлением принялась отметать то, что до этого времени принимала за мечты — какой раздрай внес в ее душу этот человек со стальным взглядом, какое смятение в ней поселил? Но разве можно называть мечтой обычный финансовый план? Она копнула глубже и увидела себя и Машку на берегу теплого моря, а рядом мужчину с маленьким мальчиком на руках, ее мужа. Макара.

Вот такой была ее мечта, несбыточная, настоящая, но об этом Эва не призналась бы никому и никогда. Она вздрогнула и опустила голову. Вспомнилось, как они с мамой мечтали о поездке в Париж, как она хотела поехать туда с Макаром…

— Париж, — ответила, глядя Ямпольскому прямо в глаза.

А ведь это как раз та мечта, которую можно осуществить, пусть не сейчас, пока Машка такая маленькая и пока над ней висит этот треклятый долг, но потом она обязательно сможет поехать. Эва только перевела дух, как этот невозможный мужчина предложил ей спеть, и она безропотно подчинилась. Почему, сама не знала, но ей в голову не пришло отказаться, хотя вряд ли бы вышло придумать что-то нелепее, чем петь без музыки на импровизированной сцене перед двумя развалившимися в креслах мужчинами.

Но Эве вдруг самой захотелось спеть эту песню, которую она часто напевала в кухне или когда укачивала дочку. «Мельницы моего сердца». Точнее, ей захотелось ее подарить этому мужчине, чтобы разгладилась морщина от сведенных бровей на переносице, а еще захотелось увидеть его улыбку. Не ту кривую пародию, а настоящую, открытую, интересно, он вообще умеет улыбаться?

— Довольно, — приказал Ямпольский, а потом Эва как в кино попала.

Арсен Павлович сказал, что она поедет в Париж, если сумеет победить в конкурсе. Причем, ее даже не спрашивали, просто ставили в известность. Платья ерунда, остальные моменты тоже, проекты Навроцкий может делать сам. И Эва почувствовала, что от нее ровным счетом ничего не зависит, будто она песчинка. Будто разгонялся огромный маховик, и все, что ей оставалось, отскочить в сторону, чтобы ее не смело этими громадными лопастями.

— Ничего не поделаешь, Эвочка, — вздохнул Навроцкий, — если Арс что-то вбил себе в голову, переубедить его невозможно.

— Да какая с меня красавица, Борис Альбертович! — попыталась отшутиться Эва, но умолкла, поймав скептический взгляд своего руководителя. Она сидела в его кабинете в кресле, Навроцкий упирался лбом в оконное стекло, сунув руки в карманы.

— Ты себя недооцениваешь, детка, и очень сильно. Другое дело, что красавиц у меня как грязи, а хороших фотографов днем с огнем…

Они оба вздохнули.

— Я не умею ходить на каблуках, — привела последний аргумент Эва, но Навроцкий только хмыкнул.

— Не буду тебя обманывать, Эвочка, но если Арсу взберендится, то и я на них ходить начну. И не пикну даже. Так что придется тебе научиться.

— Борис Альбертович, я хочу знать, что происходит! — в кабинет влетела раскрасневшаяся Снежана и устремила на Навроцкого полыхающий взор. Эву она старательно игнорировала.

— Что такое, Снеж? — устало обернулся тот, хоть на лице у него ясно читалось, что он прекрасно понял, в чем дело.

— Меня нет в списках конкурсанток!

— Ну да, Арсен Павлович не утвердил твою кандидатуру.

— А Казаринову, значит, утвердил?

— Мало того, он лично вписал ее в список. Собственноручно, так сказать, — Навроцкий спокойно выдержал бешеный взгляд девушки и продолжил, понизив голос: — Не вздумай только выяснять у Ямпольского, почему он так решил. Если хочешь остаться в этом городе.

Снежана полыхнула еще раз, теперь уже в адрес Эвы, и стремглав покинула кабинет. Борис Альбертович только усмехнулся ей вслед.

— А вот с этим тебе придется справляться самой, Эвангелинка, они тебя без соли сожрут.

— Пускай попробуют, — улыбнулась она в ответ, — как бы не подавились!

— Что ж, я в тебя верю. Давай, завтра к девяти, будешь учиться шуровать по подиуму.

Эва кивнула и вышла. Она шла по проспекту, мимо неслись машины, а ей казалось, будто за спиной вырастают крылья. Ей был брошен вызов, она его приняла, и дело было совсем не в Париже. Точнее, не только в Париже. Она попробует выиграть этот конкурс не ради одного приза, а чтобы доказать обладателю стальных глаз, что он не ошибся, поставив на Эвангелину. Ведь то, что Ямпольский сделал на нее ставку, было неясно только слепому. Эва вспомнила полыхающий взор Снежаны и ускорила шаг. Ближайшее будущее обещало быть достаточно интересным.

Глава 27

Эва никогда так не волновалась, а сейчас у нее прямо поджилки тряслись. Время от времени она украдкой посматривала в зеркало, но видела там лишь восхитительную и умопомрачительную незнакомку, испуганно выглядывавшую из-под каскада уложенных волос, и каждый раз удивлялась, что она здесь делает.