Структура реальности - Дойч Дэвид - Страница 41

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Не понимаю, почему. Вы сами воспользовались формой моей теории, чтобы указать «излишнюю модификацию». Вы сказали, что она «проявляется» в виде дополнительного условия в самой формулировке теории — на русском языке. Но после перевода теории на мой язык модификация не проявляется; напротив, явная модификация появляется в самой формулировке общепринятой теории.

ДЭВИД: Это так. Но не все языки равны. Языки — это теории. В своем словарном запасе и грамматике они содержат существенные утверждения о мире. Когда бы мы ни сформулировали теорию, лишь небольшая часть ее содержания выражается явно: остальное передает язык. Как и все теории, языки изобретают и отбирают по их способности решать определенные задачи. В этом случае задачами является выражение других теорий в формах, в которых их удобно применять, сравнивать и критиковать. Один из самых важных способов решения таких задач языками — это неявная реализация непротиворечивых и доказанных теорий при одновременном лаконичном и ясном выражении того, что нужно сформулировать и аргументировать.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Это я принимаю.

ДЭВИД: Не случайно язык реализует концептуальную основу с помощью одного набора идей, а не другого. Он отражает текущее состояние проблемной ситуации говорящего. Именно поэтому форма вашей теории на русском языке — это хорошее указание на ее статус по отношению к текущей проблемной ситуации — решает ли она задачи или усложняет их. Но меня не устраивает не форма вашей теории. Мне не нравится ее суть. Меня не устраивает то, что ваша теория ничего не решает, а только усложняет проблемную ситуацию. Этот недостаток явно проявляется при выражении теории на русском языке и неявно при ее выражении на вашем языке. Но от этого он не становится менее ощутимым. С тем же успехом я мог бы выразить свое недовольство на русском языке, на научном жаргоне, на предложенном вами языке или на любом языке, способном выразить нашу с вами беседу. (Поппер считает, что всегда следует стремиться вести беседу, используя терминологию оппонента).

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Возможно, в этом есть смысл. Но не могли бы вы уточнить, каким образом моя теория усложняет проблемную ситуацию и почему это должно быть очевидно даже для человека, для которого мой гипотетический язык является родным?

ДЭВИД: Ваша теория утверждает, что существует физическая аномалия, которой нет в соответствии с общепринятой теорией. Аномалией является мой так называемый иммунитет к притяжению. Безусловно, вы можете изобрести язык, который выражает эту аномалию неявно, так что в утверждениях вашей теории гравитации вам не придется ссылаться на нее явно. Но ссылаться на нее вам придется. Хоть как назови розу, аромат ее будет столь же сладок. Допустим, что придуманный вами язык — ваш родной язык (пусть даже родной язык всех людей) и что придуманная вами теория гравитации истинна. Допустим, что все мы считаем ее доказанной и настолько естественной, что используем это же слово «х-падать» для описания того, что произошло бы с вами или со мной, если бы мы спрыгнули с башни. Ничто ни в малейшей степени не меняет очевидную разницу между моей реакцией на притяжение и реакцией на него любого другого человека. Если бы вы спрыгнули с башни, падая вниз, вы, возможно, позавидовали бы мне. Вы могли бы подумать: «Если бы я только мог реагировать на притяжение так же, как Дэвид, а не так, как реагирую я, абсолютно по-другому!»

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Это правда. Только из-за того, что одно и то же слово «х-падение» описывает как вашу реакцию на притяжение, так и мою, я бы не подумал, что действительная реакция будет одинаковой. Напротив, свободно говоря на предполагаемом языке, я бы очень хорошо знал, что «х-падение» физически будет разным для меня и для вас, так же как человек, родной язык которого русский, знает, что слово «напиться» означает физически разные вещи для человека и для стакана воды. Я бы не подумал, что «если это произошло с Дэвидом, значит, он будет х-падать так же, как я». Я бы подумал: «Если это произошло с Дэвидом, он х-упал и остался в живых, а если я х-упаду, то я погибну».

ДЭВИД: Более того, несмотря на вашу уверенность в том, что я буду парить в воздухе, вы не понимаете, почему это произойдет. Знать — не значит понимать. Вам было бы любопытно узнать объяснение этой «хорошо известной» аномалии. Это касается и остальных людей. Физики со всего мира съехались бы, чтобы изучить мою аномальную реакцию на притяжение. На самом деле, если бы ваш язык действительно был общепринятым и все считали бы вашу теорию действительно доказанной, научный мир, вероятно, с нетерпением ждал бы моего рождения, и ученые становились бы в очередь, чтобы получить привилегию выбросить меня из самолета! Но, конечно, сама предпосылка того, что ваша теория считается доказанной и выражается на общепринятом языке, — нелепа. Будь это теория или не теория, язык или не язык, в действительности ни один рационально мыслящий человек не примет возможность такой явной физической аномалии при отсутствии очень веского объяснения в ее пользу. Следовательно, так же, как объективно отвергнут вашу теорию, отвергнут и ваш язык, поскольку это просто другой способ формулировки вашей теории.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: А может все-таки здесь скрывается решение задачи индукции? Давайте посмотрим. Что меняет то, что мы узнали о языке? Мой аргумент был основан на видимой симметрии между вашей и моей позициями. Мы оба принимали теории, которые согласовывались с существующими результатами экспериментов и противники которых (кроме друг друга) были опровергнуты. Вы сказали, что я нерационально мыслю, потому что моя теория содержит необъясненное утверждение, но я возразил, сказав, что на другом языке такое утверждение будет содержать ваша теория, поэтому симметрия сохранилась. Но теперь вы сказали, что языки — это теории и что сочетание предложенного мной языка с теорией утверждает существование объективной физической аномалии, в отличие от того. что утверждает сочетание русского языка с общепринятой теорией. Здесь нарушается симметрия между нашими позициями, и разбивается приводимый мной аргумент.

ДЭВИД: Это действительно так.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Я попробую еще чуть-чуть прояснить это. Вы называете принципом рациональности то, что теория, утверждающая существование объективной физической аномалии, при всех остальных равных условиях имеет меньше шансов дать истинные предсказания, чем теория, которая этого не утверждает?

ДЭВИД: Не совсем так. Теории, содержащие аномалии без их объяснения имеют меньше шансов, чем их конкуренты, дать истинные предсказания. В общем, принцип рациональности заключается в том, что теории постулируют для решения задач. Значит, любой постулат, не решающий задачи, следует отвергать. Это необходимо потому, что хорошее объяснение, модифицированное таким постулатом, становится плохим объяснением.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Теперь, когда я понимаю, что между теориями, дающими необъясненные предсказания, и остальными теориями есть объективная разница; я должен признать, что это выглядит обещающим для решения задачи индукции. Похоже, вы открыли способ оправдать то, что в будущем вы будете полагаться на теорию гравитации при наличии только прошлых проблемных ситуаций (включая свидетельство прошлых наблюдений) и разницы между хорошим объяснением и плохим. Вам не придется делать допущения вроде «будущее, вероятно, будет похоже на прошлое».

ДЭВИД: Это открыл не я.

КРИПТО-ИНДУКТИВИСТ: Но, по-моему, и не Поппер. Во-первых, Поппер считал, что научные теории вообще нельзя доказать. Вы сделали четкое разграничение теорий, доказываемых с помощью наблюдений (как считают индуктивисты) и теорий, доказываемых с помощью аргументов. Поппер такого различия не делал. А в отношении задачи индукции он действительно говорил, что несмотря на то, что будущие предсказания теории невозможно доказать, мы должны действовать так, словно они уже доказаны!