За тридцать тирских шекелей - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 9

– Какой прекрасный вид! – восхитился Трофимов, обводя рукой окрестности.

– Не сомневайся, он включен в цены, – сказал Лукас по-русски, Гарри Оливер и Манфред то ли поняли, то ли угадали смысл по жесту и с улыбками кивнули.

Шустрый официант мигом принес меню. Каждый сделал заказ на свой вкус, и вскоре на столе появились салат с курицей, оливки, бараний кебаб, жареные на огне баклажаны, филе говядины, хумус, ароматный соус и горячие лепешки. Выбор выпивки доверили Крайтону – он утверждал, что пробовал здесь раньше монастырское вино из кишмиша, способное конкурировать даже с сотернами родины Лукаса. Француз снисходительно улыбнулся, но возражать не стал.

– Пять тысяч долларов за сувенирную монету – это, конечно, безумие, – сказал он. – Но в те времена шекели были тяжеловесные, тридцать монет – приличные деньги… Это достаточная цена, Гарри Оливер?

Но Крайтон набросился на еду и только пробурчал в ответ что-то неразборчивое.

– Вы не первый, кто задает этот вопрос, – пришел англичанину на помощь Трофимов. – Очевидно же, что ответ зависит от того, кто и как к этому относится, богат он или беден… Кому-то тридцать тирских шекелей кажутся ничтожно малой суммой, а кому-то – огромной. К тому же Иуда, может, сделал это вовсе не из-за денег…

– А из-за чего тогда?

– Зависть, ревность, ненависть… Я не знаю! Просто как вариант.

Официант принёс грубую треугольную бутылку из толстого стекла, на простой белой этикетке нанесены красным неровные надписи на иврите. Густо-красная ароматная жидкость полилась в бокалы, и разговор на некоторое время прекратился.

– Да, вино хорошее, – пригубив, сказал Трофимов.

Лукас молчал, но с одобрительным видом повертел бутылку в руках.

– Бутылки тоже в монастыре делают, – заключил он. – Но вино им удается лучше. Конечно, с сотерном оно не сравнится, хотя…

– А на мой взгляд, десертное вино не подходит к основному блюду, – пробурчал Бреннер, налегая на кебаб.

Некоторое время ели молча, официант подливал вино, и оно быстро закончилось, пришлось заказать вторую бутылку. На веранду вышел хозяин заведения – лысый мужчина лет сорока пяти с заметным брюшком. Он обошел столики, приветливо здороваясь с посетителями и осведомляясь, все ли довольны кухней и обслуживанием. Судя по ответным улыбкам, всё было в порядке, он тоже довольно улыбнулся. Под короткой курткой на поясе у него висел пистолет.

– Здесь все вооружены! – не удержался на этот раз Трофимов.

– Сложная обстановка, – пояснил Бреннер. – Терроризм, нападения, похищения людей…

Снова за столом наступила тишина: ели молча, и даже чокались без тостов. Наконец, Крайтон отодвинул тарелку, промокнул губы салфеткой и откинулся на спинку стула. Любой профессор, насытившись и выпив, любит поговорить и поучить кого-нибудь уму-разуму. Особенно, когда вопрос уже задан.

– А скажите мне, любознательнейший Лукас, что такого вообще сделал Иуда?

– Как что? – вытаращил глаза Рене. – Он же предал Учителя!

– Тем, что указал на него поцелуем? Можно подумать, что без него никто не знал Иисуса! Он открыто вошел в город, открыто проповедовал, открыто совершал чудеса, не скрываясь, встречался с учениками и гулял в Гефсиманском саду… Идите и берите его без всяких поцелуев!

– А ведь действительно! – воскликнул Трофимов. – Предают, когда тайное делают явным. А если все и так очевидно, то как можно предать?!

Крайтон довольно кивнул.

– К тому же Иуда обьяснял, что выполнил волю Учителя. Тот сам хотел, чтобы случилось то, что случилось…

– Чувствую голос знатока «Евангелия Иуды»! – рассмеялся Бреннер, поднимая бокал. – Но оно не канонизировано. Так что, ваш первый аргумент убедительнее второго! Хотя и второй мало значит: простая логика не может опровергнуть многовекового убеждения. Даже если оно ошибочно!

Профессора чокнулись и выпили. Бланше потянулся бокалом к Трофимову, они тоже чокнулись.

– За науку! – произнес Иван. Француз удивился, но выпил без задержки.

– Кажется, на конференц вы отвечать мой вопрос не совсем так, как думаете, или я ошибаться? – спросил он.

Трофимов неопределённо пожал плечами. После второго бокала у него исчезло чувство неприязни к Лукасу. Теперь ему было лестно, что француз так искренне интересуется его научной деятельностью, захотелось даже как-то извиниться за холодные ответы. Хотя извиняться не за что – он отвечал так, как должен отвечать советский учёный, тем более – член партии. Но здесь ресторан, а не зал конференции…

– Перстень этот, конечно, особенный, – сказал Иван. – Энергетика бешеная, обжигает руку! И это далеко не все…

Он перехватил заинтересованные взгляды Крайтона и Бреннера, и с воодушевлением продолжил:

– Я ведь проследил путь этого перстня в нескольких веках. Любое заметное явление оставляет во времени метки, и за ним тянется длинный след, надо только его найти… Не простая это штучка, ох непростая! Он судьбами людскими играл. Сначала приподнимет человека, вознесет… А потом – бац! И размажет в лепешку…

– Подождите, подождите! – оживился профессор Крайтон. – Гэйбл Харрис говорил мне что-то подобное! Ученик мой, Гэйбл! Он пишет диссертацию про историю королевского пирата Френсиса Дрейка. И там тоже фигурирует очень непростой перстень!

– Очень интересно! – Трофимов чуть не вскочил с места. – Расскажите подробней!

Крайтон пожал плечами.

– Да я не вникал. Так, услышал краем уха… Если интересуетесь, я Гэйбла расспрошу и напишу вам письмо.

– Буду очень благодарен! – с жаром воскликнул Трофимов. – Очень!

– Возможно, самовнушение, – неожиданно сказал Бреннер. – Этот жар от перстня… Да и вообще… Мало ли в жизни совпадений!

– Поэтому я обычно и не рассказываю о таких вещах, – вздохнув, ответил Иван. – Чтобы меня не сочли сумасшедшим…

– Нет, нет, я вас очень хорошо понимать! – живо заговорил Бланше, от волнения коверкая слова больше обычного. – Рассказывайте, прошу!

Но было поздно: желание выложить всю правду о перстне у Трофимова уже пропало. Он вообще жалел, что сказал лишнее. Это все вино!

– Да нечего рассказывать! – ответил он. – Я всё уже рассказал.

Бланше укоризненно посмотрел на немца, но тот как ни в чём не бывало отправил в рот очередной кусок говядины.

Разговор больше не клеился. Предложение Лукаса взять ещё вина компания не поддержала, и вскоре трапеза была окончена.

– Поедем в гостиницу, отдохнём? – предложил Крайтон, когда они вышли на улицу. – Я уже еле на ногах стою. Ночью-то, считай, не спали.

– Да, это правильно! – поддержал Бреннер. – Я тоже с ног валюсь! А если такси брать, то на нескольких человек проезд разделим…

– Тогда и я с вами, – вызвался Лукас.

Все трое направились к выходу из старого города. Трофимов остался на месте.

– Вы не пойдёте? – обернулся Крайтон.

– Я не устал, – ответил Иван. – Хочу пройтись, подышать воздухом легенд, потрогать знаменитые камни…

– Молодость, молодость, – с сожалением сказал англичанин. – Когда-то и я не уставал и хотел новых впечатлений.

Проводив коллег взглядом, Трофимов с удовольствием нырнул в лабиринт узких улочек, жадно впитывая атмосферу столицы трех религий.

Глава 3

Встреча у Храмовой горы

Солнце уже клонилось к закату, когда Трофимов вышел к раскопкам у подножия Храмовой горы. Он читал, что где-то здесь находился дом тамплиеров, и несколько лет назад тут обнаружили захоронение рыцаря в доспехах и с мечом, пролежавшего в земле тысячу лет. Он спустился в котлован и медленно двинулся между каменными руинами. Некоторые стены в большей или меньшей степени сохранили свою высоту, обрисовывая внешний вид домов, другие почти сравнялись с землей, позволяя определить только периметры жилищ.

Неожиданно всплыло в памяти воспоминание детства – игрушечный домик, из окон которого выглядывали Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф. Поросята были нарисованными, но маленький Ваня решил, что внутри они настоящие и живут своей сказочной жизнью: едят за столом в столовой, спят в спальнях в своих кроватках, играют в игрушки… Вооружившись стамеской, плоскогубцами и изрядно повозившись, он все же сорвал с поросячьей избушки крышу и очень разочаровался: там не было ни поросят, ни стола, ни кроваток, – вообще ничего! Только стены… Здесь тоже великан по имени Время сорвал крыши с древнего городка, выставив наружу внутренности старинных жилищ – в некоторых сохранились перегородки, разделяющие маленькие комнатки, в некоторых было так же пусто, как в избушке трех поросят…